ЕЛЕНА ЗОРИНА - ПЕРВОЕ МЕСТО ВО ВТОРОМ КОНКУРСЕ ФОНДА ВСМ.
Человек интересно устроен – помнит то, что давно прошло и забывает, что делал вчера. Я - не исключение. За долгую жизнь (которая кажется короткой!) многое было, но запомнились почему-то два дня. Между этими днями пролегли 16 лет,однако, в памяти они стоят рядом…
Письмо первое, лето 1944 года.
Широки воронежские степи! Солнышко греет ласково, наконец-то можно очертя голову бежать и бежать, задыхаясь от переполняющего счастья.
-Лёна! – кричит мать, - Зови всех на выгон, кулеш варить будем!
Выгон, на котором пасли коров, находился прямо за деревней, и мы постоянно крутились около него. На большой треноге поставили котёл, а под ним уже веселился костёр. Не могу толком вспомнить, что именно бросала мама в котёл, но пахло оттуда невероятно вкусно! В конце приготовления мама, как всегда, влила в кулеш молока, осталось подождать, чтобы варево закипело.
Мы в нетерпении поглядывали на маму, а она задумалась, глядя на костёр. О чём она думала тогда? Об отце, от которого с начала войны не было ни слуху, ни духу? Ни одного письма ведь не дошло от него.… О том, как будет жить дальше? Все ждали окончания войны, как манны небесной. А, может, вспоминала то, что было в её нелёгкой жизни. Теперь я никогда уже не узнаю это.
- Таня! Тааняя! – по дороге от села к нам бежала письмоносица Зинка, размахивая письмом. Задыхаясь от бега, она кричала:
- Егор Пахомов жив! Жив! Таня, он жив! Егор твой живой!
Мать взметнулась к ней птицей, схватила письмо и, обнимая Зинку, зарыдала в голос.
Обернувшись, она обхватила всех нас, целуя и приговаривая:
-Жив папка наш! Живой! Господи, боже мой!
Со всех сторон бежали женщины:
- Что? Что случилось-то? Таня, что случилось?
Узнав, что Егор жив, они, плача, принимались обнимать и целовать маму, нас, друг друга.
Над выгоном стоял плач всех женщин нашего села. Плач о тех, кто уже никогда не вернётся, плач о тех, кто вернётся(но надолго ли!!) из плена, госпиталей, из того ада, что назывался коротким словом – Война…
Я смотрела на маму, односельчан, на сестёр и братьев и никак не могла осознать до конца, что отец жив, что скоро он будет рядом с нами. Деревянная ложка, крепко зажатая в руке, царапала мне кожу, кулеш давно вскипел и лился на костёр, а в душе смешались в непонятный комок ликование и страх, восторг и ожидание чуда. Не знаю точно, в какой миг из глаз хлынули слёзы, и я, переходя из одних объятий в другие, безостановочно повторяла:
- Папка - живой! Папка вернётся! Папка наш жив!
В тот год мне исполнилось восемь лет…
Письмо второе, лето 1960 года.
Где вы, любимые воронежские степи? Кто б сказал - не поверила, что решусь я со своим мужем уехать в край неведомый, в край далёкий.На Дальний Восток - на Сахалин! Остров удивил необычной щедростью ягод, грибов, рыбы и покорил чудесными морскими пляжами. Здесь родилась доченька, Иринушка, и счастью не было предела.
Лето стояло в разгаре. Мы с соседкой собирались прогуляться после полудня по берегу моря. Сидя на скамейке возле дома, я раздумывала о том, о сём.
Знакомая почтальонша, выйдя из соседнего дома и увидев меня, заулыбалась и прибавила шаг.
- Лена, пляши! Тебе письмо от мамы!
Плясать не хотелось. Совсем. Я вяло отмахнулась:
- В следующий раз спляшу, давай письмо.
- Нет, пляши! Пляши! А то и письмо будет в следующий раз! – настойчиво приставала она.
С трудом, заставив себя сделать несколько «па», я выхватила письмо.
Отчего так сжалось сердце? Что-то уж слишком душно сегодня!
« …доченька, родная… папа.. умер… случайно отрубил мизинец топором… заражение крови…. уже похоронили… прости…»
Строчки прыгали и сливались между собой, не хватало воздуха, всё закружилось вокруг меня карусельно.
« Папка, папочка, как же так? Что ж так рано-то? Ведь всего – 50! Почему?», - мысли путались, время заскользило назад, и я чётко услышала голос мамы из того, из 44-го года:
- Папка наш жив! Господи, боже мой! Счастливые вы у меня!...
Слёзы… разве они помогут?
Мне было 24 года, и я ещё не знала, что эти два письма останутся в памяти двумя маячками, высветив жизнь радостью и болью…