Промозглая английская осень встречает моросящим дождём. Туман хлопьями падает на мостовые. Темза медленно катит тяжёлые волны, разбивая их о каменные пирсы. Постояв на набережной Виктории, Лёшка отправляется по Дерби Гейт на Парламент стрит. Хлюпая по лужам новыми ботинками, грустно созерцает незнакомый мир из-под черного зонта. Неожиданная командировка спутала планы, отменив поездку в монастыри Звенигорода. Аня грустно проводила до порога.
— Рабочая пятница окончена. Почему мне оставили два выходных? Домой только в понедельник, — думает Лёшка, спеша в отель.
По наущению коллег решительно направляется к остановке красных автобусов. Шагнув на подножку, вспоминает восторг Ильи и «приказ» привезти такой же. Мягко закрываются двери. Лёшка поднимается на второй этаж. Транспорт двигается по Парламент стрит в сторону Уайтхолл.
«Выйду на Трафальгарской», — думает он, присев у окна. Редкие прохожие прячутся под зонты.
Проезжая мимо серого здания, засматривается. У ворот, в будках с арками, гвардейцы.
С намокших медвежьих шапок падают огромные капли, рисуя темные полосы на красных мундирах. Рядом толпится стайка туристов. Из-под цветных зонтов вспыхивают слепящие блики.
— Фотографируют, — усмехается Лёшка, — может, присоединиться?
Внутренний протест несётся по телу. Сердце колотится. От груди к голове мчатся мурашки. Поднимается, продвигаясь к выходу.
«Даже отсюда Нельсона видно», — думает Лёшка, выбираясь из красного раритета. Раскрыв зонт, идёт к площади. Повернув направо, переходит на левую сторону Стренд-стрит, вспоминая водителя такси, с видимым наслаждением говорившего по-русски:
— Будете жить на улице подкове, — шутил он. — Начинается и заканчивается у Трафальгара. Жаль, не в Савое, — с намёком выдал он.
Лёшка пропустил замечание мимо ушей, но сейчас эти слова наполнились смыслом. Вспоминая легенду о крестах, времен Эдварда Первого, остановился у Чаринг Кросс.
«Почему Эдварда? Эдуарда, Эдика, — улыбаясь думает Лёшка, — женился в пятнадцать на Элеоноре Кастильской. Долго жил в любви и понимании. Сколько детей народил, не помню. Она умерла раньше, а Эдик писал что-то про струны арфы и страстную любовь. Чтобы помнить, установил двенадцать крестов, во время траурного шествия оставляя метки на каждом… до Вестминстера бы добраться… Какая-то женская история…»
Величественное здание вокзала светит мокрыми витринами. Влага сочится под брюки. Лёшка стряхивает воду с зонта, ускоряет шаг. Врывается в отель. Промчавшись мимо метрдотеля, минует лестницу, застеленную пушистым ковром. На мгновение останавливается у ромбовидной витрины с зеленым прямоугольником, смотрит в отражение. Повернув налево, стремительно несётся по коридору. Уютная комната, напоминающая каюту океанского лайнера, ласково принимает временного обитателя. Лёшка снимает ботинки. Срывает одежду, скидывая на коричневый кожаный стул.
Белоснежная ванная манит махровым халатом и непривычными ароматами разложенного парфюма. Включает кран. Забирается в воду, согревая продрогшее тело.
Через час валяется в кровати, глядя в подвешенный на стене телевизор.
Сон подкрадывается незаметно. На фоне грассирующей певицы — неоновые нити. Лёшке видится, как невидимый архитектор рисует светящееся здание. Картинка несётся снизу вверх. Прозрачные клетки комнат, полукруглый купол и зеленый кристалл, венчающий творение.
Резко просыпается. Поднимается. Наспех одевшись, спешит на ужин. Уютное кафе с серебряными масками на оранжевом фоне. Барная стойка, крохотные, круглые столики, окруженные тремя массивными кожаными креслами.
«Не по-русски», — думает Лёшка, заказывая тосты с беконом и чайник традиционного напитка. Не глядя по сторонам, чертит линии на салфетке. Перечеркнув, берёт следующую салфетку. Обрисовав основание, пунктиром тянет линии вверх.
— О, Стоунхендж, — звучит за спиной. Вздрогнув, инстинктивно прикрывает рисунок ладонью. Оглянувшись, прикусывает губу. Перед ним президент пригласившей его компании.
— Не хотелось говорить в офисе, — присев рядом, отводит глаза. Лёшка чувствует неловкость. — Сказали… Вы мистик, — взгляд в упор. Подкрашенные брови поднимаются, открывая голубые глаза, обрамленные седыми ресницами. Ноздри подрагивают от ожидания.
Лёшка растерянно молчит. Официант разряжает атмосферу, ставя два бокала бордового вина и сырную тарелку.
— За Вас, — президент подхватывает бокал, посмотрев через него на свет, улыбается. Сделав небольшой экскурс в историю напитка, умолкает.
Лёшка ждёт.
— У Вас два дня до вылета, — англичанин назойливо смотрит в глаза, — предлагаю провести их… в нарисованном месте, — бесцеремонно вырвав салфетку, углубляется в изучение. Лёшке хочется спросить про источник информации, но, сдержавшись, кивает.
— Хорошо, — произносит президент, отправляя в рот виноградину с кусочком кордон блю. Разговор не складывается.
— Завтра утром, — англичанин поднимается, спрятав рисунок в карман, устремляется к выходу. Лёшка залпом выпивает вино. Красная жидкость оживляет неоновые линии. Хватает салфетку, давит карандашом, прорывая тонкую бумагу.
— Хелло, — воркует нежный голос. Длинная, тонкая незажженная сигаретка в руках томной брюнетки призывно трепещет. Увеличенные губы чувственно подрагивают, предлагая незабываемую ночь. Отмахнувшись, приглашает официанта.
— Ваши счета оплачены, — произносит он, неодобрительно поглядывая на девицу. Лёшка встаёт, отдав пару фунтов, возвращается в номер.
Хочется воздуха. Отодвигает шторы. За ними пришпиленные к стене деревянные рельсы и ставни. Изучает конструкцию. Берётся за изящную ручку, тянет вправо. Смотрит на окно. Крупные капли текут по стеклу.) Приоткрывает фрамугу. Влажный воздух врывается в номер. Передернувшись, хлопает створкой. Падает в кресло. Над дверью нависший кондиционер. Лёшке кажется, он насмешливо наблюдает. Человек мечется в комфортабельном номере, включая и выключая приборы.
Ночь летит незаметно. Серый рассвет заглядывает в приоткрытое окно. Наскоро умывшись, поспешно собирает вещи.
В последней момент тяжесть давит к ковру. Лёшка опускается на колени, падает на походную сумку. Уткнувшись лицом не может скоординировать движения. Руки дрожат. Валится на бок, теряя сознание. Неоновые линии пунктиром мчатся по стеклу.
Ставенки отворяются. Очутившись в невесомости, летит к кристаллу. Ладони накаляются, лицо обжигает. Стискивает веки, ощущая колики во всём теле.
— Сэр Алекс! — Лёшка открывает глаза. Стук в дверь не прекращается. Потерев виски, поднимается. Поворачивает ключ. — Вас ожидают, — худенький парень отступает на шаг. Лёшка хватает сумку, выходит в коридор.
В фойе останавливается у стойки ресепшена.
— Сэр Алекс? — обернувшись, встречается со взглядом серых, выцветших глаз, — вас ожидает автомобиль.
Приятный мужчина в черном костюме кивает, приглашая следовать за ним.
Лёшка чувствует марионеточные движения своего тела. Словно невидимый режиссер тянет за нитки, управляя руками и ногами.
Шлёпнувшись на заднее сидение, замирает. Улицы, массивная архитектура, спешащие люди, памятники — все теряет значение. Где-то там впереди мерцает зелёный кристалл.
Лёшка не замечает, как авто выезжает за город. Машину бросает в сторону. Из-под колёс выскакивает мокрая лиса. Петляя, мчится в поле. Водитель выбирается из-за руля. Качая головой, смотрит на бампер.
Шагнув на асфальт, Лёшка замирает. Знакомое скопление плит. Мокрый козырек над двумя торчащими из земли. Не слушая водителя, мчится к мегалиту. Обойдя сооружение по протоптанной дорожке, разочарованно присаживается. Холодные камни грузно молчат. Низкие тучи клубятся над головой, обещая упасть миллиардами капель.
«Мокрятина», — тупо думает Лёшка, отступая к дороге. Опустив взгляд, фиксирует жабу, выпрыгнувшую из-под ног. Встряхнувшись, возвращается к авто. Мелкий дождик выбирается на волю. Алмазные капельки покрывают травины. Оглядывается. Камни мерцают хрусталиками воды. Пятясь, спотыкается. Падает на руки. Садится, замирает. Боковое зрение ловит изменение пространства.
Загораются точки. Между ними несутся неоновые линии. Закруглённые стены пересекаются с ровными углами. Прямоугольные окна чередуются с овальными. Навесные балконы, светят розово- оранжевым. Сиреневые линии внутреннего пространства объемно увеличиваются. Невидимый математик чертит полукруги купола, завершая ромбовидным предметом. Из него поднимается огромный кристалл. Снизу до ромба, наполняясь светом, материализуется прозрачный стержень. Грани вибрируют, осыпаясь белыми искрами. Ослепительные лучи рвутся в четыре стороны. Вибрации усиливаются. Возле сиреневых линий изящные фигуры с продолговатыми в основании затылка головами.
Стержень расширяется, превращаясь в трубу, наполненную неоновыми шариками. Вращаясь, они двигаются вверх. Пастельные тона расцвечивают сооружение. По окрестностям катится гром. Фигуры спешат в фиолетовый объем под кристаллом. Помещение превращается в многогранник. К каждой поверхности прилипает светящаяся фигурка. Подняв головы, замирают. Многогранник выдвигается вперед, паря над Землей. Ярко-оранжевые края обжигают зрение. Лёшка щурится. Шарики выстраиваются в подобие генетического кода. Замерев на мгновение, резко устремляются ввысь, меняя цвет лучей. Вправо бьёт голубой, влево красный, прямо над ним — ярко-оранжевая полоса.
— Синий — север, — звучит рядом. Человек кивает, продолжая наблюдать.
Мгновение — лучи изгибаются, рисуя квадратное основание. Вверх летят треугольные сетки, соединившись в вибрирующую пирамиду. Повернувшись по часовой стрелке, световая конструкция выпускает белый луч. Тучи растворяются, открывая квадрат, усыпанный звездами. Справа скользит яркая комета. Горящее тело закрывает звезды.
— Конец света, — пульсирующие слова мурашками катятся по рукам. Яркая молния бьёт в мегалит. Лёшка закрывает глаза.
Ухватив большой палец руки, думает: «Жив». Камни парят. Туча опускается ниже. Туман прячет очертания. Мокрая одежда отвратительно холодит. Поднявшись, плетётся к дороге.
Оглядывается. Дождь размывает очертания, превращая Стоунхендж в снимки плохо проявленной киноленты.
Забравшись в машину, открывает сумку.
— Туман поднимается, — философски произносит водитель, нажимая на газ, — Вы завтра сюда вернётесь…
(2 - 8.07.06-1.01.2016)