Есть на свете вещи, которые заставляют задуматься о течении времени. Которые плывут, как тени облаков, а мы не замечаем их, пока они не явят себя. Вещи, которые происходят, когда мы прощаемся. Когда провожаем кого-то, чтобы завтра встретить вновь. Или не встретить. Когда стоим на платформе нашей жизни, а вокруг гудят поезда. И мы смотрим в даль на убегающую ленту железнодорожного полотна, а после сливаем наши губы в долгом мягком поцелуе. И никто из нас не знает, что будет, когда двери синей электрички закроются, и она умчит часть моего сердца куда-то очень далеко. А за плечами светит солнце сливового цвета, и можно на язык попробовать каждый его луч. Сейчас они кислые. На синюю электричку падает моя тень, а ты машешь мне рукой. Ты вернёшься, я знаю. Буквально минут через двадцать весело запоёт маленький мобильник, я прижмусь к нему щекой тесно-тесно, и скажу, что люблю тебя больше всех на свете.
Я могу идти назад, чтобы потом мчаться вперёд. Я могу обогнать ветер, который пахнет колокольным звоном двунадесятых церковных праздников. А в глаза мне лезут непослушные волосы, а ветер приматывает к волосам серебристые облака. И я счастлива в этом мире. Меня научили быть такой, и я такая.
Куда же ты спешишь, моё детство? Зачем ты уходишь из моего сердца, оставляя его биться так спокойно и утруждающе-ровно? Куда ты спрячешься, улетев вместе со школьным выпускным и оставив на щеках невысыхающие, такие недетские слёзы?
Почему-то, когда кружишься в самом сердце танца, не замечаешь, что этот танец - прощальный. Ты становишься звуком эйфории, моментом концентрации чувств. Все взгляды устремлены к тебе, все мелодичные отголоски музыки - это ты. И туфли на высоком каблуке будто сами легко парят над коврами, и волосы, уложенные лаком, уже растрепались… На столе изящный фужер с шампанским о чем-то шепчется с плиткой шоколада. А ты всё ещё сливаешься с музыкой, и ветер подпевает своим звучным голосом, не вписываясь в общую мелодию. А потом ты и ещё знакомые люди, друзья и недруги - все вы держите в руках горящие свечи, зная, что через минуту ты простишься с самым своим лучшим другом и с самым злейшим врагом. С другом, с которым делились жвачкой в первом классе и давали списывать на экзамене в девятом. С недругом, который драл тебя за косы и жаловался на тебя директору. С врагом, которому ты менял языковые настройки на мобильном телефоне и неоднократно звонил, представляясь сотрудником милиции.
Как странно. Ещё вчера детство плавилось от жары в моих руках, сдувалось, как детский старенький мячик. А сейчас его уже нет. Расплавилось. Сдулось. Утекло.
И слёзы капают с ресниц, смывая за собой тушь и оставляя чёрные разводы. И мы меркантильно тянемся за носовым платком, хотя эти слёзы так не хочется вытирать. Если от Детства ничего не остаётся кроме слёз, нужно хранить эти слёзы.
Ниточка ожерелья из нетающих слёз. Я надену её и буду носить, пока она не разорвётся. А когда разорвётся, это будет означать, что моё Детство утрачено. Забыто навсегда.
Разрушая свой внутренний мир, мы разрушаем себя. Медленно, вступая на грани рока. Бесполезно отыскивать в сердце мироздания разумность всех начал, начавшихся и не начавшихся. Если ты не умеешь созидать мечтой - тебе не вернуться туда, откуда ты пришёл, кем бы ты ни был в этой жизни.
Прости меня, Детство, за то, что без тебя я не смогу стать счастливой. Не смогу дотянуться до звёзд. Звёзды и небо - они далеко, и только будучи ребёнком можно сорвать звезду и приколоть себе на грудь, словно маленький орден.
В этом мире зло будет жить до тех пор, пока рушатся мечты, а звёзды остаются на небе нетронутыми. Пока люди будут раздавать автографы самим себе и упиваться собственным величием. Потому что у них нет больше детства и они не захотят его вернуть.
Так легко остаться взрослым и не замечать вокруг себя ничего живого. Белого русского снега и бездонных луж, которые пузырятся во время ненастного дождя. Можно не заметить великие горы, протыкающие тучи насквозь. Интересно, а на облаках горы остаются горами?
А луна иногда бывает страшной. Кровавой. И с неё капает прозрачная кровь прямо на города, а ещё, наверное, на другие луны. Луны - их же много.
Яркие даты детских дневников так чуждо выглядят среди мрачных исписанных страниц нашей жизни. В дневниках пишут о снах. Ночами снятся падающие звёзды. Даже не нужно срывать - просто поймай и приколи на грудь, как орден. Когда мне снились такие сны, я всегда боялась, что упадёт светлая звезда, которую я называю "папа". Но она не упала, не закатилась. Значит, папа там…
Ещё бывает День Рождения, которые полыхает по щекам и заставляет верить в чудо - свято, безудержно, без утайки. Ты хочешь, чтобы День Рождения было каждый день в году. Ты же хотел этого, когда был маленьким…
Так странно писать это теперь не про себя и при этом не быть ни ребёнком, ни взрослым, ни личностью. Почти что никем. Когда ты ощущаешь, что ты не личность, ты добиваешься многого только для того, чтобы ею стать. Когда ты становишься личностью, тебе кажется, что больше уже ничего в этой жизни не нужно. И тут же перестаёшь быть кем-то значимым, ведь это статус, требующий вечной поддержки. Это очень сложно - найти себя, когда Детство уже выпустило тебя из своих объятий, а взрослость ещё не приняла тебя к себе.
Я хочу убежать от взрослости. Ещё не доосмыслив себя и не вступив за грань серьёзности, я уже хочу убежать. Пусть всё будет так, как будет. Иначе я просто не смогу смотреть на мир через пелену слёз, детских слёз.
Как мне сохранить любовь к жизни, что привило мне детство, в своих ладонях? Или утопить её в песнях ветра, что так некстати заполняют музыку и мой прощальный танец. Танец, где я сгораю фениксом, но сгораю только в мире детства, чтобы уже завтра узрить совершенно другие стенки оболочки этой планеты. И то, что мне не спасти от взрослости, я понесу с собой. В бесконечность.
Господи, а как хотелось когда-то быть взрослой!..
Почему-то однажды приходит время, когда, отставив детскую беспечность, ты начинаешь задумываться, кто ты и что ты. И ты несознательно отодвигаешь этот миг, потому что, осознав себя, ты не сможешь не преобразиться.
Яростные догадки, трепетные предчувствия рождаются от тех раздумий, которые являют себя в виде острых, режущих, пронизывающих слов на клетчатом листе бумаги. Среди чернил, капающих на бумагу слёз, написаны предложения, которые высечены шрамами на сердце. Если в детстве тебе изранили сердце, можешь не сомневаться, эти рубцы однажды сложатся в схему жизни.
Строки пожелтевших страниц мне приходится оставлять в старых шкафчиках. Закрыть. На замок. Закрыть и не видеть никогда, не вспоминать, не притрагиваться. Слова – они как ножи, особенно если это твой собственный голос произносит их, голос из детства.
Я давно уже смирилась с тем, что приходит пора перемен. Что настанет миг – и все мысли станут действительностью, глас вопиющих утихнет, перевернётся мир и станут недоступны многие краски его незыблемой палитры. Я стану взрослой. Прощай, моё маленькое детство…
Наверное, я разучусь летать, а игрушки больше не станут оживать по ночам. Я больше никогда не смогу влюбиться, потому что Детство влюбило меня в себя. Это как разлука с кем-то близким, когда осознаёшь, что человек больше не вернётся.
Единственное, что оставило мне Детство – мечту.
Я хотела стать космонавтом, и мне по ночам снились планеты. Гладкие, как зеркала, поверхности, огромные кратеры, мириады звёзд, которые могли оказаться в моих руках. Все, без остатка, словно маленькие кристаллики соли, которые я выращивала в стаканчике. И космический ветер уносил бы меня за собой, а в моих глазах отражалась наша маленькая планета, которую наверняка можно взять одной ладошкой и подкинуть, как шарик!
Слушая радиовсплески планет, я открою для себя новый мир, где солнце не заходит, а падает в пучины неизвестности.
И пусть ковром стелется Млечный путь: я измерю его своими шагами. А если какая-нибудь звезда отправиться в отпуск, сложит свои крылья, я с удовольствием посвечу над миром за неё. Или нет – я лучше сама стану звездой и буду светить собственным горячим светом. Моего тепла хватит на весь мир, я знаю!
А потом я сама захотела летать… летать и любить.
Летать - это совсем просто, когда у тебя есть крылья и дождь.
Детство подарило мне любовь.
Поэтому мне ещё больше не хочется отпускать его.
А ещё я мечтаю брать в руки слово и творить из него что-то, возможно, даже детство. Раз оно само уходит безвозвратно. Тлеет огоньком души.
Угасает казалось бы неугасимый пожар. Наступает осень. Паутины, сотканные из воздуха, присоединятся к ветровороту. Поседеют виски облаков. Жёлтый лист оторвётся от своей цитадели и отправится искать себе новое пристанище. Как я.
Хрустальный осенний день отвергнет всякие попытки солнца вторгнуться в его покои. Я буду слушать шепот листопада, а под ногами будет рыдать моё небо.
В мои замёрзшие руки упадёт последний осенний лист, и капающей с ресниц тушью я напишу на нём: "Куда же ты уходишь, Детство?"…
А потом, как безумная, пропою этот прощальный сонет Детству, который унесётся с порывами бури ввысь и там – я точно знаю – найдёт себе применение.