Жизнь, как жизнь гл. 60-62 окончание

Евгения Нарицына
ГЛАВА 60 Мой дом - моя крепость
ГЛАВА 61 Лёд тронулся
ГЛАВА 62 Река жизни

ГЛАВА 60
МОЙ ДОМ - МОЯ КРЕПОСТЬ

            Прошёл месяц. Шуру было не узнать. Она расцвела и похорошела. Каждый её взгляд, каждое движение наполненные счастьем и добротой, источали такую радость жизни, что всем, кто оказывался с ней рядом, жизнь тоже начинала улыбаться своей многообещающей улыбкой. Здесь в доме Андрея она чувствовала себя сильной и защищённой, нужной и любимой, её уважали, о ней заботились, её берегли…
            По отношению к своей новой семье девушка испытывала не менее сильные чувства любви, благодарности и преданности.
            Своё красное летнее пальто, купленное Клавдией Даниловной, и все платья она оставила там, в прошлой своей жизни. Мария Сергеевна дала ей любимую кожаную куртку Андрея, и Шура с благоговением носила её на работу со своими брюками, (благо на заводе брюки носить не запрещалось), а в выходные, гуляя с Танюшкой в детском парке или на спортплощадке, каждый раз слышала от неё:
            – Шурочка, ты так похожа на Андрюшу в этой курточке!..
            И Шуре казалось, что Андрей всё время здесь, где-то рядом…
            В будни, когда все уроки сделаны, сёстры (Танюшка всем говорила, что Шура её сестра) рисовали или занимались рукодельем. Шура вязала или сооружала себе наряды из платьев Марии Сергеевны, сохранившихся у неё со студенческих лет, а Танюшка тем временем наряжала свою куклу Танечку.
             На работу Шура уходила раньше всех, зато возвращалась домой почти на полтора часа раньше, чем супруги Орловские (её новый дом находился так близко от завода, что дворами она добиралась домой раньше, чем могла приехать на троллейбусе). А дома её ждала проголодавшаяся Танюшка со своими срочными новостями, девичьими секретами, решёнными и нерешёнными школьными задачками…
                ...
            – За окном дождь. Такой мелкий, противный, и идти – не идёт, и перестать – не перестает... Так, капает нехотя, одна капля за другой – кап... кап... кап... Вот и приходится дома сидеть. Уроки учить не хочется. Что там учить-то? По русскому ничего не задали – диктант был. Математика? Да ну её!.. Вон, Толик забыл дома тетрадь, и – ничего. Я тоже забуду... – вслух размышляла Танюшка, удобно устраиваясь в кресле перед телевизором.
            – Что там сегодня по телику? О! Мультики!.. А тут фильм!.. – нажимала она по порядку на все кнопочки подряд, и картинки на большом телевизионном экране менялись с молниеносной быстротой.
             Дверь скрипнула и ме-е-дленно отворилась.
             – Та-а-ня! Учи уро-о-ки! – услышал она недовольный голос.
            На пороге комнаты стоял Рыжик и строго хмурил брови.
            – Вот ещё!.. Вторая мама нашлась!..– подумала девочка, удивленно посмотрев на кота.
            Рыжик подошёл ближе:
            – Таня! Учи уроки!
            Девчушка легонько стукнула кота по лбу. Тот попятился, недовольно развернулся и нехотя пошёл на кухню.
            – Что ты тут всё летаешь? Глупый какой-то!.. – задрав голову кверху и глядя на жёлто-зеленую птичку, сидящую под самым потолком на оконном карнизе, ворчал кот.
            Попугай обиделся, но ничего не сказал – ссориться он не хотел.
            Кот направился на кухню и остановился перед небольшой металлической клеткой.
            – А ты что тут лазишь? – всё так же ворчливо допытывался Рыжий.
            – Маленький белый комочек проснулся, сделал зарядку, и теперь занимался "водными процедурами". Стоя на задних лапках, хомячок энергично тёр свою остренькую мордочку передними лапками, похожими на ручки с крохотными розовыми пальчиками. Увидев перед собой огромные зелёные глазищи лохматого рыжего зверя, он проворно переместился вглубь клетки, уцепился одной задней лапкой за решётчатый потолок своего домика и повис вниз головой точно по центру.
            – Никакого прока от тебя нет!..– не унимался Рыжик.
            – Эй ты, Рыжий! – не выдержала Танюшка. – А от тебя-то какой толк?
            – А...а... А я мух ловлю, – на мгновенье задумавшись, ответил кот.
            – ?..
             Девочка подняла глаза к потолку, потом медленно покачала головой из стороны в сторону и, решительно выключив телевизор, уселась за учебники.
                ...
            – Танюшка, почему ты здесь спишь, а не в своей комнате?.. И почему так рано? – удивилась Шура, придя после работы и глядя, как уютно свернулись в кресле два клубочка: Танюшка и Рыжик. – И телевизор не выключила!.. Уроки-то хоть сделала?..
            – Сделала, – не задумываясь, выпалила девочка и, на мгновение задержав на Шуре потусторонний взгляд, вскочила и пронеслась мимо девушки на кухню.
            – Где? Где он?
            – Кто, Танюша? Кого ты ищешь?
            – Хомячок!.. Такой маленький, беленький…
            – Танюшка, не было у тебя с утра никакого хомячка. Вон Рыжик есть, Гоша, если его Рыжик ещё не съел… А хомячок-то откуда?
            – Был, хомячок! Был!.. Я его сама своими глазами вот здесь видела!.. Такой хорошенький беленький, как у Толика, – убеждала Танюшка, растерянно глядя на Шуру глазами полными слёз.
            – Ну, ладно, только не плачь!.. Приснился тебе хомячок!.. Ведь ты же спала?
            – Спала… – согласилась девочка.
            – Вот он тебе и приснился!.. Не плачь! Если хочешь, я на следующий день рождения подарю тебе хомячка маленького, белого! Только, боже упаси, кто клетку забудет закрыть или он сам из клетки сумеет выбраться, Рыжик его тут же и съест, даже слушать не будет, как он в его зубах плачет. Ведь для кота хомячок – просто мышка, пусть хоть и беленькая...
            Танюшка поразмыслила и решила:
            – Нет, не надо! С хомячком лучше я у Толика поиграю. У них кошки нет. Толик его каждый день из клетки погулять выпускает.
            – Вот и хорошо! А то, если хомячка держать, тогда коту в доме делать нечего!.. Ты же Рыжика никому не отдашь?
            – Не отдам!..
            – Договорились, а теперь показывай мне, как ты уроки свои сделала.
            Танюшка побежала в свою комнату и пропала. Шура пошла за ней. Девчушка стояла у своего письменного стола и, чуть не плача, разглядывала пустые страницы школьных тетрадей.
            Шура подошла к незадачливой школьнице, взяла её на руки и, посадив себе на колени, ласково спросила:
            – Что домашнее задание сделала, тоже приснилось?
            Танюшка энергично закивала головой.
            – Ну, что ж, – сказала Шура, – выспалась, теперь за уроки, а то мама с папой скоро придут!.. – и, поставив к письменному столу второй стул, открыла Танюшкин дневник.
                ...
            Все поужинали. Шура с Танюшкой убрали со стола и перемыли посуду.
            – Шурочка, ты не забыла, ты вчера обещала мне «Аленький цветочек» почитать, аккуратно расставляя чистые тарелки на полке-сушилке, напомнила Танюшка.
            – Нет, не забыла. Сегодня мы с тобой «Аленький цветочек» почитаем, а завтра рисовать эту сказку будем. Хорошо?
            – Хорошо!.. Хорошо!.. Новыми карандашами! Да? Мне папа их вчера все до одного поточил! – прыгала Танюшка, взяв на руки притихшего Рыжика и направляясь в свою комнату.
            Вдруг в прихожей резко, требовательно и нетерпеливо зазвенел электрический звонок.
            – Кто бы это мог быть? У нас все дома, – с забытой тревогой подумала Шура.
            – Кто бы это? У нас все дома, – подпрыгивая то на одной, то на другой ноге, беззаботно зачирикала Татьянка, направляясь к двери и поворачивая ручку английского замка.
             Дверь с силой распахнулась, железной ручкой ударила по голове не успевшую посторониться маленькую хозяйку, Танюшка громко вскрикнула, схватилась рукой за ушибленное место и заплакала.
            – Что там случилось? – послышался голос Александра Васильевича и он тут же, а вслед за ним и перепуганная Мария Сергеевна, оказались в прихожей.
            На пороге их дома стояли возмущённые мать и сын Гулявцевы, а за их спинами на холодном крыльце маячила фигура участкового милиционера в форме (и при исполнении), решительность на лице которого в этот миг сменилось растерянностью.
            – Вот она где, я же говорила!.. Я тридцать дней, тридцать ночей глаз не сомкнула, все слёзы выплакала!.. А она вон где!… – показывая на Шуру пальцем, как на неопровержимое доказательство своей правоты, как всегда на повышенных тонах изрекла Клавдия Даниловна.
            – Что здесь происходит? – голос Александра Васильевича звучал сурово, таким Шура его не знала.
            – Я пришла за своей родной дочерью! Это вы её против родной матери настроили и теперь у себя вместо прислуги держите, с родной матерью видеться не позволяете! Не имеете права! Товарищ милиционер, заберите её?
            – Кого вы здесь забрать хотите, товарищ милиционер? Кто-то здесь кого-то убил или ограбил?
            – Дочь мою мне отдайте! Не для Вас я её родила, растила...– выкрикивала Клавдия Даниловна свои требования, оказавшись за широкой спиной служителя порядка.
            – Вот в милицию заявление поступило от гражданки Гулявцевой Клавдии Даниловны, что в вашем доме насильно удерживается её дочь, должен разобраться.
            – Шурочка, что ты на это скажешь? – обратился к девушке отставной офицер мягким домашним голосом.
            Шура встала рядом с Марией Сергеевной и, обняв за плечи всё ещё всхлипывающую Танюшку, спокойно и твёрдо сказала:
            – Мне уже девятнадцать лет. Я взрослый человек и сама в праве решать, где мне жить. Я здесь живу потому, что у меня никогда не было другой семьи и другого дома…
            При этих словах Танюшка подпрыгнула и, обвив тонкими ручонками Шурину шею, стала целовать её глаза, щёки, волосы, приговаривая: «Я тебя никому-никому не отдам…».
            – Инцидент исчерпан? Прошу Вас покинуть мой дом! – и Александр Васильевич, широко открыв дверь своего дома перед непрошеными гостями, сделал рукой выметающий жест.

ГЛАВА 61
ЛЁД ТРОНУЛСЯ            

             В субботу Шура с Танюшкой, не заходя домой, прямо из школы пошли в парк к реке. Здесь было так многолюдно, как только бывает на красные праздники с обязательной демонстрацией трудящихся. Казалось, что сюда сегодня вышли все жители города. Лёд тронулся!..
             Отсюда с высоты кремлёвского вала можно было видеть ожившую реку.
Большие глыбы льда неспешно двигались по широкому руслу, словно отара ленивых овец, направляемая грозными выстрелами длинного чабанского кнута, толкаясь, останавливаясь у берега и отчаливая от него,  нехотя догоняя и обгоняя друг друга.
             Шура стояла вместе со всеми у мраморного бортика смотровой площадки. Как все другие родители (или старшие родственники), она поставила свою Танюшку впереди себя на широкие каменные перила и смотрела вдаль.
             По ту сторону реки во всю ширь и до голубеющего горизонта, сочно пропитанное вешними водами, между островками нерастаявшего снега чернело и ждало своего часа невспаханное поле. Истосковавшееся по работе солнце, сейчас не жалело своего тепла, заставляя людей снимать уже надоевшую своей монотонной серостью верхнюю одежду.
             Шура смотрела вдаль, вдыхала свежий речной воздух, и ей казалось, что стоит лишь поднять кверху руки, чуть подпрыгнуть, легко оттолкнувшись от площадки, как она высоко и свободно воспарит  над этой толпой и полетит  на просторе туда, к горизонту, где любой брошенный в неё камень, упадёт раньше, чем достигнет цели.
             – Шурочка, давай купим мороженое, – неожиданно вклинилась в мысли девушки Танюшка.
             – Ой, Татьянка, я и забыла, что мы с тобой даже не обедали. Мороженое на улице сейчас есть нельзя. Ангина будет. А вот пирожное пошли купим, чтобы сил хватило до дома добраться, – придя в себя, откликнулась Шура.
             Танюшка спрыгнула с высокого бордюра и вприпрыжку, часто оглядываясь на Шуру, поскакала к ближайшему кафе.
             – Как Лада, – улыбнулась Шура.
                ...
             – У нас гости! – обрадованно объявила девчушка, едва переступив порог своего дома.
             Теперь и Шура заметила на вешалке незнакомую стального цвета шинель с офицерскими погонами и черные туфли под ней.
             Танюшка нетерпеливо разделась и побежала в большую комнату. В дверях она остановилась.
             В креслах за журнальным столиком удобно расположились её папа и незнакомый молодой человек в белой рубашке с узким чёрным галстуком и в брюках цвета морской волны (военный китель такого же цвета висел на спинке кресла за спиной незнакомца). Мужчины играли в шахматы, Мария Сергеевна, сидя на диване, с интересом наблюдала за игрой.
             Заметив в дверях застывшую Танюшку, игроки с готовностью отложили своё занятие, словно только её и ждали.
             – Знакомься, Серёжа, это Татьяна Александровна, моя младшая дочь, – с улыбкой, но вполне серьёзно, представил Александр Васильевич девчушку молодому человеку.
             – А где же Шурочка? – спросила мама, поднимаясь с дивана и направляясь в прихожую.
             – Ты, что не заходишь, дочка? Проходи, посмотри, кто у нас! – она взяла Шуру за руку и повела за собой.
             – Вот, – сказала она, остановившись у распахнутой застеклённой двери, – а вас, оказывается, и представлять не надо, ведь вы как-никак родственники, хотя и дальние!..
             Молодой человек поднялся, подошёл ближе и, глядя на девушку со сдержанным любопытством и некоторым восхищением, протянул руку для знакомства:
             – Сергей Поляков, – смущенно улыбнулся он, и в этой его улыбке отразилось далёкое Шурино детство. Серёжка Поляков улыбался вот так же смущённо всегда, когда Саша Гулявцева, оказываясь в городе на спортивных соревнованиях, математических олимпиадах, праздничных демонстрациях или навещая брата в больнице, забегала в гости к Поляковым в их крохотную квартирку в старом доме в самом центре областного города.
             – Серёжка? Ты?.. Вернулся?.. – неуверенно переспросила девушка?
             – Да, я это!.. Я!.. Только не вернулся, а приехал и в понедельник улетаю снова, – говорил молодой офицер, подводя девушку к дивану и предлагая ей сесть.
             Его слова, прозвучавшие с какой-то безысходной обидой и грустью, затронули в девушке свою незажившую рану.
             – Куда? Почему так быстро? Тебя тетя Нюра так ждала!.. Плохо ей одной-то!
             – Так вот получилось!.. – По лицу Сергея  пробежала тень, и он замолчал, вглядываясь куда-то чуть прищуренными глазами,  словно видел перед собой что-то неприятное и известное только ему.
            Он военный человек, Шурочка!.. – вступил в разговор Александр Васильевич. – Окончил Горьковское высшее войсковое командное училище. Теперь молодого командира через три дня в Архангельске в части ждут, а сюда он в отпуск приехал. И три дня отпуска дали ему по случаю вступления в законный брак…
             – Ты женишься? Поздравляю… – добродушно улыбнулась девушка, но, встретив безысходный взгляд юноши, смущённо затихла.
             – Не женится он, – вступила в разговор Мария Сергеевна, – невеста его замуж вышла. – при этих словах Сергей чуть вздрогнул и плотнее сжал губы.
              – Как? – удивилась Шура.
              – Да, милая, так тоже бывает. Писала ему все четыре года, в любви клялась, замуж обещала за него выйти, когда училище закончит… Вот он и приехал, а она ровно неделю назад замуж вышла…
             – Такие вот дела… Мать говорит, что мужа своего нынешнего её дочка ещё со школы любила, только жениться на ней он не собирался. А тут любимому её через год квартиру дать пообещали, если к тому времени женится. Он и посчитал, что если женится сейчас и ребёнок родится, тогда квартиру получит двухкомнатную… Вот и выходит, что Сергея она «про запас» придерживала.
             – Что Бог ни делает – всё к лучшему, – многозначительно глядя на свою жену, убеждённо произнёс Александр Васильевич, – это даже хорошо, что всё так получилось!.. Не стоит тебя эта девушка, и жалеть о ней тоже не стоит!.. Представь, Серёжа, что было бы, если бы её парню квартиру после вашей свадьбы предложили!?.. Представил! Вот и радуйся!.. Одно плохо, как всё это на новом месте командованию объяснишь!? Среди них тоже всякие встречаются!..
             – Да, если человека не знают,  неизвестно что подумать могут! С первых же дней обман!.. За такой прогул по головке не погладят!.. Хорошо, если не уволят, а по уставу ответить придётся!.. – обречённо, словно кладя голову на плаху, произнёс молодой офицер.
             – Неужели нельзя ничего придумать? – тихо, почти про себя прошептала Шура, мысленно переживая вместо Сергея подлое коварство любимого человека и унизительное недоверие начальства. Уж кому-кому, а ей-то известно, как больно это ранит!..
             – Ну, ладно, спасибо вам за всё, – надевая свой китель и не поднимая глаз, заторопился гость, – пора и честь знать. Уже три. Мама, наверное, с дежурства вернулась, ждёт…
             Вслед за Сергеем всё семейство Орловских (и даже Рыжик) вышло в прихожую. Сергей потянулся за своей шинелью, но опустив руки, повернулся лицом к провожающим и, в упор глядя на Шуру, неожиданно сказал:
             – Шурик, выходи за меня!.. – Шура оторопела (так её называл только Чижик), и приготовленные для Сергея слова прощания остались непроизнесёнными.
             – Ты мне всё время нравилась, с детства. Я тебя никогда не обижу, ты меня знаешь!.. Прав Александр Васильевич, это хорошо, что так всё случилось. Я тебя не тороплю… Сейчас я уйду, а ты подумай… Подумай, время ещё есть, а через два часа я позвоню, – и привычно взяв под козырёк, Сергей скрылся за дверью.

ГЛАВА 62
РЕКА ЖИЗНИ

             – Пойдём, Шурочка, – обхватив за талию смущённую девушку, позвала Мария Сергеевна, – тут есть над чем подумать. – Она с осторожностью, словно больную, усадила Шуру рядом с собой на диван и молча стала перебирать в своей горячей руке её холодные тонкие пальцы.
             Александр Васильевич с притихшей Танюшкой на руках уселся в кресле напротив, Рыжик улёгся на руках маленькой хозяйки.
             Вопрос был сложный и касался абсолютно всех.
             – О чём тут думать, Мария Сергеевна? Я же Андрея люблю!.. – сказанные вполголоса слова девушки, гулко и скорбно отразились от молчащих стен и на миг повис-ли в тишине без ответа.
             – Я тоже его люблю! – горько вторила мама Андрея.
             – И я Андрея люблю! И Шурочку! – подражая маме, вздохнула Танюшка и погладила Рыжика.
             – Но Андрея нет! Мы любим его… Любим и продолжаем жить…– продолжила Мария Сергеевна.
             – Сергей не тот человек, чтобы ревновать к памяти, – наконец вступил в разговор Александр Васильевич. – Он человек порядочный и добрый.
             – И не чужие вы с ним, – поддержала Александра Ва-сильевича его супруга. – Если бы ты согласилась, мы за тебя были бы совершенно спокойны. Сам Бог тебе Сергея в мужья послал! Стоит ли судьбу испытывать?
             При этих словах Шура вспомнила слова бабушки: «Сам Бог велел мне с Артёмкой бежать, а я тогда не по-божьи, а по-отцову сделала».
             – А здесь тебе всё равно от матери с братом покоя не будет. Уехать тебе надо от них подальше, ведь мы не вечные, кто тебя тогда защитит? – продолжала свои размышления Мария Сергеевна, и Шуре показалось, что она озвучила её собственные мысли: «Ведь я и сама всегда уехать мечтала!..».
              – Да и парня жалко!.. Я ему не завидую, если он без жены в часть явится… – снова заговорил Александр Васильевич.
              – Ну, что отвечаем «ДА»?.. – однозначно истолковав Шурино молчание, подвёл итог этого необычного разговора привычный к быстрым решениям бывший офицер.
              Шура молчала.
              – Шурочка, если не хочешь и так уж тебе Сергей не мил, то не насилуй себя, не надо!.. Ты не лишняя у нас, живи, сколько хочешь. Ты даже не представляешь, как нам с тобой расставаться не хочется, и как мы скучать без тебя будем!.. – голос Марии Сергеевны дрогнул.
              При этих словах матери Татьянка соскользнула с отцовских рук  и, взгромоздившись на Шурины колени, зашептала ей на ухо: «Шурочка, ты ведь не уедешь? Да? Я не хочу, чтобы ты уезжала, и скучать без тебя не хочу!..».
Шура обняла девчушку, и глаза её увлажнились от слёз.
              – Я тоже не хочу с вами расставаться!.. Но, вы правы, из города этого мне непременно надо уехать и уж лучше с Сергеем, чем одной или с кем-то чужим, – тихо говорила девушка, и супруги понимали, как нелегко даётся ей это судьбоносное решение.
              До Танюшкиного умишка наконец-то дошло, что её Шурочка всё же уедет, и она разревелась горько и безутешно.
             – Татьяна, перестань плакать, вон у меня уже ноги мокрые, – с напускной строгостью проговорил Александр Васильевич, внимательно рассматривая войлоч-ные тапочки на своих ногах.
             Девочка затихла и с удивлением посмотрела на отца:
             – Где? Почему?
             – Да вот! Развели тут сырость! Чуть не утопили меня в слезах своих!
             – Да, Танюшка, не стоит слёзы лить! Хорошо всё, что хорошо кончается, а дело должно кончиться свадьбой, – как всегда, нашла нужные слова Мария Сергеевна.
             – Как свадьбой? Когда же мы пожениться успеем, если послезавтра уже улетать надо?
             – Вот завтра вас и распишут! Когда людям жениться, если не в воскресенье?
             – Но расписывают не раньше, чем через месяц, чтобы подумать время было! – засомневалась Шура.
             Зазвонил телефон.
             – Это не для офицеров. Если женится офицер, значит, он уже обо всём подумал, – заключил Александр Сергеевич, подходя к аппарату.
             – Сергей? Поздравляем! Она согласна!!! Звони в ЗАГС или, знаешь, лучше сам туда поезжай, насчёт времени договорись… Да, ладно тебе, ладно, какие благодарности!? Я тут не при чём! Невесту свою благодарить будешь! Потом, всё потом, а сейчас поезжай, не теряй времени!.. Да звони прямо оттуда, что и как… – коротко и решительно отдавал свои приказы подполковник в отставке.
                …
              – Регистрацию назначили на одиннадцать часов! Нет, позднее всё занято. И так повезло!.. Вот-вот рабочий день закончится, а я тут стою, заведующую угова-риваю, свои предписания показываю, и звонок как раз:  те, что в одиннадцать расписаться должны, на месяц свадьбу откладывают…
              – Везучий же ты парень, Серёга: и в ЗАГСе повезло, и такую девушку в жёны заполучил! – с лёгкой иронией в голосе перебил Александр Васильевич, – Смотри, береги её! Если что, со мной будешь дело иметь… – добавил он уже серьёзно и положил трубку.
                …
              Шура не спала почти до рассвета.
              – Как всё быстро и неожиданно! Сегодня невеста, завтра жена, а после завтра я уже в далёком неизвестном городе! Правильно ли это, Андрюша? Серёжка хороший (ему можно верить), не то, что некоторые… – и девушка брезгливо поморщилась, вспомнив заводской вечер дружбы и пьяного Василька.
                …
              В это воскресное утро, как и в рабочие дни, Шура встала в семь, и не успел зазвонить будильник, как она тут же прихлопнула его подушкой:
              – Пусть Татьянка поспит…
              Супруги Орловские были уже на ногах. Александр Васильевич колдовал на кухне, приведя в действие сразу все электрические приборы: мясорубку, миксер, кофемолку…
              Мария Сергеевна достала из большого, видавшего виды чемодана «мечта оккупанта», своё белое длинное платье, которое как память о самом лучшем дне своей жизни хранила двадцать последних лет, и, приложив его к себе перед зеркалом, заключила:
             – Мне оно давным-давно мало, а ей в пору будет, – и, заметив мелькнувшую в зеркале Шуру, позвала её в комнату.
             – Подойди сюда, Шурочка, примерь, – и она, удерживая на вытянутых руках  скользящий шёлк, протянула девушке своё свадебное платье так, как по русскому обычаю на вышитом рушнике подаётся дорогим гостям хлеб-соль.
             – Чем не невеста? Красавица!..
             Шура с нерешительной и грустной улыбкой разглядывала в зеркале незнакомую   девушку: «Высока, стройна, бела…» – вспомнились строчки из Пушкинской сказки. – «Что ждёт эту девушку в чужом северном городе Архангельске? Есть ли там педагогический институт? Где и с кем она будет работать?..».
              – Как сложатся отношения с Серёжкой? В ЗАГСе целоваться с ним придётся, а как целоваться, если я его не люблю? – обвальной лавиной обрушились на голову девушки сомнения, но от неё уже ничего не зависело. Её подхватило и понесло…
              Словно надтреснутая от весеннего солнца льдина, подталкиваемая другими, она тронулась по течению реки тяжело и неохотно; раскалываясь и тая, плыла всё быстрее и маленькой льдинкой в водном потоке, почти неразличимая с речной водой, растаяла совсем. Её нет… Есть только река меж двух берегов со своим началом и концом, ласковая и коварная, неудержимая и вечная, под названием «ЖИЗНЬ».

(Конец первой книги)

2001-2004
Таганрог-Москва