Мундштук был куплен в горячем Севастополе. Табак в Питерской лавке где-то в районе Суворовского. Горло болело ангиной. Кашин пел, потому что ты - любила Башакова. Ничего не происходило, просто я думала про тебя.
...про твое лицо в прыщах не то от плохой воды, не то от ненависти...про твои плечи черные, а под майкой молочные и соленые от моря на вкус...про волосы, которые я никогда не позволяла себе трогать и про ремень доставшийся от дедушки.
А рядом рвались строки Саши Черного, я не ходила на химию, я такая мокрая на этом Симферопольском перроне бегу вдоль состава «Севастополь - Москва», сжимая в пальцах влажные смс в 15 центов «7 вагон»...
...про твои руки, которые не знали кремов и не держали фагот...про «не сейчас, зайди позже - я больна!»...
сентябрь рождает знаки Зодиака, щелчки рождают кадры. Я нашла твой подарок. С пляжа. Яшму в 15 грамм. Бордово - коричневый вымысел. Выдумку о том, что ты могла тогда понять. Форма сердца. И если бы смогла тогда родиться ракушкой. Я бы приложила тебя к уху и долго слушала, как выворачиваются чужие метафоры в слово «море». А может не стала бы - чего тебе шуметь. Тут Питер и дождь как назло мокрый падает на губы гнойными простудами, перекусывает провода, горюет - кается.
Квартира была на 3 этаже. Я была расстроена и вечно студенткою. Ты пряталась в теплую кофту, просила чаю и ныла холодными листьями.
-а может, прощай?
И пахнет крымскими дынями тонкий набедренный загар. Я сменила мизансцену - села на пол.
-а может споем?
Потом вспомнить, как ты курила у плиты. Танцевала под Тори Эмос. Диски за 100 рублей, чужая ненужная коммерция.
4 лилии в тонкой бутылки на окне. А я все бегу и бегу по горячему перрону со своим детским «останься!»
300 гривен. Поезд ушел.
4 лилии качнулись. Крестом.
Мундштук был куплен в Крыму, а привезен в Петербург. Кашель был простудный, а звучал морскими октавами. Ты жила с рыжими женщинами, а во сне приходила ко мне.
4 лилии упали. На дне.
Мы даже могли быть друг без друга.