В море.
Штиль. Огромная луна слилась со своей дорогой, побагровела и минуту спустя исчезла за горизонтом.
Матросы линкора «Отчаянный», отчаянно борясь со скукой, несколько раз аритмично сплясали на баке зажигательный лезгинский танец «Яблочко», после чего трижды звякнули в склянки и связали своим нижним бельём всё офицерьё. На корабле назревал бунт…, и теперь матросы и старшины голые и довольные, словно древнегреческие боги, кормили хлебным мякишем с металлическими гайками бакланов и лениво ловили пикшу. Глупая птица заглатывала хлеб с металлом и через несколько минут настолько прибавляла в весе, что уже не могла взлететь. Никак. Рыбка же была на удивление жирна, но также проницательностью особой не отличалась, и невольные нудисты, словно дети малые, радовались этим двум, никак не связанным между собой событиям.
В трюме тихо копошились корабельные крысы, и перестукивались через перегородку низвергнутые военачальники. Первые подумывали о свале, вторые же о том, что неплохо было бы сейчас пожрать, и что, в сущности, жизнь, как ни крути, – дерьмо. Не из-за отсутствия еды, а просто так. Как данность.
Плохо, когда человек впервые знакомится с продукцией порноиндустрии уже в зрелом возрасте. Ещё хуже, когда продукция эта является типичным немецким образчиком. Связанный по рукам и ногам кандидат химико-математических и окольных наук капитан второго ранга Арчибальд Аутович Капинблатт громко ронял на металлический пол невидимые миру слёзы, потому что впервые вздрочил на немецкую порнушку в неполных 30 лет. С тех пор немки являлись к нему в эротических снах и фантазиях с завидной регулярностью. После того, как один из друзей его сухопутного детства Дима вернулся из командировки в Германию, Капинблатта интересовал только один вопрос: попробовал ли Дима горячей немецкой дамы?
- Нет, - отвечал ему Дима.
Удивлению, если не сказать: гневу праведному, Арчибальда Аутовича предела не предвиделось.
Справа по борту мимо него прошёл белокурый мальчуган. Капинблатт его не видел, а мальчик не торопился. Куда бежать-то? Он не спеша шёл по исхудавшему, но всё ещё безбрежному морю и держал в своих руках красивых и сильных солнце, небо и старенькую семиструнную гитару. Маленький взрослый мальчик. В звуках его, пошарпанной ночным ветром Книгочеем и звёздами, гитары находился весь мир. Только он об этом пока не догадывался, потому что знал только одно: стихи – грязь, и именно поэтому ими грешат люди.
На берегу.
Глухонемой старик всю ночь во снах своих шершавых шлялся по Москве, выражая искреннюю благодарность Графине и Капитану подводной лодки k40 за необременительную прогулку по столице вашей родины. Было многое, хотя, конечно, не всё, но я умудрился полазить по пустым сырым, но пыльным подвалам; попить чаю в какой-то столовке времён 80-ых и поссориться в ней с другом детства китайцем Чи; поболтать в одном из баров с одной из лучших любовниц – тех, что подарило мне время волосатое; покататься на подножке трамвая и, спрыгнув с которой, понять: я безнадёжно потерялся...
…поднялся ни свет, ни заря. Выпил кружку холодной воды. Вышел из землянки и пошёл к своей жене на могилку. Закурив козью ногу ядрёного самосада, посидел немного на уже почти невидимом холмике. Сказал земле: ты знаешь, сегодня ночью я опять погрызся с Чи, только на этот раз в Москве. Хотел было всплакнуть по утраченному дорогому, но, вспомнив, что использовал запас отведённых мне слёз будучи ещё юнцом безусым, передумал. Что толку от неисполнимых желаний на склоне лет? Затем вернулся и, уложив в лодку латанную-перелатанную сеть и блестящий даже ночью ятаган, вышел в море. Старик всё слышал и щедро говорил глазами бесцветными, но идущего по воде мальчугана с гитарой за спиной не заметил. Да и чего на него обращать внимание? Рассвет – он и в Африке рассвет.
01.10.2006 г. Ялта.