Люк Ле Бланк

Таисий Черный
Люк был одним из самых странных людей, кого я когда-либо встречал. Я до сих пор не совсем понимаю, как могло случиться, что мы вообще познакомились, как получилось, что мы общались и довольно продолжительное время? Не знаю... Но как-то все же случилось...

  Возможно, это случилось благодаря моей странной привязанности к Марсельскому порту. Надо сказать, это довольно грязное, в самых разных смыслах, место. Но там у меня часто возникало очень странное чувство свободы, какое-то романтическое стремление куда-то уехать, бежать, взлететь и уже более никогда не садиться на землю... И была около порта довольно известная забегаловка, где толстая хозяйка Жанет жарила в спирту потрясающие охотничьи сосиски, и сама же варила у себя в подвале отличное черное пиво. Публика в заведении Жанет была самая разная. Моряки, проститутки, портовые клерки, просто случайные люди. Один раз было много народу, и Люк попросился ко мне за столик. Я не возражал, я его до этого много раз видел, но мы не знакомились. Я полагал, что он тоже клерк из какой-нибудь портовой конторы или склада. Но я ошибся.
  После того дня, если Люк оказывался в заведении Жанет, он непременно ко мне подсаживался и начинал рассказывать что-то о событиях, в которых я совершенно ничего не понимал: что-то там в правительстве, что-то там в футбольных клубах и всякое такое. Одновременно, он мне рассказывал обо всех проститутках, что шастали в пивной, в поисках клиентов - как правило, подвыпивших военных морячков. Я спросил Люка, откуда ему известны такие тонкости мира ночных бабочек? Он спокойно ответил:
- А я - сутенер.
- Интересно...
- Да, не особенно... - ответил Люк.- Опасно - да. Довольно прибыльно... Но будь моя воля, я бы занимался совсем другим.
- Чем же?
- Я бы пошел в консерваторию, - сказал он улыбаясь, - выучился на композитора и писал бы оперетты.
Я заулыбался, и Люк, очевидно приняв это за насмешку, опустил взгляд в свою кружку.
- А почему сейчас не пойдешь учиться?- спросил я.
- Не могу. Сейчас за мной люди стоят: восемнадцать девчонок. Кто их будет защищать?
- Ну, может быть, кто-нибудь другой?
Люк махнул рукой, мол, не знаешь - не говори. Впрочем, я и не настаивал.
Так мы иногда встречались и болтали о том - о сем: о его работе, об оперетте, в которой Люк разбирался просто феноменально. Он знал всех композиторов, произведения и даже ездил в Венгрию смотреть какой-то спектакль.
Я понимал, что вырваться из его мира очень непросто, и, разумеется, не доставал его расспросами: почему да отчего? Были ли мы друзьями? Не знаю... Только в том смысле, что не задавали друг другу лишних вопросов, и главное, могли точно отличить какие именно вопросы лишние, а какие нет... В остальном, мы никак не пересекались. Как-то я его встретил на улице, видимо там, где работали его девочки. Он сделал вид, что не заметил меня, и стал переходить на другую сторону. А может, он оберегал меня от чьего-то глаза... Впрочем, я подумал об этом потом, примерно через месяц, сразу после того, как ко мне пришли два детектива и попросили разрешения войти. Я позволил. Они показали фотографию Люка, и спросили, знаю ли я его? Я ответил утвердительно. Один из детективов, тот, что держал фотографию в руке, спросил:
- Кто этот человек?
- Не знаю. Его зовут Люк Ле Бланк. Он иногда заходил в портовую пивную, и мы разговаривали.
- О чем?
- О музыке, в основном.
- О музыке?
- Да.
- Вы не вдели, чтобы он с кем-нибудь встречался, или, чтобы его кто-нибудь спрашивал?
- Нет, а что случилось?
- Его убили два дня назад.
- Жаль, - сказал я, - он был, по-моему, хороший человек.
- Ну, да, насколько может быть хорошим сутенер и наркодиллер, - ответил детектив...
Я пожал плечами... Вскоре они ушли. И я отчетливо понял, что через два дня уезжаю. Прежде я не думал об отъезде так глубоко, как можно думать о каком-то масштабном событии. Но теперь это было похоже на то, как если бы я оказался на отколовшейся льдине. И еще можно попытаться прыгнуть на другую льдину, что еще намертво сцеплена с берегом... И я прыгнул... точнее, оставшиеся два дня я загрузил себя под завязку работой и приходил домой только спать. Два дня прошли, я приехал в аэропорт. Я нигде не остановился, ничего нигде не покупал. Я прошел досмотр и ступил зону duty free. И тогда понял, что ни разу пока ехал в аэропорт и шел по его многочисленным залам, не обернулся, что, по сути, я не уезжаю, а бегу, и что в этот город я не вернусь уже больше никогда.

Марсель 1999