Приняв преувеличенную дозу снотворного, я легла в постель, но мои попытки заснуть были тщетны. Тело находилось в таком напряжении, что я едва могла заставить себя разжать тут же складывающиеся в кулак ладони.
В последнее время кризы наступали чаще, и вдобавок, к привычным симптомам присовокупились новые, крайне неприятные, но я упорно отказывалась от врачебного осмотра. От одной мысли, что придётся открываться и рассказывать о своих беспокойствах чужому человеку, мне становилось дурно.
Итак, в ту ночь, бесконечно переворачиваясь и меняя позы, я оставила всякую надежду заснуть, решив, что просто полежать будет тоже неплохо. Закрыв глаза, я размышляла о чём-то своём, одновременно напевая про себя последнюю прослушанную песню.
Неожиданно по глазам ударил яркий луч, и мне показалось, будто кто-то включил в комнате свет, но повернувшись к источнику, его излучавшему, я зареклась никогда больше не баловаться с мескалином… По широкому подоконнику, из угла в угол перекатывалась луна с человеческим лицом и несуразно большими глазами, из которых текли зеленоватые слёзы. Они стекали по батарее на пол и наполняли комнату странным, похожим на запах окисленного металла ароматом. Слышно было только как луна каталась по пластиковой поверхности подоконника, и как разбивались о паркет её слёзы. Она смотрела куда-то вниз, иногда рот её кривился, и тогда звук падающих капель учащался.
Я пристально разглядывала мою прекрасно-печальную ночную гостью, не в силах поверить, что вижу её наяву так близко, и только резкий кашель кого-то, сидящего в кресле, вывел меня из оцепенения. Ничему уже не удивляясь, я потянулась к ночнику и включила приглушённый свет… Напротив моёй постели в углу, подняв обе ноги, сидел почтенный Лотреамон. Он, брезгливо морщась и бормоча под нос что-то явно нецензурное по-французски, выливал лунные слёзы из правой туфли, а я, затаив дыхание, наблюдала за его действиями.
«Ах, уважаемый господин Дюкасс, мне жаль, что вы покинули мир в столь раннем возрасте. На юбилей, я подарила бы вам что-нибудь эксцентричное, например 13 саженцев столь любимых вами кладбищенских кипарисов, которые бы вы могли посадить около последнего пристанища вашему измученному телу», - думала я, глядя на своё мужское подобие из другого века. Лотреамон, казалось, ничего не замечал вокруг, он неистово тёр кончиком портьеры внутреннюю поверхность своей туфли, видимо, пытаясь просушить её.
Тем временем, луна, подобно каучуковому мячику, начала подпрыгивать в истерике на месте, создавая под собой всё увеличивающуюся вмятину. Я злилась на неё, и меня раздражал Лотреамон… Я видела в них самых близких мне, похожих на меня существ и сильнейшим образом ненавидела их за это.
«Подумать только, господин Дюкасс, экая знаменитость! Так и не взглянул на меня ни разу, жалкий графоман, брызжущий слюной… А ты, плаксивая истеричка, слабое существо, сколько можно реветь?! Весь паркет уж вздулся. Я себе такого никогда не позволяла… А ну брысь с подоконника! И вы, милейший, поспешите-ка избавить меня от вашего брюзжания, sortez!»
Я схватила подушку и швырнула в Лотреамона, потом вторую – в луну. Раздался звук бьющегося стекла и крик. Я прижала ладони к ушам и закрыла глаза, через моё тело, подобно электричеству, проходили нервные судороги, и ещё меня тошнило…
Когда стало лучше, я осмотрелась вокруг: через разбитое окно в комнату залетали крупные звёзды снега и покрывали валяющуюся около кресла подушку. Как же холодно… Кутаясь в одеяло, я поспешила выйти.