На небольшом крыльце магазина, грязном от следов покупателей, напротив металлических дверей сидит черная захлюстанная собачка – помесь шотландского корби с дворняжкой – мокрая и взъерошенная. Белая шерстка на груди и белые носочки лап в грязи; на боках и спине – пожухлая трава, мелкие желтые листочки. Растерянным взглядом осматривает всех, кто выходит из магазина, кого-то ждет. Время от времени болезненно вздрагивает от холода и долго дрожит крупной дрожью всем мокрым тельцем под налетающими порывами осеннего ветра с дождем. Но и дрожа, продолжает высматривать и больше ни на что не реагирует – все внимание только на дверь. Там, за дверью, хозяйка.
Она сидит здесь уже несколько дней с утра до вечера. Ночует недалеко, в кустах у побеленной мелом бетонной фигурной ограды большого круглого цветника – газона с какой-то гранитной глыбой в центре. И каждый раз с рассветом возвращается к магазину - опять целый день приглядывается к выходящим из дверей, растерянно ищет и настойчиво ждет, не обращая внимания на моросящий, холодный дождь, обсыхая иногда на редко выглядывающем из-за тяжелых туч слабо греющем солнце, забыв про еду, и про воду, и высушивая под собой мокрый пятачок крыльца. Многие уже приметили ее – уж очень она внимательно заглядывает в глаза каждому, пытаясь признать хозяйку, с которой пришла к этому незнакомому магазину и в незнакомом для нее городе.
Шло время, а хозяйка из магазина все не выходила. Было больно и обидно: «Как же это она просмотрела! Как это могло случиться! Этого не может быть!.. » И она опять растерянно и внимательно, с надеждой смотрит на двери, рассматривает всех, кто выходит. Люди, озабоченные каждый своим, проходили мимо: одни совсем не обращая на нее никакого внимания; другие, чуть не наступая, натыкаясь на нее, зло ругаясь, сгоняли с сухого места, а полупьяный и всегда недовольный дворник грубо ударил метлой - мешала ему сметать с крыльца опавшие листья. Она не очень и обижалась на все это. Она просто не слышала злобных, угрожающих окриков, не замечала
их безразличных взглядов. Житейские мелочи! А ей надо дождаться хозяйку. Она должна дождаться. Это важнее голода и холода, важнее всего. Не может быть, чтобы хозяйка оставила ее, они ведь так подружились…
…Временами собачка задремывала против воли, сморившись под лучами редкого солнца, обессилив от голода и холода, утомившись ждать и рассматривать. И тогда ей снился родной дом; залитый жарким южным солнцем большой двор с постройками; изумрудно – зеленый сад с дере-вянной, тенистой беседкой, густо обвитой виноградной лозой с крупными листьями, почти рядом с беседкой.. И где она могла в любую минуту, и сколько угодно напиться холодной воды. Близкие и радостные лица людей, окружавших ее – и взрослых и детей, - мал мала меньше, которых она по своему, по собачьей верности и разумению, любила. Надо было просто честно жить и работать - смотреть за детьми. Да, просто смотреть и смотреть, ибо их беспечные детские шалости так и «выплескивались» из них, как вода из арыка, при ее избытке, в жаркий летний день.
…Вспомнилось,.. с щемящей нежностью, как однажды ее схватил маленькими, но цепкими ручонками сынишка хозяина Рустам. Так крепко вцепился в ее шерсть на шеи, что она, как ни сдерживала себя от боли, вынуждена взвизгнуть и громко заскулить, призывая на помощь взрослых. А Рустам, наверное, с перепугу вдруг громко заплакал. Прибежала раздраженная хозяйка, и не разобравшись, больно ударила ее фартуком по носу. Было очень обидно! Ведь она могла укусить Рустама и… вырваться сама, но поступить так с ребенком, несмышленым малышом, она не могла. И потому дала сигнал взрослым. -«Помогите!...». И вот тебе,.. она же и виновата… Обидно!.. «Но, что поделаешь с хозяйкой… и этим маленьким, глупым Рустамом!..»
А в другой раз, когда дочь хозяина Барчиной уползла из беседки к арыку и взрослых рядом никого не было, она, чувствуя надвигающуюся беду, пыталась отогнать Барчиной от арыка, повернуть по дорожке назад к дому, и осторожно, как только могла, несильно кусала ее за пятки. Но Барчиной, молча упрямо сопела, отбиваясь босыми ногами, упорно ползла к арыку. Вот тогда-то она подняла громкий лай, привлекая внимание взрослых. Прибежала старшая дочь хозяина Озода, схва-
тила Барчиной, которая уже захлебывалась в арыке, подняла на руки, и со злостью отшлепала по
попе. Барчиной на удивление молчала, выплевывая воду, а сильно перепуганная Озода ласково улыбалась. – «Слава Аллаху,.. жива!... А ты, молодец!.. Во время позвала,.. я обязательно скажу об этом отцу!» Однако, отцу так и не сказала. Побоялась! Тогда бы крепко досталось ей от него. А отца и мать в доме все боялись и очень любили!..
…А сколько таких случаев она пережила с этой глупой и шаловливой малышней, сколько потрачено нервов на них. Смотри, да смотри… Вот Ильхам, ему и года тогда не было, уполз к соседям во двор. Весь дом переполошился, все бросились искать. Тогда она, прыгая и лая, повела хозяйку через дырку в саманном дувале на соседский огород. И там нашли Ильхама, спящем в тени между грядок с высокими перьями зеленого лука. А как радовалась хозяйка!.. Какие ласковые слова говорила! И долго ее ласкала, и косточку баранью дала. А малыша хозяйка все-таки отшлепала. Ревел во все горло! - «Поделом ему, но вообще-то жаль Ильхама!.. Виноват, конечно, не он, а летний зной – сморил его!»
…А голуби или эти наглые майны стаями налетали в сад, или чужие котята, надоедливо просящие еду, как бездомники, по несколько штук в день объявлялись во дворе. И всем дай поесть, дай попить из арыка... А летняя кухня хозяев – не чайхана же, чтобы всех кормить... С такими непрошенными гостями и голову потерять можно… И за всем надо усмотреть – и хозяйский дом стеречь, и за живущими в нем людьми присматривать. Это была её главная забота. И она ее хорошо исполняла и гордилась этим…
…Вечерами после изнурительной работы и невыносимого дневного зноя приходили с хлоп-кового поля уставшие хозяин и его сыновья Кадир и Шухрат. Хозяин – большой, добрый, сильный – был ласковым и общительным со всеми. Еще у ворот дома его встречали, окружали, теребили за рукава потной рубахи, малыши: «Ота!.. Ота!.. Келинг!..» -кричали они и просились взять их на руки или посадить на шею. Хозяин степенно проходил во двор и, улыбаясь, брал их по очереди на руки, а иногда и всех пятерых в одну охапку, усаживался у прохладного арыка и давал каждому по кусочку еще теплой от дневной жары лепешки, оставшейся от обеда на поле, и говорил, что эту лепешку принес ему богатырь Фархад, укротитель могучей реки, воды которой орошают его поля. Руки хозяина пахли хлопком, металлом, машинным маслом,.. и были родными, добрыми, ласковыми. Собачка крутилась рядом, дети беспрерывно хватали ее и совали отцу в руки. Он брал ее на руки ласкал и отдавал детям: - «Малыши!.. Держите малыша!..» - шутил он. А большие собаки молча стояли рядом, дожидаясь ласки от хозяина, но они были слишком велики, чтобы брать их на руки. Но и им были приятны слова хозяина. А ей казалось, что она старшая в доме: за всех переживала, всех оберегала, и держала во дворе порядок...
…Но большие собаки – сильные, завистливые, коварные. Зачастую с ее требованиями и желаниями не считались. По утрам с надменным видом уходили с хозяином в поле, и, конечно, ее с собой не брали. Некоторые даже и зло рычали: – «Куда ты, малявка – смотри лучше за домом!» Правда, несколько раз хозяин брал ее с собой в кабину хлопкоуборочного комбайна, но там все тряслось, тарахтело и гудело и было жарко от работающего двигателя. И она убегала с комбайна к себе во двор. В тени беседки было прохладно и спокойно…
Приходилось ей видеть и страшное: однажды большие собаки нашли в огороде черепаху и начали подбрасывать её вверх, чтобы она ударилась о землю и разбила бы свой панцирь. Собачка лаем пыталась помешать им, не дать свершиться жестокости, но куда там… Собаки достигли своей цели и съели бедную черепашку. В другой раз – собаки съели у тихой и безобидной ежихи, давно живущей у них в саду, трех маленьких беленьких, ещё без иголочек, ежат. Набросились на них, как хищные звери, и съели, а потом сладко облизывались. Какие злые и… недобрые большие собаки!..
…Она еще вспомнила и увидела как воочию: хозяин не спешно моет руки, умывается, долго плескаясь в прохладной воде, а потом вся большая его семья садится на веранде на ужин. Едят свежие лепешки, овощи, фрукты, плов с бараниной и мирно разговаривают, а ей и другим собакам кидают сахарные косточки... Наевшись досыта, она прятала, зарывала их по всему двору от больших собак, ненасытных и постоянно голодных. И боялась, что в любую минуту они могли найти их и съесть или перепрятать.
После ужина хозяин брал ее на руки, ласково трепал за уши, и говорил ласковые слова. А она, прижавшись к нему, млела от радости или весело громко лаяла на больших собак, чувствуя свое превосходство. Те завистливо и молча стояли напротив, готовые в любую минуту обидеть или унизить ее. Она не обращала на них внимания. Главное, она счастлива, она нужна хозяину и всей его семье…
Потом, немного отдохнув, хозяин со старшими сыновьями до поздней ночи слесарничали в
гараже: что – то подтягивали, подкручивали, налаживали. Она любила смотреть на них, на синий и шипящий огонь газосварки, на их слаженную работу рук. Слушала спокойные их разговоры. Часто
тут же и засыпала, а хозяин, когда заканчивал работу и уходил, всегда забирал ее с собой в дом…
…Очередной выходящий покупатель из магазина грубо толкал её и будил от воспоминаний. Она вскакивала, не сразу соображая, где она и что с ней. А, придя в себя, отбегала от злых людей, очень жалея, что прервали ее счастливый сон, потом снова подходила к крыльцу, и снова смотрела на дверь. Однажды ей показалось, какой-то мужчина дружелюбно глянул на нее. Она подбежала к нему, но тут же отпрянула – от него несло бензином, как тогда дома, под Ферганой… Тогда человек с таким резким запахом облил из канистры их летнюю кухню в ее родном дворе и поднес факел – все вспыхнуло вверх и затрещало желтым жарким столбом. Огонь перекинулся на большой дом и охватил всю усадьбу. Началась стрельба.. Люди в панике кричали, выносили из дома вещи. Огонь распространялся мгновенно. Обезумевшие хозяева метались по двору, но их мольбы никто не слышал. На хозяйке дымился цветной халат после очередного её проникновения в горевший дом. Все дети толпились у ворот на улице: среди них не было самой маленькой Рано.. Собачка видела, как Рано испугалась выстрелов и забилась в дальний угол комнаты под диван. Тогда, громко лая и призывая за собой хозяйку, она метнулась к малышке в задымленную комнату. Хозяйка - за ней, но когда они уже возвращались, часть горящего потолка рухнула рядом и пере-крыла им путь. Хозяйка с Рано на руках, закрыв её собой, рванулась через бушующее пламя и про-скочив, упала обессиленная на землю в горящей одежде. Не помня себя от страха, собачка тоже кинулась за хозяйкой. Жгучее пламя опалило её живот и лапы, шерсть на спине и боках загорелась. Но боли она не слышала. Сын хозяина Шухрат, метавшийся по двору и тушивший одежду на ма-тери и сестре тут же набросил одеяло на нее и потушил пламя. Вот тогда собачка и почувствовала сильную боль, дико завыла, и бросилась от людей по улице.
…Никто не звал ни милицию, ни пожарных и никто не тушил их большой дом. Все кричали. Жарким костром горели соседние дома.. Звучали частые, громкие выстрелы. Перепуганные люди убегали от огня и от выстрелов. Семья хозяина с детьми бежала за ними неизвестно куда,.. за город.. в поле,.. подальше от выстрелов и смерти.....
Превозмогая сильную боль в ногах она бросилась за ними, но была такая толкотня, было так страшно, что в криках и суматохе она потеряла хозяев.
Уже ночью она оказалась среди множества тревожных, молчаливо сидящих и спящих впо-
валку на голой земле, людей, среди каких-то узлов, мешков, ящиков, корзин… Всю ночь она мета-лась, надеясь спастись от дикой боли, пытаясь найти своих хозяев, но… напрасно. Кругом разило гарью пожарища, тревогой, страхом… кругом стояли, как в тумане, черные страшные тени каких-то вооруженных людей… Под утро от боли и усталости она забылась в тревожном сне, но днем – жара, боль и беспокойство усилились. Людей начали перегонять на заводской аэродром. Но она продолжала искать своих хозяев. Без них, без воды и еды - было невыносимо. Так продолжалось несколько суток…
…Опять полил холодный сильный дождь, она очнулась от дремы и сновидений и перешла под опавший куст рябины на газоне, но и здесь было неуютно, сыро, горько и… обидно. И она за-былась, свернувшись мокрым комочком под кустом и угревшись кое-как...
…Людей начали сажать в самолеты. Стоны, слезы, рыдания, и тревога – все бежали успеть куда-то, и всех… очень торопили…. Она металась среди толпящихся людей, пытаясь найти своих хозяев. Вдруг детские руки схватили ее, оторвали от земли, прижали к груди и понесли . Она оказалась в самолете – громко и страшно гудели моторы, все дрожало, и она тоже вместе со всеми, как когда-то у хозяина на комбайне. Страх охватил ее, и она опять заметалась, хотела вырваться, и убежать, но детские руки крепко держали ее. И она подумала, - всё, конец! Так продолжалось долго. Потом их сильно качнуло и гул прекратился: все выходили из самолета, и детские руки отпустили ее на землю. Она снова забегала, заметалась – запахи были чужие, незнакомые, непонятные. Ни домом, ни хлопком, ни люцерной они не пахли. Все было чужое!.. Чужбина!.. И она бросилась через чужое, с необычным запахом, свекловичное поле,.. куда-нибудь…
Никто не удерживал ее…
Ещё через несколько дней она, истощенная голодом и сильной болью, еле передвигаясь, подошла к какому-то сельскому дому. У открытых дверей стояла женщина.
-Эт-то… что за чудо! Откуда ты такая! – приветливо заговорила женщина, и на душе у
собачки потеплело. Ее накормили и оставили в доме. Теперь она была сыта, но тоска и тревога не проходили. Однажды она услышала такой разговор:
- Собачка-то наша, наверное, тех беженцев с Ферганы, что привезли в область…По «ящику» передавали… Видишь,.. как обгорела,.. такая маленькая,.. небось,.. городская. Отдам
невестке,.. она обещала в воскресенье приехать за картошкой…
Но невестка собачку в город взять отказалась.
-Самим, дай бог, концы с концами свести… собаке мясо надо, а где его взять … на мизерную зарплату не больно разгуляешься… да… и ту не платят…
Она постоянно думала об этом разговоре и тосковала о своем настоящем хозяине, который ласково трепал ее уши и давал сладкие бараньи косточки.. «Где он? Жив ли? Может быть он ее ждет?.. Надо найти его!..» И однажды, когда тоска по дому, по хозяину, по родной семье, особенно детям, стала совсем невыносимой, она ушла из села, чтобы найти хозяина.. Так, ей казалось, надо было поступить. В этом был ее долг, ее обязанность, ее вера…
Под утро вышла на незнакомую широкую асфальтированную дорогу. Машины снуют – туда, сюда. Перейти на другую сторону - не решилась. Подумала, надо идти вниз, и пошла. Сзади вдруг резко завизжали тормоза, она оглянулась, над ней склонился человек – от него резко пахло бензином, как тогда – в ферганском доме. Она кинулась бежать от этого запаха, от этого страшного человека, но он успел схватить ее за обожженные ноги. Дикая боль пронзила тело. И она, обернув-шись, со злостью укусила ( первый раз за свою жизнь ) руку человека. Мужчина крепко выругался, но не отпустил ее, а властно и небрежно бросил на сиденье кабины. И они поехали. Шофер время от времени, вытирая кровь с руки, поглядывал на нее и… молчал. Она опасливо сжималась всем телом под этими взглядами, ожидая самого худшего,.. Но все обошлось. Уже поздно вечером ласковая, приветливая женщина накормила ее, потом долго купала и разговаривала с ней:
-Ой!.. Ноги в ожогах,.. какая же ты грязная и… тощая… что с тобой случилась?.. Что?.. Я вижу,.. ты добрая собачка,.. не кусаешься,.. смирная,.. умная… ну и ладно… живи у нас… мы с мужем вдвоем… он уже простил тебя… будь умницей…
А через несколько дней они вместе пошли в этот магазин, и она потеряла свою новую хозяйку… Как же это произошло? Всего только на минуту отлучилась, обежала цветник, чтобы ознакомиться с местностью, и вот тебе… Но надо ждать. Она должна выйти, она – друг.
…Дождь перестал. Собачка опять приблизилась к магазину, села на холодный бетон. «Не пропустить бы. Надо ждать, ждать, она не оставит…»
…В магазин входили, из магазина выходили двумя непрерывными потоками. Они равнодушно поглядывали на грязную мокрую маленькую собачку, сидящую у дверей в ожидании. А кто присматривался к ней по внимательней, тот замечал, не мог не заметить – взгляд у собаки какой-то мутный, почти невидящий. Собачке и вправду становилось уже все равно – жить или умереть, она потеряла хозяйку, сама виновата…
Металлическая дверь открывалась и закрывалась, люди продолжали входить и выходить… и вдруг!
-Жива!?! – откуда-то сверху раздался знакомый, приветливый голос. – А я ищу, ищу… куда же ты… от меня убежала?..
Собачка открыла глаза. Перед ней, обеспокоено поглядывая на нее, стояла последняя её хозяйка, которую она сама потеряла и столько дней ждала.
-Ты что здесь лежишь! Вставай-ка, пойдем домой! Вставай, вставай.
Собачка тяжело поднялась, вильнула хвостом, пригнула голову. Слова «пойдем домой» наполнили ее радостью, прибавили силы. Она пошатнулась, присела на задние лапы, опять поднялась – «надо идти домой»… Женщина присела и ласково гладила ее.
-А тоща-а-ая… а грязна-а-ая… Сама пойдешь или поднести тебя? – говорила она, продолжая гладить ее, вычесывая листья и траву из грязной шерсти. Собачка лизнула ей руку. Она твердо стояла на обожженных ногах, слабо виляла хвостом. За этой женщиной она пойдет куда угодно. Все - таки она пришла! И она ее дождалась! Ее зовут домой! Это переполняло ее счастьем, и она улыбалась – ее зовут домой! Это настоящее счастье…