Прошло не многим больше месяца, с тех самых пор как я попал в чудесный лес, страну загадочную и непредсказуемую. Многое здесь не поддавалось объяснению и здравому смыслу, но это было и хорошо, ведь я и сам подобным не грешил.
Проведя в компании моего одиозного косматого друга, именуемого емким словом «гном», целый месяц, я повидал многое, многое попробовал. Без элементарных средств личной гигиены я со временем приобрел довольно запущенный вид, хотя на фоне моего спутника о запущенности можно было спокойно забыть на год другой.
Из-за врожденной гномьей вредности и глубокого маразма моего спутника мы пару раз оказывались в весьма неприятных ситуациях. Его подозрительность распространялась на все движущиеся и не движущиеся предметы, даже я нет-нет, а подвергался допросам, когда мой косматый друг забывал все на свете, в том числе и свое имя и впадал в буйно-помешанное состояние. В таком состоянии он норовил испортить жизнь всем окружающим в радиусе километра и проявлял завидное упорство в достижении этой цели. Потому то нам и пришлось как-то раз продираться через заросли терновника, унося ноги от банды разъяренных красных шапочек, у которых гном умыкнул все корзинки с пирожками и, не обнаружив в них искомого горшочка с золотом, по доброте душевной уничтожил все съестное лежавшее внутри.
Другой раз на нас устроило настоящее сафари племя амазонок-феменисток, которые и так за милую душу расправлялись с существами мужского пола, а тут еще это самое существо, точнее гном, перепортила половину их боевого арсенала.
И вот однажды мы после очередного приключения, мы с моим компаньоном брели по одинокой лесной опушке. Внезапно гном остановился и настороженно огляделся.
- Эге, - протянул он, - Злющем пахнет.
- Чем-чем? – переспросил я.
- Не чем, а кем, - буркнул гном, - имеется тут у нас в лесу старикан один, вреднющий зараза.
- И что?
- То! Палец ему в рот не клади, а то как превратит тебя в суслика! – гном сделал страшные глаза, будто бы по его мнению, превращение в суслика являлось самой страшной карой на свете.
- Он что колдун какой-то?
- Чародей, - поправил гном.
- Хорошо, а чего встали то?
- Говорю же, Злющем пахнет, поблизости он где-то или его помощники, - гневно засопел гном.
- Помощники?
- Угу, косоглазый дровосек и лучник-пьяница.
- Страшная сила, - улыбнулся я.
- Не то слово, у дровосека знашь кака силища, а лучник вообще был бы трезв, в дерево бы с двух шагов не попал, а вот во хмелю зайцу в глаз не промажет.
- Великая сила алкоголя, - снова усмехнулся я, но гном меня проигнорировал. Прислушался.
Из сосняка подле опушки послышались звуки ударов.
- Дровосек, - констатировал гном.
- Ну дык пусть себе рубит, обойдем стороной, - я пожал плечами.
- Ага, щас. Эта сволочь мне в прошлый раз по темечку поленом съездил, а я всего-то у него веревку одолжил.
- Спер, короче, - поправил я.
- Ну да, так я бы вернул! По темечку то за что!? - гном от нахлынувших воспоминаний даже прослезился.
- Хорошо, что тебя на той же веревке не вздернули, - утешил я.
- Это да, - тут же успокоился гном, - ну что пошли?
- Куда?
- Дровосеку шею намылим.
- Эээ, братец нет, мне феменисток хватило, жить охота. Куда!
Но было поздно, гном уже нырнул в заросли высокой травы и натужно сопя, пробирался на звук топора, походя на партизана в зарослях укропа. Мне ничего не оставалось, как последовать за ним. Вскоре мы очутились в непосредственной близости от дровосека, который оказался здоровенным детиной с не менее здоровенным топором в руках, я бы даже сказал не топором, секирой. Дровосек был поглощен своим занятием, он высоко вскидывал топор, подступал к дереву и с громким «Гэть» валил его под корень.
Завороженный таким зрелищем, я не заметил, как мой приятель погрузился в раздумья над тем, как лучше всего совершить акт возмездия над ничего не подозревающим дровосеком. По-видимому, думательный аппарат у гнома работал весьма паршиво, поэтому он в конце-концов махнул рукой, схватил с земли булыжник поувесистее и с тяжелым выдохом метнул в дровосека.
- Получи, супостат! – торжествующе воскликнул гном, а потом, сообразив, что тем самым мог себя выдать, прикрыл рот рукой.
Невдалеке очередное «Гэть» прервалось чем-то вроде «Гэ … аууу… еп…. ть…». Затем послышалось нечто более вменяемое:
- Какая сволочь стреляла!?
Потом послышались шаги: дровосек явно шел в нашу сторону, а поскольку в такт шагам раздавался грозный посвист секиры, которой на ходу размахивал разъяренный дровосек, мы с гномом, не долго думая, рванули в рассыпную. Мне повезло, «супостат» погнался за гномом.
Переломав половину сосняка, он в конечном счете загнал косматого в густой терновник и уже ничего не мешало расправе над моим маразматичным другом.
Куда деваться, пришлось выручать. Я вышел из своего укрытия и подошел к дровосеку. Тот был ко мне спиной и совершенно не замечал моего присутствия, поскольку полностью погрузился в процесс извлечения обидчика из терновника.
- Э-э, что вы думаете об интеграции сообщества лесников с общиной дриад из чудесного пруда? – задал я совершено нелепый вопрос с целью озадачить и тем самым отвлечь дроворуба.
Удалось. Дровосек обернулся, почесал в затылке и изрек гениальное:
- Тебе чего, убогий?
Я повторил вопрос, что вызвало еще более напряженный мыслительный процесс, результатом которого был ответ:
- Я тебе щас древком по лицу такую интеграцию сделаю, что зубы будешь по всей округе собирать.
Он замахнулся, и я уже приготовился к удару и всем вытекающим отсюда стоматологическим последствиям. Но меня выручил гном, он вдруг вынырнул из терновника и с силой укусил обидчика за ногу, тот от неожиданности выронил топор, который гном не замедлил утащить обратно в терновник.
- УУУ, - взревел дровосек и ринулся следом, голыми руками выкорчевывая терн.
- Ой- ай, спасите! - завизжал гном. – Жизни лишают!
Я схватил полено потяжелее и со всего маху стукнул дровосека по спине. Тот оступился, упал и … заплакал.
- Злые какие,… дерутся, …, - всхлипывал он, - а я, а я может быть тонкой душевной организации, как это… личность. Вот. А вы сначала камнем, потом палкой. Злющ меня все дураком кличет, за дровами посылает, а я может глобально мыслить могу, широко.
Моя сердобольная натура тут же не выдержала, и я принялся утешать расхныкавшуюся детину.
- Ну не убивайся ты так, сейчас мы все исправим, - сказал я.
- Что вы исправите, я может стихи пишу, я может творческая натура.
- Охотно верю, - закивал я, - вот сейчас выпьем, закусим, и ты нам их почитаешь.
- Так медовухи на всех не напасешься, - буркнул, вылезший из кустов, гном.
- А если, кто-то будет жадничать, то закусим мы им, - ласково заметил я, и гном перестал вредничать.
- Ладно, - громко шмыгнув, дровосек встал, - давайте, только вы обещали, что стихи мои послушаете.
- Послушаем, - уверил я.
Мы разбили лагерь на небольшом пригорке. Развели костер под сенью раскидистых дубов и, наслаждаясь оранжевым закатом, слушали стихи дровосека.
Я не знал, что было ужаснее: ругань гнома или вирши этого рифмоплета, но все равно слушал, особенно свежими показались такие рифмы как «мать – копать», «дрова - голова» и «опушка - сушка».
Тем не менее, я не задался вопросом, отчего дровосек вдруг сочиняет стихи, отчего размахивает как заправский палач секирой и в то же время рыдает как младенец. Это был чудесный лес, то место, где все делается с душой, а разум забывают, как вещь бесполезную. И мне здесь хорошо, здесь я отдыхаю, здесь нелепость кажется нормой, а все прочее – не более чем редкое исключение.