Свет, мой, дорогая Ева!
Пребывание мое в Мюнхене складывается не столь уж безнадежно, как на то Вы могли подумать.
На неделе был я представлен главному капельмейстеру одного из здешних театров, который, несмотря на мою молодость, оказал большую любезность, пригласив меня не только на премьерные спектакли, но, зная мою тягу к музыке, и на репетиции.
В том числе он был рад уделять на беседы со мной немногие спокойные часы, остававшиеся от работы.
Так же непостижимым для меня остается факт перехода простого жеста или слова в мистерию театра.
Хотя Франц и говорил мне о необычайно сложном переходе из состояния, из жизни в реальности до условно выхолощенно обезжизненного проживания актером драматической линии.
Сколь опера может считаться театром?
Работа моя течет своим темпом. Профессор университета счел возможным сказать мне, о дальнейшей надежной перспективе моего становления, как биолога.
Но уже одно мучает меня, одно обстоятельство не дает мне покоя.
Когда я по долгу службы должен был присутствовать в анатомическом театре, невольно мое сознание кольнула одна мысль, а именно, может ли сознательная, действенная сущность человека, то, как навык или способность к чему-либо, так бесследно исчезнуть?
И что же, а во многих случаях так и случается, что же позволяет рождаться гению в, несколько необразованной семье?
Не есть ли многократная смена поколений, одного за другим, не является ли это проявлением движения, в бесконечной цепи рождений, к тому, быть может, достижимому через сотни лет, единственному, подобному чуду, гению.
Подобно непостижимой, возможно в чем-то химической формуле, время, по власти Бога, совершает свой промысел.
И прошу Вас, милая Ева, не старайтесь судить людей недостойных, ибо не может не кто поручиться в том, что для рождения да Винчи не требовалось определенного количества воров, башмачников, гуляк или нищих.
Не стоит и говорить о том, с каким энтузиазмом я взялся за эту идею, и сколь безмерно долго и весело смеялись надо мной мои коллеги.
Да что теперь об этом…
Оставаясь на своих убеждениях, я стал делиться ими с Францем, на что он смог ответить лишь тем обстоятельством, что в его самобытной способности к творчеству могло и не обойтись без, определенного рода, музыкальной генетической информации.
С этой мыслью он еще больше уверился в своих целях.
И долго, долго объяснял всю оправданность многих, как он выразился, приемов и инструментов, используемых им при написании очередного произведения.
На этом тебе становится ясно, что последним моим прибежищем стал оперный театр. С его непостижимо чарующей, ласкающей слух, правдивой ложью высокого стиля.
Остаюсь искренне Ваш.
Ф. К.