Съешь яблочко наливное…
Сегодня я начинаю писать свой дневник. Не знаю почему я решил начать именно сегодня…И сколько я успею написать до того момента как болезнь окончательно захватит моё тело. Может быть, надо было начать немного раньше, но тем не менее…
Итак, сегодня день первый и первая запись моего дневника. Как меня зовут – неважно. Если мой дневник прочитает кто-либо, ему уже не будет дела до канувшего в прах времени человека. Наверное, не так уж и необходим мой дневник. Не очень интересны будут события, наполняющие его. Что может быть занятного в описаниях смертельно больного человека, заживо гниющего в больничной палате. Дневник всего лишь включит мои переживания, наблюдения из окна палаты, может какие-то жалобы. Хотя на что мне жаловаться? Мне ещё повезло – здесь моё жалкое существование старается продлить множество людей. Больничные стены ограждают меня от бушующей снаружи эпидемии. Там хуже. Там людям отпущен ещё более короткий срок. Я гнию заживо. Они гниют сильнее. Или может я не прав? Может, стоит подохнуть скорее и не висеть на людях тяжким грузом? Мне трудно судить. В конце концов, жить охота всем. Пусть даже недолгий срок…
День второй. Сегодня, начали колоть новое лекарство. Оно страшно болезненное, но благодаря ему, волдыри покрывавшие кожу, лопаются не так быстро. Некоторые даже заживают. Я знаю – это не поможет. Вирус опробует это лекарство и мутирует. Найдёт своё средство бороться с ним. Может быть, через насколько дней волдыри станут больше и начнут сильно болеть. Я шёл на уколы, стараясь не задерживаться в холле. Там, немногие кто ещё во что-то верил, смотрели телевизор. Я всегда стараюсь миновать холл как можно скорее. Что нового я услышу по ТV? И главное – что хорошего? Что новые и новые районы, города и страны заражены неизвестной болезнью? Что лекарственных средств не хватает на всех и на улицах с каждым днём появляются новые трупы не успевшие дойти до дома, или просто не захотевшие встречать дома смерть? С процедур я вернулся в палату и уставился в окно. По правде сказать, там тоже нет ничего хорошего. Больничный сад не радует глаз. Редкие деревца жалко смотрятся возле железной ограды. Чахлые кустики тут и там торчат возле дорожек. Плиты дорожек треснули, раскрошились…Я постоял немного, глядя как ветер гонит по земле мусор и листья, гнёт, стараясь сломать, ветки деревьев. Напротив моего окна растёт несколько яблонь. Они чуть более ухожены, чем другие, но всё же до взлелеянных садовых им далеко. Я рассмотрел, что ветки яблонь набухли почками и подивился про себя. Другие деревья совсем не хотели выбрасывать листья. И почки…Что в них толку? Уже июнь, а холод стоит, будто в марте, ну или хотя бы в апреле. Яблони просто не успеют зацвести и дать плоды. Лето становится всё холоднее и короче. Так же как и моя жизнь…
День третий. После обеда по коридору загрохотала каталка. Вывозили трупы. Я отсиживался в палате, не могу смотреть на серые мешки, штабелями складывавшиеся на холодный металл. Сразу нахлынули мысли, что и ты скоро…и тебя так же…Каталки увезли, а я всё стоял у окна, прижимаясь носом к стеклу. Мелко дышал. Словно наглотавшись запаха разложения, тлена. За окном показался наш дворник Михеич. Он нёс в одной руке ведро, в другой толстую кисть. Пройдя через сад, Михеич остановился перед яблонями и принялся белить стволы. Зачем? Разве насекомые, способные повредить кору, уже не сдохли от вируса поразившего всё и вся? Я устал от этих мыслей и прилёг на кровать. Уснул мгновенно. Проснулся, когда уже стемнело. По инерции выглянул в окно и удивился. Возле яблонь копошилась тёмная фигура. Михеич? Вряд ли. Сторож по комплекции шире и приземистее. Тогда кто? Неизвестный тем временем закончил окапывать деревья вокруг, схватил довольно большой бак, стоявший рядом, и перевернул его. Вывалил содержимое в выкопанную траншейку. Разровнял, засыпал. Что было в баке, я не понял, но мне вдруг показалось, что земля возле яблонь шевельнулась, а сами они выпрямились, разогнули ветки. Я потряс головой и решил пойти спать…
День четвёртый. Болезнь постепенно берёт своё, сегодняшний завтрак показался мне безвкусным и клейким. По телевизору сообщили о новых закрытых на карантин зонах. Какой толк в карантине? Неизвестная чума охватила землю, спастись не представляется возможным. Разве что на другой планете. Я вернулся в палату. Хуже болезни разве что скука. Не представляю чем можно заняться. Многие, зная, что умрут, не начинают новые дела. Зачем? Кому всё это нужно? Вымирающему человечеству? Гниющим останкам, которые покроют землю? Их даже не успевают сжигать. Я не могу сидеть без дела – скучно. Но чем заняться тоже проблема. Кажется, всё переделал. Выглянул в окно и едва не упал от удивления. Ветви яблонь были покрыты листьями! Маленькими, светло-зелёными, но всё же листьями. Я долго и с умилением разглядывал их. Листочки! Новая жизнь в этой немыслимой страшной язве. Откуда взялись силы? Может, тот ночной посетитель подсыпал деревьям новое, сильное удобрение? Мною овладел исследовательский зуд. Я решил непременно дождаться темноты и посмотреть придёт ли он опять. Он пришёл. Под вязкой темнотой добрался до яблонь, таща за собой всё тот же бак. Бак явно тяжёлый – человек едва волок его по земле, оставляя глубокие борозды. Всё повторилось – он выкопал траншеи возле каждого дерева и загрузил в них то, что было в баке. Заровнял и отправился восвояси. Я отошёл от окна, положив себе выяснить, что будет с яблонями завтра.
День пятый. Листья на яблонях развернулись во всю ширь. Теперь они были ярко-зелёные, мясистые, и радовали глаз. Я голову сломал, что же за удобрение кладёт в землю неизвестный. Такой скорости выращивания я ещё нигде не видел. Я наблюдал за трепетанием листьев, и мне было хорошо. Потом мне стало хуже. Болезнь видно решила показать мне кто здесь хозяин и скрутила в клубок. Тело горело огнём, лопались нарывы, из них тёк ядовито оранжевый гной. Начался кашель, кровью, желчью, ещё чем-то. Сегодня я не наблюдал за ночным гостем – вколотое снотворное успокоило меня до утра…
День шестой. Сегодня яблоневые ветки вновь набухли почками. Точнее, бутончиками. Они готовятся зацвести. Я проспал до обеда под действием лекарств, и вечером меня настигла бессонница. Ночная мгла окутала сад, и мы с яблонями встретили одинокого «садовника». На этот раз бак был привезён на тележке. Такой тяжёлый? «Садовник» с трудом перевернул его. Я дёрнулся – а как же траншеи? Содержимое тары вывалилось на землю. На улице было темно, но я всмотрелся и…с возгласом отвращения и ужаса отшатнулся от окна. Неизвестный выкладывал в траншеи …человеческие останки! Точнее – то, что от них оставалось. Гниющая масса, в которой ещё можно было распознать палец, глаз или кусок кожи, подкармливала деревья! Я поспешно нашарил под кроватью утку и склонился над ней. Яблони питались человечиной. Я выпрямился в тот момент, когда земля возле деревьев взбугрилась, и вылезшие корни принялись живо подгребать останки под себя. Значит, первый раз мне не показалось, что земля шевелилась! Меня снова вырвало. Что за ужасные деревья? И деревья ли это? Я был уверен, что пищу для яблонь давала наша больница. Ведь морг регулярно пополняется, не смотря на лечение. Я зарылся под одеяло. Но сна не было. Меня ещё долго трясло от ужаса…
День седьмой. Они зацвели. Крупные нежно-розовые цветы усыпали все кроны яблонь. Если так пойдёт и дальше появятся плоды. Яблоки, взращенные на крови и бренных останках людей. Мои соседи по больнице вздыхали и радовались, глядя на цветущие дерева. Никто не знал, какое жуткое удобрение питает их. Почему я никому не рассказал? Кто поверит смертельно больному человеку, находящемуся на интенсивной терапии? Скажут еще, что болезнь подействовала на мозг. Я мучился, не в состоянии поделиться с кем-либо своим страшным открытием и с трудом сохраняя тайну яблонь, слушая как другие люди восхищаются ими…
День восьмой. Страшный кашель, донимавший меня всю ночь, не дал сегодня подняться с постели. Лёжа под капельницей, я задирал голову и видел, как кружит за окном бледно-розовый вихрь. Лепестки опадали и кружились по саду, покрывали землю тончайшим ковром.
День девятый. Вот и плоды. Все восторгаются, ликуют по поводу того, как быстро и чудодейственно они появились. Я же стал находить мрачное удовлетворение от своей тайны. Может, и мои останки послужат удобрением этим адским деревьям? Вот и польза после смерти. Думая так, я мрачно усмехался, сплёвывая текущую с уголков губ кровь. Она теперь часто текла, иногда непрерывно сочилась, пачкала простынь и наволочку…
День одиннадцатый. Больница приняла новых клиентов. Старые вероятнее всего пошли на корм яблоням. Спелые яблоки гнут ветки к самой земле. Одни здоровые, медвяно-жёлтые, другие кроваво-красные, словно напитавшиеся кровью закопанных под стволами деревьев. Я успею стать яблоком? Или только листьями? Не знаю…
День двенадцатый. Сегодня собрали первый урожай. Собирали его ночью. Появившийся под укрытием тьмы «садовник», собрал плоды в корзины и, поднатужившись, постепенно перетащил их из сада. На утро все удивлялись, куда дели яблоки, сетовали, что не попробовали ни кусочка. По мне – так и провались эти жуткие плоды куда подальше! Меня до сих пор бросало в дрожь при воспоминании о том. Как яблони подгребали под себя даденное…
День тринадцатый. Возвращаясь с процедур, забрёл в старую оранжерею. Зачем её держат здесь? Уже давно ничего не растёт в просторных горшках. Земля стала твёрже цемента, потрескалась до самого дна. Я прошёл до второго выхода и притормозил. Из-за двери слышались голоса. Движимый любопытством, я приоткрыл дверь и осторожно высунул нос. На площадке лестницы, ведущей к чёрному ходу, стоял Панфин. Он ел яблоко. А на полу рядом с ним стоял ящик. Тоже с яблочками. И яблоки были те самые. Я открыл рот от изумления – Панфин попал в больницу много раньше меня и болезнь, взявшая его в тиски, уже должна была убить его. А вот же! Стоит, совершенно здоровый на вид, и разговаривает с кем-то. Его собеседника я не видел – угол скрывал его. Говорили они тихо, слов я не расслышал. Но Панфин, доев яблоко, подхватил с пола ящик и пошёл к выходу. И тут я разглядел на его щеке длинные зелёные полосы. Они были страшно похожи на полоски на коре деревьев. Яблонь, растущих в нашем саду. Я прикусил язык и осторожно убрался оттуда.
День шестнадцатый. Яблони плодоносят постоянно. От них уносят корзины с плодами, протаптывая дорожки в мягкой земле. Воздух сада наполняет яблочный пряный дух. Мои нервы не выдерживают этого, я стараюсь поменьше смотреть в окно и трепыхаюсь на границе палаты и холла. Куда уносят яблоки? Кого ими потчуют? Что я видел в оранжерее – чудо? Проклятие? Обречённый на смерть – выжил. Но полосы на его лице? Мутация? Проходя через холл, я внезапно остановился. Сказанное по местным новостям заинтересовало меня. Найдено новое лекарство! Выжило несколько человек играющих важную роль в политике! Я вернулся в палату, дрожа от возбуждения. Выжить! Может и до нас дойдёт очередь? Пусть не сейчас, но ведь кто-то доживёт. Я был рад…
День семнадцатый. По телевидению выступал один из политических деятелей излечившийся от болезни. Я посмотрел, и дрожь изумления и страха сороконожкой пробежала по мой спине. Лицо деятеля было покрыто тёмно-зелёными полосами, напоминающими узоры на коре. Теперь я знал, какое найдено лекарство. Яблоки! Собранные со странных деревьев растущих в больничном саду. И кто возразит против полос на лице, если вместе с ними даруется жизнь? Наверное, найдутся такие, но их будут единицы. Остальные согласятся принять изменения на коже а возможно и во всём организме. Ради жизни. Ради свободы…
День двадцать первый. Больше я не могу подняться с постели. Ступни моих ног прогнили почти до костей. Раны причиняют мне невыносимую боль, но я не жалуюсь. Лежу в постели и улыбаюсь. И пишу дневник. Я только жалею, что не могу теперь видеть, как приходит подкармливать яблони неизвестный мне человек. Новости сообщаются ежедневно, число выздоровевших увеличивается. Правда у них изменён генетический код, они пьют много воды, кожа их меняется по структуре и цвету. Но они живы. И кажется, счастливы. Земля не опустеет. Цивилизация возродится вновь. Это буден немного другая цивилизация, отличная от людей населяющих землю раньше. Но что с того? Я лежу в постели и улыбаюсь. Скоро я не смогу писать, кожа и мясо на пальцах приходят в полную негодность. Я больше не считаю яблони чудовищами и адскими деревьями. Я благодарен им за то, что они смогут спасти хоть горсть человечества. И уже не важно и не страшно, что они потребуют за это. Иногда из моих глаз текут слёзы. Мне больно, но плачу я не от этого. Я жалею, что так и не узнал, кто же смог понять секрет яблонь. Кто смог договориться с ними? Иногда жалею, что не увижу, каким станет человечество после моей смерти. И кто же эти деревья на самом деле? Инопланетные создания? Генетически выведенные растения? А может просто Яблони, в которые сам Господь вложил кусочки разума и души, для спасения своих неразумных Детей? Я не знаю. Болезнь оставила мне совсем немного времени. Жизнь уже почти покинула моё измученное тело. Я только надеюсь, что мои остатки погрузят в бак и зароют под яблонями. И они примут эту пищу. И дадут жизнь новым листьям…цветам…и спелым, наливным плодам, дающим новую жизнь…