Плохая замена

Юлия Старкова
 

 Была та самая августовская ночь, когда приятный холодок пробегает по коже, босые ступни ног замерзают от сырой низкой травы; тёмно-лиловое небо освещают ярким светом маленькие звёзды, похожие на искрящиеся точки; когда поднимаешь глаза и видишь, как медленно качаются из стороны в сторону тоненькие стволы сосен; когда видишь силуэты могучих поднебесных кедров и будто наяву чувствуешь его шершавую, потрескавшуюся от времени иссиня-черную кору; когда гулко лает соседская собака и её эхо разносится всё дальше; пламя костра, ярко-красное, с жёлтыми прожилками и синевой по краям, освещает невысокий деревянный забор другой дачи; тихо потрескивает костёр, нарушая тем самым воздвигнутую неживую идиллию, но, не мешая, внося своим присутствием совсем иную атмосферу; когда слышишь невдалеке журчащий ручеёк; когда вдыхаешь запах обожженной травы и аромат смолы кедровых шишек;когда кипит, бурля, непонятная кастрюля, вся облажённая выкипающей травой; когда всё останавливается, замирает, будто выжидая…
 -…Готово вроде, - донесся до меня знакомый голос Серёги; маленькая лавочка скрипнула, чувствуя на себе невыносимую тяжесть его тела.
-Ну что, достаём?- подал голос кто-то рядом.
 Я постепенно возвращалась назад. Парни – тяжеловесный Серёга и худощавый светловолосый Денис, - убрали замысловатую конструкцию с костра, где находилась вся чёрная от язычков пламени кастрюля. Опрокинув её наземь, подождав, они подобрали уже немного остывшие варёные шишки.
-Мне самую большую!- с тенью явной капризности произнесла Лика, миловидная шатенка, сидящая почти у самого костра; Денис подкинул ей одну шишку, после чего девчонка вскрикнула, и начала сильно дуть на ладони – обожглась, как всегда: это было далеко не в первый раз.
-А тебе?- Серёга посмотрел на меня.
-И мне,- ответила я, и сразу же в моих ладонях оказался горячий кусочек, пар от которого клубами согревал лицо и ледяные руки. Пахло лесной свежестью и смолой, и сердце начинало щемить от непонятной грусти.
 Отодрав все чешуйки, я зубами стала отгрызать скорлупу и вынимать мягкие сочные варёные орехи.
 А потом, когда шишки были съедены, откуда-то взялась гитара, и послышался неторопливый набор звуков, несозвучных аккордов, а… потом тихо зазвучала мелодия. И все слушали, молча, глядя на затухающее пламя костра и искрящиеся звёзды, вспоминая что-нибудь, или, наоборот, запоминая эти обожженные руки, кедры и шишки…
-Пойдём?- это было скорее утверждение, чем вопрос. Серёга потянул меня за рукав, и я покорно поднялась.
 А потом мы преодолели засыревшую, и от того неподдающуюся деревянную калитку. А он всё молчал. Мы вышли на тропу. Машинально помогая мне перпрыгнать через маленький бурлящий ручеёк, он медленно шёл. И молчал. А мне просто не хотелось спрашивать. Мы шли по каменистой дороге, конец которой упирается в пристань. Босые ноги ступали на шершавые, холодные, а то и острые камни.
-Опять без кроссовок?- даже не глядя на меня, произнёс Серёга.
-Да.
-Мои оденешь?
-А ты?
-А я привыкший. Так оденешь?
-Конечно, нет.
-А чё тогда спрашивала?
-Просто так.
-Тогда иди быстрее.
 Дорога вплотную подошла к пристани. Речной холодный ветер поднимал волосы. Ноги замерзали ещё сильней. Кажется, "просыпался" насморк…
 Слышались чьи-то голоса вдалеке; ночная гладь воды отражала небосвод, но вдруг по водяной глади прошлась рябь и…
-Чёрт! Не могу я так больше, понимаешь? Не могу!- Серёга повернулся, и в его глазах было что-то такое, чего я не замечала раньше.- Да, с Машкой поссорился, бывает. Но… позавчера… ты… я… ты мне как сестра, понимаешь?!
 Я не ответила. Меня будто свело судорогой. Я откинула голову. Что-то постепенно отмирало у меня внутри.
-Тебе плохо?
-Нет. Мне хорошо.
-Так ты…
-Я понимаю,- выдавила из себя я,- я все понимаю. Как брат и сестра…
 А потом мы вернулись. Денис все еще был с гитарой. Светились звезды. Лаяла собака. Качались деревья. Все так же. Только костер потух.
 Но сейчас все раздражало.
-Тебе не холодно?- Серега протягивал левой рукой свою рубашку.
-Нет,- а тела уже не чувствовалось,- по-братски хочешь поделиться?- съязвила я, а потом…- Не надо.
"Не надо"- эхом отозвалось во мне.