Ломает меня жизнь. Смертельным ядом вливает в меня сочную любовь. Наглым счастьем насыщает, как будто я провинилась в чем-то. Как будто лгу и грешу меньше других. Дышать все труднее. Все сложнее прибывать в тошнотворной радости, от которой седина уже сверкает на черноте волос. Мне стыдно. Как же уберечься от надвигающегося разочарования? Ведь счастье навечно – такого нет, не было и не будет. Разбить голову об стену? Не смотрите на меня, умиляясь. Не завидуйте. Не улыбайтесь, показывая оскал, как только я отвернусь.
…Я не умею грешить открыто. И навязанный образ монашки – не мой. Монашки часто пьяной, часто нелепой и бесстыдной, но монашки. Быть может, хоть кто-нибудь разглядит во мне натуру бескрылого грифона. Гарпии, коей была когда-то. До пор сих ненавижу себя за многое. За паршивость некоторого вздора, что несу очень часто. Но чаще за паршивость мыслей моих отвратительно любящих. Еще долго мне их вымаливать. Отмаливать, скорее. Не хватит всех свечей церковных.
Странная вина за счастье. И страх за это. Страх перед потерей. Ужас перед будущим, потому что так дорого, так сладко настоящее, которое неотвратимо так закончится…
Особенно, когда в других глазах, в другой улыбке увидела я чудо…