- кто разрешил поставить здесь все эти... положить... этих... людей?
никто не сделал ни одной попытки объяснить ему эти странные обстоятельства. спотыкаясь о тела, то и дело попадая пяткой в очередную пепельницу, переворачивая пустые бутылки и в дополнение к общему шумовому фону ещё и ругаясь, он пробирался к свету. на кухню.
на кухне общая картина ничуть не перестала напоминать панораму третьей мировой войны. скорее даже наоборот - ведь на кухне к диспозиции добавился ещё бесстыже-яркий утренний свет, свистящий и уже выкипающий чайник, чуть более фантазийно раскиданные тела... дым от одинокой сигареты. нет, не в пепельнице. в чуть дрожащих, таких голых без перчаток, пальцах с коротко обрезанными чёрными ногтями.
он долго моргал куда-то в угол, чтобы глаза, давно жившие своей, автономной от тела жизнью, пришли в себя и рассказали ему ещё немного о происходящем.
тем временем его самого рассматривали. в промежутках между затяжками, жадно щурясь, отключившись от реальности настолько, что захлёбывающийся чайник оставался за пределами слышимости. утренний свет театрально падал отовсюду, не оставляя ни малейшего шанса спрятаться в какой-нибудь тени. теней не было, тени умерли в пепельницах, раздавленные, втёртые в хрусталь, глину, жесть, задохнувшись от никотина...
а потому на самом виду в тёмном проёме осталось болезненно обнажённое тело, перламутрово-прозрачное от ненависти к солнцу, хрупкое, высокое, угловатое, грациозно-нелепое... очень беззащитное... и шатающееся...
- что с тобой?
это вопрос длинной во все его двадцать семь лет, высотой во все сто восемьдесят четыре сантиметра и глубиной в бездну непонимания, которой стали бледно-зелёные, словно полинявшие к весне глаза.
по кухне летало эхо, вплетаясь в шумное дыхание тел, в лёгкое дребезжание трамвая на улице, даже в свист умирающего чайника.
- что со мной...
что со мной...
что со мной................
потом, несоразмерно драматичности момента, пьяно улыбнулся - от лёгкого движения губ тело чуть качнулось в сторону. поднял глаза от угла , позволяя им ярко вспыхнуть в свете дня. перевёл взгляд с коротко обрезанных чёрных ногтей на сами руки... на плечи... на шею... лицо... заглянул в глаза...
вздрогнул
нырнул обратно в спасительную темноту угла... уже глядя именно туда, начал переваривать увиденное, что в принципе в его состоянии сделать было невозможно. он просто стоял, покачиваясь, тупо глядя в темноту и рассеянными движениями сплетал и расплетал пальцы.
он первый раз в жизни видел глаза такого цвета, и это было как... как знак. нет, как ЗНАК откуда-то то из глубин космоса или из соседней комнаты - неважно, главное, что этот знак был, и был он такой... огромный... во всю жизнь... мимо таких знаков не проходят... иногда такие ставят на могилах...
теперь он стоит перед этим знаком.
голый.
пьяный.
на своей кухне.
а знак смотрит на него, курит и ждёт ответа.
он чуть поднял глаза и установил, что знак ещё и чуть обеспокоенно улыбается. у знака была совершенно... совершенно, до дрожи родная улыбка, будто он всю жизнь видел её в зеркале, ну или чуть подальше, но часто... и до него внезапно дошло, что жить он без неё определённо не мог.
потом его знак встал, затушил в керамической пепельнице окурок, убив этим жестом ещё несколько теней... подошёл ближе... ласково взял его за руку..... руки были тёплые, и это ощущение пронзило его пальцы, затем руку, и растеклось по всему телу. ударило в голову так, что ему пришлось вцепиться в эти тёплые руки, чтобы не упасть.
- всё хорошо
и вдруг стало так, будто кто-то с самого начала времён встряхивал баллончик взбитых сливок, а тут вдруг открыл его и заполнил всю комнату прохладной белой сладостью. остались только эти глаза - его знак, и тёплые руки, и чёткое осознание того, что всё действительно хорошо....
никто не сделает шаг, не вспомнит, не заплачет
она сидит у окна, и просит об удаче
она как солнца свет, ей девятнадцать лет,
кругом глухие стены
а в ней сошлись змея и волк,
и между ними то любовь, а то измена
я был один в эти дни, я мерял их на годы
и в одночасье сгорел любимый мною город
но тут вошла она, я спутал имена
и стал белее мела
война со всех сторон, а я опять влюблен,
что ты будешь делать?
что будешь делать ты, когда застучит в твоей груди
часовая бомба?
и я звоню тебе домой для того, чтобы узнать,
что тебя нет дома
перепиши свою жизнь на чистые страницы,
и ты увидишь, что любовь не ведает границ
последняя звезда упала в провода,
и снег белее мела
война со всех сторон, а я опять влюблен,
что ты будешь делать?
что будешь делать ты, когда застучит в твоей груди
часовая бомба?
и я звоню тебе домой для того, чтобы узнать,
что тебя нет дома
никто не сделает шаг, не вспомнит, не заплачет
она сидит у окна, и просит об удаче
она как солнца свет, ей девятнадцать лет,
и снег белее мела
война со всех сторон, а я опять влюблен,
что ты будешь делать?
стихи (c)саша васильев