[Из сборника "Pleasures: Women write erotica", ed. Lonnie Barbach. – London: Futura Publications, 1985]
(c) 1984 by Signe Hummer
Перевод на русский язык (с) Юрий Циммерман, 1992-2006
----- 1968 -----
Сайн Хаммер
Самый душный воздух в мире - это летом в Нью-Йорке. Он пахнет потом всех возрастов, рас и полов: мускусный запах от подмышек молодых парней, слегка резковатый - от спин и лиц девушек в метро, нахальная смолистая вонь из шкафчиков, в которые складывают одежду уличные рабочие, копающие свои траншеи.
Пахнет фруктами и овощами: резкий цитрусовый аромат апельсинов - нарезанных, выжатых и пролившихся соком в горло; головокружительное благоухание горок подпорченных и лопнувших помидоров, перезрелых слив, бананов, дынь, и еще - тонкокожего винограда, выпотевающего на солнце.
Пахнет дымом: струистые дымки от шашлыка на железных жаровнях у самой земли в Центральном парке: густая едкая гарь от шиш-кебабов, медленно переворачиваемых над березовыми углями в открытых палатках на Таймс-сквер, и отовсюду - дразнящий запах марихуаны.
Мускус, фрукты, дым, даже кислое зловоние мусора, случайный холодный и сырой ветерок из аллеи или приоткрытого подвала, асфальтовый смрад стали и цемента, накалившихся за день под горячим солнцем - все это, соединяясь, высвобождает фантазии и вожделения плоти, словно все это непостижимое множество запахов смяло декорации повседневности, и ее покоренная сущность обессиленно отступила.
Неторопливая прогулка по Восьмой улице от Шестой авеню до парка Томкинс-сквер. Его спина привлекает мое внимание в квартале между Бродвеем и Астор-плейс: волосатая, слегка потная, цвета спелого абрикоса. Я плетусь за ним через все перекрестки до самой Третьей Авеню, мимо грязного сквера на Лафайет, мимо входа в подземку и здания "Купер Юнион". Мне нравятся его короткие, мощные предплечья, скромность и аккуратность, с которой плечи переходят в бицепсы, линия его ягодиц, перекатывающихся под потертыми обрезанными джинсами и мягких, как зрелые плоды манго. У него высокие округлые икры с пружинящими волосиками, выгоревшими на солнце почти добела.
Я перехватываю его у лотка с итальянским мороженым. Он покупает лимонное. Я тоже заказываю лимонное и стреляю в него глазами. Он - брюнет с черными глазами, в лице - смесь китайской и испанской крови. У него большие круглые глаза, но внешние уголки их изумительно загибаются чуть кверху. Толстый нос с чувственным изгибом ноздрей. От него пахнет свежим потом со сладким привкусом лосьона после бритья. Я представляю себе, как должны бы пахнуть его волосы, если мягко зарыться в них лицом. Они очень тонкие, с матово-черным блеском, который придает мытье с мылом.
Он поворачивается и идет дальше, а я двигаюсь следом, слизывая сверху маленький шарик своего лимонного мороженого. Он оглядывается и замедляет после этого шаги, пока мы не поравнялись: он - со стороны дороги, а я - вдоль магазинных витрин, как будто собираюсь зайти купить что-нибудь. По дороге мы обмениваемся быстрым косыми взглядами. На языке у меня холодно и кисло от мороженого, оно быстро тает на солнце, и жидкость стекает по подбородку и пальцам. Он, как кошка, облизывает себе языком губы так далеко, как только может дотянуться. Потом поворачивает склоненную набок голову долгим медленным движением вдоль линии мускулов, как бы стараясь вылизать себе шею, но вместо этого поднимает взгляд и останавливает его на мне. Я улыбаюсь в ответ, и в пространстве между нами что-то щелкает. Теперь мы уже не просто двое прохожих, которые случайно идут в одну сторону. Мы вступили в заговор взаимного притяжения.
На авеню А мы вместе сворачиваем в маленькую кофейню рядом с парком и усаживаемся на табуреты за стойкой. В ожидании напитков - легкий флирт. У него, оказывается, очень пушистые ресницы, особенно с внутренней стороны, ближе к переносице. Брови густо срослись в середине, это делает его взгляд очень серьезным, если только он не улыбается. Но он улыбается - почти все время. Я - тоже.
Мне кажется, чайные чашки придуманы специально для флирта. Чашечка нежно поднимается ко рту, губы раскрываются в поцелуе, мягко накрывая ободок, ресницы приподымаются, и вот наконец вы встречаетесь с ним глазами как раз в тот момент, когда первый глоток горячей жидкости обжигает вам горло. Через несколько минут мы соскальзывает со своих табуретов, расплачиваемся и вместе шествуем дальше. Мы направляемся туда, куда я шла с самого начала. Это уже близко, но мы все еще не сказали друг другу ни слова. Он положился во всем на меня, или на волю случая, и нас несет медленный водоворот времени.
На Шестой улице мы сближаемся до расстояния в пару шагов: я слегка впереди и знаю, что он смотрит на меня. Моя вульва начинает наполняться теплом, я чувствую мелкие щекочущие подрагивания, и время сжимается от нетерпения и ускоряет свой бег.
Эту квартиру на втором этаже снимает мой приятель. Он имеет дело только с теми, кого знает сам. Из высоких окон льется солнечный свет. На низком столике - поднос с темно-коричневыми плитками гашиша. Мы изучаем этикетки и торговые марки, выбитые на плитках. Мой приятель отрезает несколько стружек от плитки, которая помечена красной лошадиной головой, мы закуриваем, и все вокруг снова замедляется.
В этом сладком, пронзительном дыме тепло внутри моего тела разрастается и достигает мужчины, который расслабленно сидит рядом. Он начинает поглаживать меня выше колена. Мой затылок раскрывается и отплывает куда-то, в ногах и шее - тяжесть и расслабленность. Похоже, что рука на моем колене непосредственно связана с пульсацией вульвы: я выгибаюсь навстречу этим биениям и скачу на них верхом, выписывая круг за кругом в сладкой, размеренной поступи времени. Солнечный свет сдвигается и сгущается, крохотные пылинки в его столбах проблескивают золотом.
Постепенно биения и тепло внутри меня набирают силу, и я подымаюсь. Он тоже встает. Напряжение между нами снова изменяется, становится активным. Я расплачиваюсь с приятелем за гашиш, и мы выходим.
На улице уже вечереет. Края предметов - домов, листьев, машин - кажутся слегка размазанными во влажном воздухе. Мы постоянно задеваем друг друга, хотя и сохраняем промежуток между телами. На Астор-плейс поворачиваем к западу. Для здешних прохожих одежда - способ самовыражения: например, фиолетовая мантия, серебристые солдатские башмаки, длинные кудри и усы. Или - мешковатые панталоны, как у наполеоновского солдата, в разноцветную полоску, и маленькие кармашки из ткани, едва прикрывающие грудные соски. Прохожие высоко шествуют на сандалях с неимоверно толстыми подошвами: они - короли и королевы в Королевстве Сотворения Веры. Мы движемся среди них, ощущая их костюмы как маскарадную одежду для наших собственных тел. Случайно тыльные стороны наших ладоней соприкасаются, и мы улыбаемся, глядя строго перед собой, но потом бросаем украдкой взгляд друг на друга и снова улыбаемся. Наши улыбки - это тайные, самодовольные и восхищенные улыбки детей, которые не сомневаются в том, что их ждет угощение - к примеру, шоколадный торт с толстой плиткой белой глазури поверх влажной, коричневой и бархатистой мягкости коржа. На Джем Спа мы задерживаемся, чтобы съесть взбитые белки - густые, сладкие, с едва уловимым резковатым и сухим вкусом сельтерской по краям. Встаем к маленькой мраморной стойке, на которой разложены журналы и пачки бумажных салфеток, и шумно всасываем через соломинку остатки. Рекламные обложки всех журналов полны секса. На фотографиях - женщины с блестящими колпачками - "пэсти" - на грудных сосках и с широко раздвинутыми бедрами: однако каждая промежность залеплена белым кружком рекламы. Или - женщины в тонком прозрачном белье, плотно закрывающем лишь соски грудей и высоко выбритую линию волос на лобке. Белые кружки притягивают глаз, они напоминают незаполненные бланки, белую ленту на гостиничном унитазе ("Дезинфицировано"). Мы идем дальше, не касаясь друг друга.
Астор-плейс переходит в Восьмую улицу, и он направляется в книжный магазин, на второй этаж, в секцию книг по искусству. Он выбирает из альбомов, разложенных на больших столах, один - с восточными эротическими гравюрами.
В японском разделе у всех мужчин гигантские фиолетовые фаллосы. Женщины принимают немыслимые положения, демонстрируя, как в них погружаются до половины эти гигантские члены. И в то же время их лица сохраняют спокойствие и невозмутимость, словно они - фотомодели, позирующие для рекламы нижнего белья. Лица мужчин тоже совершенно бесстрастны, но густые брови придают им выражение решительное и даже свирепое. Женщины, кажется, совершенно не удивлены теми позициями, в которых находятся - кверх ногами, почти стоя на головах, или же взгромоздясь на эти исполинские пенисы и застыв в движении, с руками и ногами, замершими в стилизованном неистовстве.
Я двигаюсь дальше. В персидском разделе мой взгляд привлекает рисунок, на котором шесть женщин забавляются с одним мужчиной. Он лежит на спине в чем-то типа купального халата, свободно завязанного и распахнутого спереди внизу. Каждая из женщин нашла себе местечко, где пристроиться: две разместились над его руками, и он натирает пальцами их горячие красные вульвы: еще две с четко прорисованными возбужденными клиторами обслуживают себя богато изукрашенными большими пальцами его ног. Пятая раздвинула ноги над его головой, и он ласкает ее языком: а шестая осторожно опускается на его член, который выглядит совсем как живой. Я представляю себе всю последовательность, от пальцев рук к большим пальцам ног, языку и, наконец, к кульминационному пункту. А после этого - реприза, снова от пальцев рук к пальцам ног.
Я долго любуюсь этой гравюрой. Изукрашенные драгоценостями большие пальцы его ног на рисунке снова заставляют трепетать мою вульву, а в это время человек из плоти и крови касается моих плеч. Одной рукой он проскальзывает вдоль ребер, проводит пальцами по соску, возвращается и гладит его сквозь тонкую материю блузки. А большой палец его ноги, хотя и не увешанный бриллиантами и изумрудами, легонько тычется мне в подъем ступни.
Когда мы выходим из магазина, его рука обвита вокруг моей талии. Я прильнула к нему. Мы хорошо подходим друг другу. Мое бедро - чуть выше и аккуратно вписывается в его талию, его плечо утыкается мне в подмышку: я опускаю руку ему за спину до талии. От его бачков идет мягкий, чуть сладковатый запах волос. Золотистая и слегка шелковистая кожа на его щеках напоминает кожу спелого абрикоса. Изгиб его шеи пахнет мускусом.
И мы движемся к западу, словно старые знакомые.
____________
Предисловие составителя к сборнику рассказов "Pleasures": http://www.proza.ru/2006/09/14-107