Крайнее выражение беззащитности - во сне держаться за собственную плоть. В субботу посетил квартиру Алексея Толстого. В рюмочной был в шаге от дебоша. В воскресенье смотрел "Белую птицу с черной отметиной". Ты мне написала: "Засыпая, долго смотрела в окно и думала, что не замечу как придёт время и сквозь затканный изморозью проём дом напротив вновь предстанет горним чертогом".
Женщине, особенно молодой, на четвертый раз уже больно.
Принцип иудохристианства: люди ветхие и новые. В синагоге, справа при входе в зал, ряд рукомойников с висящими полотенцами. Чтобы чистыми руками брать Тору.
Посмотри, как строчит Сорокин. Перейди на колу, чтобы голова трещала от погони за словами - а не от алкоголя, окунись в писательство с потрохами, так, чтобы даже кал твой пах чернилами.
Симптомы латентной гомофобии: вчера на Лосиноостровском рынке в мою голову врезался голубь.
Написал такое письмо М.: "Я пишу рассказ о человеке, который в финале приготавливает и съедает собаку /до этого два дня кормит ее рисом, не дает пить, чтобы рис сварился в желудке/. Можешь мне помочь с рекомендациями: что-нибудь об устройстве внутренних органов собаки, какого они цвета, растяжимости, воняют ли, какой может быть ее порода /кр. чау-чау/, приблизительная величина и вес желудка и т.д. и самое главное - процесс вскрытия. Мне нужно пару-тройку веских описаний, фактов, о которых не знают профаны. Был бы очень благодарен. Целую тебя."
Позвонил приятель и сообщил мне, что болен СПИДом. Я раздумываю, могла ли быть у нас общая женщина. Это раздумье разгоняет во мне страх. "Мы все - холодильники смерти", - добавляет в трубку приятель, и мне становится ясно, что и я обречен.
Я живу там, где раньше была вода - на последнем, пятом этаже кирпичного дома, стоящего в пойме Яузы. По ночам с чердака, как стоны раненого, до моей комнаты доносится жалобное ворчанье голубей. Я сплю очень чутко, под кроватью держу чугунный утюг, чтобы в одну прекрасную ночь швырнуть его в раскрытое окно на крышу и надолго их испугать.
Итак, "все равно всему" - принцип и постмодернизма, и буддизма. Поэтому вернемся к нашему буддистскому монаху, катящему впереди себя обод от колеса. Точнее, к человеку, возомнившего себя этим монахом /ты знаешь - это был Гитлер/. Он действовал на основании того же открытия, которое сделали мы с тобой. Вот иллюстрация добровольного влечения к смерти: мелкими шажками, топчась в устье перед шахтой мясорубки, люди покорно ждут, чтобы встать на самодвижущуюся лестницу.
Поэтому, если ты живешь не так, словно приготовлена для заклания, ты спокойно превратишь все существенное в несущественное, а потом и в несуществующее. "Этого нет: есть".
В мглистой, мглистой сидел квартире, пил вино, ел грибы, много спал, потом поехал в трамвае №11 домой. Вывел из вагона бродягу. Видел в Сокольниках, как горит рябина.
Во сне опять кусали собаки, на этот раз черный щенок висел на моей руке. Похожий на того, который подошел ко мне в сквере на Авиамоторной, когда я, спрятавшись от дождя под зонтом, читал Платонова. Снилась также незнакомка с несколькими оспинками на шеке. Спал с ней. Дважды видел картину наступающего потопа в крымском антураже. Люди стояли и восхищались зрелищем неотвратимости, что было довольно правдоподобно, а я призывал к бегству.
Иногда я думаю о башенных кранах. Несчастье машиниста - слезать с крана, чтобы справить нужду. Никогда не видел, как их монтируют. О чем прикажете думать, ведь скоро выходить, а в этой давке царит тайная, злоумышленная тактильность.
Ты призналась в том, что хотела нарушить запрет. DO NOT MASTURB - сорвать объявление в кабинке туалета. Это быстро, как акт дефекации. Здесь нет внешнего сладострастия, здесь все механично и зло, поэтому ты всегда стеснялась делать это при мужчине. Не всполошатся овощи-менеджеры - твои сослуживцы, не вздрогнет на улице оранжевый дворник, но только я один буду знать, что где-то на согретом стульчаке ты надерзила этому непристойному миру.
В золотистом пиве плавала пчела. Г. говорил миролюбиво, но, не замечая этого, пристукивал веснушчатым кулаком по столу: "Не надо его кончать. Он сам гикнется".
Детство деструктивно, взрослый экстремизм требует форм. В детстве ты отнимал у пауков конечности, исследовал сексуальный каннибализм богомолов и поражал током амфибий. Сейчас ты потерял интерес к монструозным объектам. Идешь по улице, видишь формы; думаешь - как хороши, как просятся под нож.
Черт держит зашкирман. Уехать в Византию, к ослепительным камням, на склоны чистых песочных гор? Нет, могильный холод Беловежского леса пуще хранит ангельскую природу.
Когда в мире и без того враждебном ожесточается и твоё сердце - против меня, я становлюсь удивительно спокойным. Что такое быть перед всеми виновным, мне понятно. Непонятно было только, что среди всех этих "всех" не хватает тебя.
Жрец и жертва – одного корня, самопожертвование сродни жречеству. Если жертва проглатывает золото, жрец добывает его из тела жертвы с помощью огня. У жреца нет предрассудков, нет и предосторожности: он жрёт с ножа, пока промывается золотоносный прах жертвы.
Отрицательное обаяние осени/обаяние туфель-лодочек в золотом фарватере/взгляда побитой собаки/червячных редукторов вскрытого эскалатора. Черной бабочки, беззвучно влетевшей в пустую комнату. Обаяние креста как инструмента казни. Отрицательное обаяние свастики.
Непогашенные обязательства. Потухающий костер на берегу Клязьмы, вокруг которого бегает человек, а за ним - коза. Торговка на улице 1905 года, даже в страхе перед погромами подсовывающая фальшивую купюру. Скоро обледенеют окна.
Ты целовалась, у меня на глазах, с милиционером-сержантом на туманной Английской набережной, когда он остановил нас для проверки документов. Ты всего лишь закрылась от меня воротником плаща. Но я уже не мог тебя оправдать, ведь мы шли без бомбы, и надобности в том, чтобы так договариваться с властями, у тебя не было.
С американцем, сделавшим DELETE Борману в Нюрнберге, спустя четыре года случился DELETE на испытании нового электрического стула. Кафка просил Роберта Клопштока в 1924 году: "Доктор, дайте мне DELETE, иначе вы палач". Ты делаешь мне DELETE ежедневно, и чем это заканчивается? Я включаю Caps Lock И НАЧИНАЮ КРИЧАТЬ.
На пятидесятый день осени приставлю к дому нарощенную лестницу, на первой ступеньке счищу с ботинок грязь, поднимусь наверх и начну чинить крышу. С удивлением посмотрю на наш двор. Вот висит стиранное тобой белье, белокипенное. Куры бродят в кустах малины. Кабы не забеременела.
Вечером спущусь вниз, переоденусь во всё чистое. Пройдемся по деревне? В белой деревне - белые голоса. Люди не расфуфыренные, сирые. У рукомойника из чугуна, без крышки, куда нападали желтые листья, ты скажешь: беременная я. Оплодотворенная.
В ту ночь, багряную, хрустальную, кровавую, когда тучнеет свет под фонарями и утончаются стволы во мгле, на старой балке, а в воздухе разлит сироп кленовый, тебя обрызгивает как будто Атлантическая пыль, прохожие идут брезгливо, как-то набекрень; топорщатся зонты, сверкают спицы, - и ты идешь с закрытыми глазами.
Она была его двенадцатой женщиной за этот год. Она даже не знала, как его по-настоящему зовут: он носил англо-саксонский псевдоним. Ещё он носил золотую цепь на волосатой груди; и звал её на концерт Чика Кориа. Она не пошла. Она считала, что он её обманывает, ведь Чик Кориа наверное давно уже мёртв. Тогда он пригласил её в сауну, обещал шампанское и номера, и она пошла с ним. Номеров не было, спали на матах в спортзале. Маты впитали её полуночный пот. Она знала (один из её парней был боксёром), что многие спортивные снаряды набивают конским волосом. Может быть, поэтому она не сердится на него за то, что врач выписал ей противопедикулёзную мазь.
Думал об осенних парках, в которых когда-то был, - особенно вспомнил Борисоглебский: гипсовых оленей, покрытых серебрянкой, сгоревшую эстраду с остовами скамеек. Подсчитывал, от скольких людей отвернулась душа моя. Если следовать посулам своей совести, J., (а виртуальной совестью для меня являешься ты), то я должен прекратить с тобой переписку. Ведь сколько я не лавировал в переписке с тобой между добром и злом, ты звала меня к бескомпромиссности. А переписка - зло несомненное, в особенности между незнакомцами. В особенности между мужчиной и женщиной.
Под утро мозг cконструировал следующий императив: прогнать по ежам стадо коз. Нехорошо и козам, и ежам. Козы символизируют упорство, ежи.. паровозную и противотанковую технику. Если сон метафора летальности, но сновидение в нём - метафора жизни-левитации. Не потому ли так трудно заснуть, не потому ли так не хочется просыпаться.
Ко мне тянулись черные руки газетчицы. В заголовке "Известий" увидел восхитительную опечатку и растрепанного как Распутин Дугина. Мне улыбнулась загорелая продавщица, у которой ежедневно покупаю закавказский кефир. А вчера мой 56-летний отец, выпив вина, вышел из-за стола и продемонстрировал гостям, что умеет стоять на руках. "Он отец мой", - думал я, помогая ему скомбинироваться так, чтобы он не опрокинул стол. Сегодня утром вспоминал юную Татейшвили, показавшую мне … на крашеной скамейке Измайловского парка, и торговца арбузами, который угрожал мне ножом, - ещё бы: я был с грузинкой. Сегодня J. сообщила мне, что у неё электрик, и я испугался, но потом понял - это бельё у неё цвета "электрик".
Мять слова, как грудь любимой: форма определяет желание. Untermensch ты или наци - без этих персей будешь прозябать.
Она была сванеткой. Не называть же мне её "сванкой"? Ей было пятнадцать, когда я впервые увидел её в одном абхазском доме во время **конфликта. Однажды я сидел в кругу её родственников, в основном это были женщины (все мужчины, как представители самого воинственного племени в Абхазии, мало бывали дома): грузные, неподвижные, все в черном, хозяйки переговаривались меланхолично (так скрипят осенние качели), и следили за девочкой, которая топлес играла с котенком. Груди её были до смешного неразвиты, но совершенно белы. И тогда, в наступившей тишине, я перехватил её детский взгляд.
Она вошла ко мне в камеру через три года - женщина в черном, но с непокрытой головой. Просто открылась дверь и она молча вошла. Сначала я не узнал её и решил, что мне привели исповедницу.
- Исповедоваться я не буду, - сказал я сразу.
Тогда она легла на нары и ответила мне:
- Ты успеешь ещё это сделать, только быстро, ведь за тобой скоро придут.
Темным осенним утром за темными деревьями медленно движущиеся огни автомобилей. Словно сонные прохожие идут с фонарями.
Мой дед был неласковым человеком. Он сказал за свою жизнь не больше десятка слов, последние из которых были: "Кранты мне". Он был угрюм, не завтракал по утрам, любил возиться со свиньями. Известно, что плохо кончал тот человек, которого дед по каким-то причинам невзлюбливал: я предполагаю, что дед пользовался негативными медитациями.
Он: изготавливал стельку из обложки книги.
Она: завивала ресницы ложкой, разогретой на голубом огне.
Он: драгоценности из её шкатулки относил в ломбард.
Она: гладила бельё маленькой наковальней.
Он: петли её дверей смазывал подсолнечным маслом.
Она: гордилась своими ногтями, белыми, как кокосовая стружка в торте.
Он: воевал в метро.
Она: ждала его в корчме.
Когда ты спишь со мной, твой правый локоть упирается в мою грудную клетку. Была бы у меня ещё одна жизнь - я переписал бы Библию. Читай: я переспал бы с Евой, рождённой из моего ребра.
По возрасту я почти Христос, я достиг мудрости, поэтому обнаружив в своем почтовом ящике упаковку аминотриптилина, я конечно же немедленно съел одну таблетку. И хотя это средство показалось мне седативно слабым, все равно, спасибо тебе, добрый человек, подбросивший мне его.
Алкоголь впервые дистиллировали арабы. Так начался геноцид славян, позабывших ягодную, медовую брагу. Когда я вижу девушек, оголяющих животы, я усматриваю в этом следы мавританской экспансии.
Твой голос уже звучит с прононсом: осень. Я сижу в пустой комнате - курительной - на единственном стуле, ничто не шумит во мне - все уже отшумело. Только ветер на улице.
После визита ремонтёра с чёрным лицом, разводным ключом и паклей в кармане моё гнездо было чуточку опозорено, потому что я, как и много лет назад, вернулся домой с первым снегом, утром, когда весь мир стал бело-кипельным и настаивал на моём просветлении, и оно уже как будто бы состоялось; всё вокруг выглядело недоуменным, и даже спина дворника-азата выдавала недоумение: надо же, в этой стране ещё и снег выпадает! - на пороге я услышал забытые родные запахи, снял одежду, прошел на кухню и увидел в блюде на столе фейхоа и гранаты. Я завалился спать. Но тут раздался требовательный звонок в дверь, я встал, надел халат и впустил раздраженного человека, который и наследил в моём доме. И все-таки мир, переставший быть цветным, скрасил и моё недоумение; выйдя на улицу, я даже посмеялся над своей дрожью перед ремонтёром. Я шел к метро и думал о том, кто я такой. Одержимый бредом влюбленности?
Дотронуться до тебя мешали три причины: во-первых, я наблюдал тебя во сне, во-вторых, из окна своей комнаты, т.е. смотрел в окно противоположного дома, в-третьих, я видел не тебя даже, а твоё отражение в зеркале. Ты пила из бокала вино, была в черном, похожем на тунику платье тридцатых годов в белый горошек.
Постигается, что креативно не безбрачие, а медленье перед браком как перед любым контрактом. Втянутый в одинокий быт, просыпаешься без куража и обнаруживаешь у своего ложа: сковородку с пригоревшей картошкой, пепельницу из черного дерева всю в окурках, пустую пивную посуду. В зимних окнах без штор видишь себя, вмешавшегося в собственную судьбу: голый торс интервента.
Перед сном я выпил полбутылки крымского португальского и крепко заснул. Проснулся заполночь от гула самолёта, лежал и осматривал диковинные тени на стенах моего кабинета, и когда услышал её телефонный звонок, то сразу взял трубку.
- Ты слышишь? - спросила она.
Этот гул так глубок, так ранит моё сердце, а ведь всего-то он - далёкий рёв турбин.
- Слышу, - ответил я.
- Мы вместе его слышим. Теперь ты понимаешь, насколько мы близки друг к другу.
Я повесил трубку и почему-то подумал, что мы будем ещё ближе когда-нибудь - тогда, когда умрёт Алла Пугачёва.
В оттепель кровь отливает от головы. Едешь в метро, читаешь газету: президент Кокойты работал электромехаником и носил настоящую фамилию Кокоев. Ни одной хоть сколько-нибудь симпатичной попы по дороге на работу, ни одной. Диктор говорит: обращайте внимание на подозрительных лиц. Ни одной! Зато сколько подозрительных! Эти подозрительные лица скребут русский снег, посыпают его крошеным гранитом, песком и солью. Эти подозрительные лица вывозят его по ночам в самосвалах из столицы.
В русском NEWSWEEK читал о промискуитете у сумчатых мышей ("надёжное средство не пропустить наиболее здорового и сильного партнёра"). Здесь же, в журнале, некий Артур, потребитель мобильного контента: "...со столичными девушками у меня проблем нет". Этнический промискуитет. Вечером надрыв от Аксиньи и Натальи. "Женщина - кошка. Кто её погладит, к тому и ластится". Промискуитет по-шолоховски.
Итак, Наталья, подъезд, м. Пролетарская. Причины: сектантка, исчезла. Фотомодель с Украины, Анжелика: возрастной барьер, наркотики, исчезла. Поезд Москва-Брест, две женщины: мешала двоюродная сестра. Однокурсница, Марина: отсутствие противозачаточных средств & оклеветали & отбили. Однокурсница, имени не помню, на её квартире: наличие “папика”, гашиш, стервозность. Третья однокурсница, на съемной квартире, имени не называю: психологическая травма после смерти супруга (убило молнией). Четвертая, Лиля: хотела замуж. Пятая, дочь дипломата: читала вслух “Волшебную гору” Томаса Манна. В районе Перово, имени не помню: нерешительность и двоюродная сестра. Преподавательница эстетики, МГЗПИ, на улице Верхняя Радищевская: возрастной барьер, отсутствие вменяемости. Пионерский лагерь МОЭНЕРГО: физическая неприязнь на национальной почве. На даче "Горьковское болото": малолетка & посторонние. Там же - попросилась мне под зонт - причина: тяжелые сумки с разобранной штангой. Город Жуковский, Лиля, такси и собственная квартира: отсутствие противозачаточных средств. Из аспирантуры, Виктория, подъезд, причина: ревность к семейному положению. Из Витебска, в поезде, Татьяна: ревность. Оттуда же, Татьяна, тоже в поезде: муж-парикмахер. С Васильевского острова, Лиза, в вагоне электрички и потом в метро: оторвали. Северо-Западный район Москвы, съемная квартира, имени не называю, причина: сказала “не трогайте меня”. Боткинская больница, Лена: невменяемость. Стриптизерша из Узбекистана, в подъезде: отказала на первый раз, другого не было. Проститутка, Северное Медведково: ударила в спину вилкой и отказала. Юго-Восток Москвы, N., квартира в хрущевке: взаимная физическая неприязнь на национальной почве, наличие детей, травма после развода, настаивала на бритых подмышках. Незнакомка, J., в интернете: оказалась женой.
В сущности мне больше нравится девушка из архива, чем девушка с recepshion. Обе соответствуют своему месту - одна, тихонькая, робкая, сидит в полутемном зале с высокими до потолка стеллажами; другая, позаметней, округлей, - в прозрачном, залитом светом "аквариуме". У первой на столе ваза с цветами, к которым пришпилена искусственная стрекоза с вырезанными из газа крылышками. У второй на полочке прямоугольное зеркальце. Обе всегда готовы к неожиданному приему посетителей, однако сегодня я обеих застал врасплох: первую - когда зашел в архив без стука, вторую - когда нагрянул вместо курьера с пакетом документов. Сегодня обе знают, знают и не понимают, как это случилось, почему этот человек, ворвавшийся в их пространство, и на которого они глядят так испуганно, - распространяет запах французского одеколона и тигровой мази одновременно. Это я объясню им чуть позже.
Обрезают деревья во внештатный час, во внештатное время. Как мухи в пустом дачном доме, жужжат вдалеке бензопилы. Можно зажмуриться и предположить, что лежишь в комнате с буржуйкой; пучки зверобоя, укропа под потолком. Или нет, в парижской мансарде, на (как это по-французски?) rue de Provance, в постели; на серебряном подносе айва и армянcкий коньяк. Внизу проносятся в смартах африканцы и азиаты. Vivat! Ты спешишь ко мне со свежим багетом на завтрак - моя ля фам фатум.
Девушка на эскалаторе (без верхней одежды): осмотрелась, прежде чем встать на движущиеся ступеньки - кто за ней будет стоять? Они проводят ежеминутную рекогносцировку в толпе, чтобы избежать нападения или самим напасть. Слишом много Ж.
После многовековой бессонницы - звонок будильника. Моника на экране. Как хорошо проснуться с тобой, Моника, чужая милашка, Белуччи, согрешившая с (фалангистом, дуче?).
Перед рассветом слышал: где-то вдалеке гудит самолёт, а над моей головой стучит плотник. Какие мирные звуки, - подумал я. - Вот плотник, - думает ли он сейчас о каком-нибудь определённом пассажире этого самолёта? Нет, он даже гула не слышит, толстокожий он человек. А пассажир? Маловероятно. Возможно даже, землю застелил туман, и пассажир вообще не видит города, чтобы думать ещё о каком-то плотнике. Слышать же пассажир плотника совершенно точно не может. Но если вдруг на борту самолёта брат плотника, и они одновременно подумали друг о друге, каково бы было это? "Там внизу, в сырой московской квартире сидит и стучит молотком мой брат, я почти слышу его", - сказал бы один, посмотрев в иллюминатор. "Э-э, да это наверное брат мой полетел", - подумал бы бы другой, прикусив губами очередной гвоздь.
Знают ли они, что о них - обоих - думаю я?
Когда-нибудь мой сын скажет, что у него был вздорный отец. Что сказать ему в упреждение? Что сегодня я видел снеговика на зелёном газоне.
Есть мнение, что русские произошли от гиперборейцев. Тогда, наверное, мне приснилась Гиперборея-/GB/. Я подполз к краю обрыва и увидел котлован /BG/-Борисоглебского озера, в котором разыгралась буря; мачту ялика, так накренившуюся и так не оставлявшую ему шансов, что я отвернулся и вперил взгляд в грозовое пространство котлована. Я опасался, что часть побережья подо мной обрушится, и в страхе зарывался в песок, как кутаются в одеяло (он показался мне теплым), только ветер брызгами морской пыли освежал мне лицо. Вдруг почувствовал, что кто-то в белом приблизился к тому месту где я окопался (это была женщина, не заметившая меня), и я закричал что есть силы сквозь шквал.
- Ох, вы меня испугали, - тихо сказала она и совершенно спокойно повернула к черному лесу, из которого вышла, хотя очевидно было, что возвращаться туда не намеревалась.
Айседора Дункан лишилась невинности в мастерской Родена. Как натурщица, не была убийцей. Нет, убийцей стала как муза.
Как перверт, я чуждаюсь медицины. И в доме моей бабушки никогда не пахло лекарствами. Только когда её положили на стол, я услышал запах формалина.
Вчера по дороге домой вышел на остановку раньше. Прошелся по улице Енисейской. Полы пальто по ногам стучали, было ветрено и бесснежно. У дверей магазинов хвоя в лентах, новогодняя и печальная. Дома выпил вина под белую рыбу и завалился спать. Под утро кошки учинили такую вакханалию, будто за окном не Москва, не декабрь, а ялтинский дебаркадер.
Из всех фигур карнавала с детства мне больше нравится Арлекин. Долгополые рукава /смирительная рубашка/, кокаинистическое лицо, волосы цвета воронова крыла. Мне представлялось в дальнейшем почему-то, что если бы Арлекин повзрослел, то стал бы выглядеть как Оскар Уальд. В обоих есть что-то педерастическое. Не помню, его ли насильно, привязав к стулу, с ложки кормила Мальвина. Но эта сцена оставила во мне глубокий след и предопределила мои мазохистские наклонности. Вот только воплотить их сполна до сих пор не удалось. Это ведь надо купить наручники, но как их купить, если денег не хватает даже на то, чтобы у стоматолога вырвать зуб.
В шесть лет я носил башмаки "прощай, молодость". Бабушка считала это приемлемым. Принесла их с рынка и сказала, что купила у "частников", очень удобные. Я долго гадал, кто такие "участники". Но я встретил это слово на стендах в магазинах. Так родилось моё первое заблуждение. Своему трёхлетнему сыну я уже купил кроссовки со светодиодами.
На плоскогорье буду собирать камни. Ночью созерцать свечение селеносодержащих водорослей. Трапезничать в плетеном кресле, вспоминать московскую аську. Привезу домой наконец подголовный валик с лавандой.
Гибель экспедиции Андрэ в 1987 году произошла из-за гипервитаминоза. Покорители Севера питались жиром и печенью белого медведя. Слишком много А и D. Кроме людей, у белых медведей в природе врагов нет.
Ещё благоприятствовала роза ветров, далеко был сезон пыльных бурь, ещё не поливали из шлангов газоны, я шёл из школы с первым похвальным листом, который нёс в руках - на нём не просохли чернила - был конец мая, я предвкушал радость матери, сам радостно дышал, и даже бензиновый выхлоп казался мне веселяще-весенним. У советского магазина стоял монгол, он попросил купить ему 400 г масла (местным не отпускали). Трудно было это сделать, потому что и советским гражданам отпускали не больше двухсот. Но выждав добродушную продавщицу, я взял две пачки по двести. Когда я вынес из магазина эти пачки, завёрнутые в крафт-бумагу, монгол так обрадовался, что подарил мне юбилейную монету со всадником на гербе. С той поры встречавшиеся мне в литературе луидоры, особенно у Виктора Гюго, представлялись не иначе как этот позолоченный тугрик.
Шаромыжник - Сher ami; шваль - шевалье. Этимологические перевёртыши. Но во мне нет двойного дна, я не инструмент иллюзиониста, не заложник дьявола. Ты может считать что я бессердечен - нет, отстранён я. Говорят, зелёные глаза рецессивные, карие - доминантные. Но я ни с кем не состязаюсь, ни на кого не посягаю. Горюнов по матери, Рысаков по отцу; мне ли не знать, отчего слезами и кровью полита моя земля? - здесь нечего рыпаться, бабьего счастья со мной не найти.
Утром отправились на пикник. По превосходным трамвайным путям шли и болтали. Перепрыгивали через ямы, вырытые чтобы не проезжали машины. Добрались до вокзала, перехватили по бутерброду, сели в поезд на Черусти. В вагоне молчали или читали. - Хочешь, сядешь к окну? - спохватывался он с заботой. Она отрицательно улыбалась. Благонравная она была. Пролетали в окнах грязные производственные корпуса, чадящие трубы, синяя дуга реки показалась, поезд прогремел по мосту; цыганка выпростала грудь для младенца, на глазах очарованных пассажиров. Сошли чуть раньше; смотрели на розовые стволы сосен, задрав головы, громко сглатывая слюну, смеялись. В лесу было тихо, тоже были вырыты ямы. Никакого валежника не оказалось, растапливали какой-то соломой. И когда сквозь дым, опутавший их, увидели перед собой человека с безвольными глазами, в застёгнутом наглухо пальто, со сжатыми челюстями, смирно судьбу приняли.
Холмы и ямы в лесу, холмы и ямы.