ДВЕ ПАРЫ - ПЕРВОЕ МЕСТО В ПЕРВОМ КОНКУРСЕ ФОНДА ВСМ
Кладбищенский сторож Петрович, беззвучно шевеля губами, внимательно изучал этикетку водочной бутылки. Ничего такого, что могло бы поколебать его уверенность в необходимости выпить, на этикетке, как и следовало ожидать, не оказалось. Петрович привычным жестом скрутил пробку, плеснул водки в старую алюминиевую кружку и залпом выпил. Затем он достал из кармана бережно завёрнутую в почти чистый носовой платок котлету, и разломив ее, протянул половину тощему облезлому коту, усердно тёршемуся о ножку стола.
— На, ешь, Катафалк. За упокой души...
Кот не заставил себя долго уговаривать, и мгновенно уничтожив котлету, принялся тереться с удвоенной силой.
Вспышка молнии за окном выхватила из ночной темноты и нескончаемой пелены осеннего дождя чёрные силуэты надгробий. Следом грянул гром. Осенняя гроза производила на Петровича тягостное впечатление. Он посмотрел в окно, покачал головой и снова налил себе водки. Кот перестал тереться и замер, предвкушая появление новой котлеты. Но, вопреки его ожиданиям, Петрович достал из кармана папиросу и закурил. Разочарованный окончанием раздачи котлет, кот принялся приводить себя в порядок.
— Катафалк, ты что это надумал? А ну прекращай гостей намывать. Недоброе время сейчас. Да и место тут такое, что о гостях лучше не думать. — Петрович невольно покосился на дверь.
Кот послушно перестал умываться и с уважением посмотрел на хозяина. В этот момент лампочка под потолком на мгновение ярко вспыхнула и погасла. Сторожка, служившая Петровичу одновременно домом и служебным помещением, погрузилась в темноту. Петрович выругался и зажег огарок свечи, припасенный для таких случаев, а заодно неловким движением руки смахнул на пол вилку, которая наряду с кружкой составляла всю нехитрую сервировку стола.
— Вот некстати... Ну, теперь уж точно жди гостей, — вздохнул Петрович и на всякий случай подвинул к себе топор.
И совсем уже некстати заныл старый шрам под сердцем, полученный когда-то в драке с армейским товарищем, с которым они не поделили повариху. Где-то неподалёку тоскливо и протяжно завыла собака. В недобром предчувствии Петрович хмуро поковырял заскорузлым пальцем щербатую поверхность стола и собрался было снова налить себе водки, как вдруг раздался стук в дверь. Петрович вздрогнул. "Это, видать, ветка по крыше стучит", — соврал он себе и тут же сам себе не поверил: все деревья, неосторожно росшие поблизости от сторожки, были давно спилены Петровичем, порублены и аккуратно сложены в поленицу в сарае. "А вот и гости... Делать нечего — надо открывать, а то того и гляди дверь с петель снесут", — уныло подумал Петрович, и чтобы хоть немного потянуть время, крикнул нарочито грозным голосом:
— Кого это там носит по ночам?
— Пусти погреться, хозяин, — попросил голос за дверью. — вымок я весь. Дождь вон как хлещет...
— Ну входи, у меня не заперто. — Петрович мысленно выругал себя за то, что так и не приладил к двери щеколду.
С леденящим душу скрипом отворилась дверь, и новая вспышка молнии осветила в дверном проёме силуэт в длинном чёрном плаще с капюшоном. Кот, выгнув спину, зашипел и забился к Петровичу под ноги. Петрович икнул и только плотнее сжал рукоятку топора за спиной.
— Проходи, уж, коль пришёл, присаживайся вон к печке, — Петрович кивнул на колченогий табурет, покрытый облезлой шкурой, подозрительно напоминавшей собачью. — Сейчас мы с тобой водочки для сугрева... Правда, вот закусить у меня нечем...
— Водочки? Это актуально. — гость сел на табурет и взял протянутую Петровичем кружку. — Водочка, она сейчас в самый раз будет.
Кружка исчезла под капюшоном. И сколько ни всматривался Петрович, увидеть лицо незнакомца в неверном свете свечи ему не удалось. Однако, то, что гость не отказался от водки, было, по мнению Петровича, добрым знаком и вселяло некоторую уверенность в отсутствии дурных намерений с его стороны.
— Звать-то тебя как? — осторожно спросил Петрович, чтобы как-то завязать разговор.
— А зачем меня звать? Я и так уже пришёл. — усмехнулся гость и вернул кружку. — Ты, Петрович, не по теме вопросы задаёшь. Ведь совсем о другом сейчас думаешь.
От неожиданности Петрович икнул и выронил топор, но тут же снова взял себя в ослабленные алкоголем руки.
— Так мы, выходит, знакомы? Чтой-то я тебя, мил человек, не припоминаю. Может зацепочку какую дашь, где мы с тобой познакомились?
— На похоронах, где же ещё? В театр ты, вроде бы не ходишь. В барах и казино тоже не часто появляешься. Сауну и боулинг не посещаешь. А уж про музеи, выставочные залы, официальные приёмы и светские рауты, мы даже и говорить не будем.
— Не будем. — эхом отозвался Петрович.
В наступившей тишине было слышно, как барабанит по крыше дождь, да в печной трубе тоскливо, словно чья-то заплутавшая душа, завывает осенний ветер. Петрович налил себе водки, обстоятельно, не торопясь выпил, крякнул, на закуску понюхал рукав фуфайки, и нащупав ногой топор под табуреткой, задал наконец главный вопрос, давно вертевшийся на языке:
— А как же ты, мил человек, на кладбище-то ночью оказался?
— В силу сложившихся обстоятельств, Петрович, исключительно в силу обстоятельств... — усмехнулся гость.
Петрович, привыкший всё доводить до конца, счёл уклончивый ответ гостя несколько обидным для себя и выдвинул собственную версию:
— Это, стало быть, ты, мил-человек, ехал по просёлку, да и завяз. По дождю-то просёлок топкий. А проезжей машины, чтобы, значить, вытащила тебя, не дождался. В эту пору здесь машины не ходють. Вот ты и решил дойти до шоссейной дороги. Ну а тут по пути и сторожка моя подвернулась.
— Ну что же, Петрович, твоя версия вполне реалистична. Если она тебя устраивает, то пусть будет так. — гость снова усмехнулся. — Ты лучше расскажи, каких это гостей ты ждал, что на радостях топор приготовил?
Чтобы скрыть замешательство, Петрович налил водки и протянул гостю:
— На вот, лучше выпей. А топор — он в хозяйстве первое дело. Дров там наколоть, или, опять же, от лихих людей, в случае чего, отбиться. Место здесь, сам видишь, — глухое.
Гость выпил, поставил кружку на стол и принялся рыться в карманах. Петрович, не отрывая взгляда, следил за его движениями. Осмелевший катафалк вылез из-под стола и даже издал какой-то звук, напоминавший скорее дверной скрип, чем мяуканье. Наконец незнакомец высыпал на стол горсть конфет "Белочка":
— Вот, — сказал он. — Чуть было не забыл. Какая-никакая, а всё же закуска. Правда в названии конфет можно усмотреть несколько циничный намёк, но это лучше фуфаечного рукава.
Петрович налил себе, выпил и отдал предпочтение рукаву:
— Я их, конфетов этих, сроду не люблю. Баловство одно, да зубная боль. — он любовно погладил бутылку на столе и продолжил без всякого перехода. — Похороны сегодня были знатные: водка и та в литровых бутылках! Родственники покойного — люди с понятием — знают, что сторожа нужно уважить. Правда вот батюшка малость перебрал, да начал вдову щипать и ещё ктой-то из гостей, тоже не совсем тверёзый, поскользнулся, да прямо в вырытую могилку-то и угодил. А могильщики, понятное дело, тоже уже лыка не вяжут: кинулись его доставать, да сами-то к нему и попадали, края-то у могилки от дождя склизкие. Пока я лестницу принёс, их там, голубчиков, аж шесть человек устроилось. Хорошо что пьяные, упади туда тверёзый, шею бы непременно свернул. А так всё чинно было, благопристойно. Нехорошо только, что соседние могилки заблевали. Ну да ладно, всё равно дождём смоет. Главное, что все остались довольны.
— А вот скажи, Петрович, веришь ли ты в загробный мир? — неожиданно спросил гость и уже сам налил себе водки, выпил и закусил конфетой.
— Как же в него не верить-то, ежели здесь вокруг один только загробный мир и есть. — Петрович сделал рукой широкий жест, закончившийся на кружке, в которую он немедленно налил себе водки. — Другого-то мира тут вроде как и нету вовсе.
— А как ты к смерти относишься? — вкрадчиво спросил гость. — Боишься её?
Петрович снова почувствовал как кольнуло под сердцем. Он поморщившись достал папиросу и закурил.
— Жисть — он всего лишь иллюзия. Обман. Живёт себе человек, планы какие-то строит, надеется на что-то. И вдруг в один момент раз, и нет его. — Петрович кивнул в сторону окна, где невидимые в темноте простирались ряды могил. — И не нужно ему более ничего, кроме клочка земли. Жизнь, она на время, а смерть — навсегда. И никуда от этого не денешься. А бояться её совсем ни к чему. Вот так-то, мил человек...
* * *
Утром Петровича разбудили хмурые могильщики:
— Петрович, Похмелиться есть что-нибудь? — спросил первый.
— Ты гляди, он две литры в одну харю выжрал! — удивился второй, показывая на две пустых литровых бутылки, лежавших под столом.
Петрович понял, что вторая литровая бутылка водки, которую он припрятал в сарае для опохмелки, не дожила до рассвета. События минувшей ночи он помнил смутно.
— Выходит, что не в одну харю, — возразил первый могильщик. — С косарём они пили. Хотя, что сейчас можно косить, когда вся трава уже отошла?
— С каким косарём? — Петрович смотрел на могильщиков мутным непонимающим взглядом.
— С каким? Да с тем самым, что косу у твоих дверей позабыл, видать здорово вчера набрались.
© 2Para 2005
При возможности станьте спонсором Фонда.
Логин Фонда velstran