за окном – бетонные кубики с железными вкраплениями рун, детский строительный набор для новой да светлой вселенной, в комнате – голос - мерцающий топаз – октаэдр октября. телефонный звонок умер далеко за полночь, телефонный звонок погиб в тесноте окраинных стуков, стекло – холодная кровь мозга, стекло – холодная кровь застывшая на запястьях железных мумий. мерцающий электрический свет подводных заводов, рыбы медленно думающие мир за миром, каждого из нас, словно тянущие извивающуюся плёнку жизни сквозь кристальный репродуктор смерти. на кончике языка – лунные кристаллы тишины. и всё та же кухня, и всё те же египетские сковородки, и всё те же мембраны границ в глазницах пустых пещер. дождь окрашенный снегом, снег окрашенный ненавистью далёких горных созвездий. любовь – телеграфной дробью, телефонной метелью, радиомаяком в сужающейся диафрагме последнего дня. я достаю смятую папиросу, извлекаю огонь, кружится дым. холодные грани стакана – в тёплой ладони, водка обжигающе долго живёт в рецепторах, угасая, и сминая в бессмысленный ком мысли надежды и воспоминания, и кружится уже не только дым, всё кружится, рыбы и ледяные часы, города, и какие-то дивные корабли на разрушенных пастбищах, какие-то грязные старики с трясущимися головами горностаев.. сжимается в точку последний стоп-кадр.