- Максимка! Максимка! Где ты потерялся? Давай быстрее!
Максимка, четырехлетний толстощекий карапуз с черными внимательными глазами сидел на корточках в дверях подъезда и пытался неуклюжей рукой в варежке поднять с бетонной плиты ноябрьского хмурого утра, невесть откуда взявшийся, высохший трупик бабочки с поблекшим рисунком на хрупких крыльях. Бабочка скользила по плите усыпанной грязно-серой крошкой снега, нанесенной ногами людей, и никак не давалась в руку.
- Максимка! - Лена высунулась из машины. - Иди сюда! Мы опаздываем!
- Максим! Быстрее! - Артур приоткрыл окно.
- Мама! Тут бабочка! - Максимка посмотрел на мать своими ясными глазами.
- Иди сюда немедленно! - Лена подбежала к сыну.
Максимка ухватил бабочку:
- Мам, а откуда она здесь?
- Ой, горе ты мое! Брось эту мерзость! Идем, - Лена забрала бабочку у Максимки из варежки и бросила ее. Схватила Максимку за руку и потащила его к машине. Максимка не сопротивлялся, но все время оглядывался назад. Бабочка порвалась на две части, и лежала теперь на снегу оранжевым пятнышком.
- Лена! Сколько можно возиться? Время! - Артур был раздражен.
- Поехали! - бросил он Роману, сидящему за рулем, как только Лена захлопнула заднюю дверцу. Шипованные колеса швырнули назад мерзлый песок вперемежку со снегом, и белая «шестерка» тускло поблескивая декоративными колпаками рванулась наматывать на счетчик спидометра длинную ленту дороги от Читы до аэропорта. Максимка прилип к окну, и смотрел на проплывающую мимо серую стену родного дома.
- Ох! Даже не верится! - сказала Лена, оглядываясь назад. - Наконец-то выехали! Скорей бы кончились все эти путешествия!
- Если еще самолет сегодня полетит! - пробурчал Артур.
- Ну, уж сегодня то полетит! - уверенно сказала Лена. - Сколько можно?! Третий день ездим, а рейс все откладывают и откладывают. То погоды нет, то горючего.
- Ну, уж сегодня-то точно улетите! - заверил Роман.
Он третий день перед работой отвозил Артура с семьей в аэропорт, и эта канитель ему порядком надоела. - Улетите непременно! Верно, Максимка?
Максимка промолчал.
- Ты чего притих? - повернулась к нему Лена. - Через три часа уже будем в деревне. Будешь молоко пить парное. Бабушка тебя блинами накормит. Помнишь бабушку?
Максимка помнил бабушку. Бабушка была большая, мягкая и теплая. Она все время носила синюю колючую кофту и пела песни. Бабушка любила Максимку. И Максимка любил бабушку. Маму он тоже любил, но по-другому. У мамы было мало времени, она ходила на работу, и отдавала Максимку в детский садик, который он не любил. Бабушка его никуда не отдавала. Он почти все время проводил рядом с ней на кухне, а когда надоедало, уходил в мастерскую к деду. Дед вечно что-нибудь делал: строгал, или сверлил, или выделывал беличьи шкурки. Он давал Максимке деревянный самолет, покрашенный в зеленую краску. У самолета был вращающийся пропеллер, и Максимка, гудя, ходил по всей комнате, плавно выписывая игрушкой различные летательные фигуры.
Молоко он тоже помнил. Коровы были большими, и тоже мягкими, как бабушка. Но к коровам его не подпускали, и он смотрел с крыльца, как коров загоняют в стайку. Бабушка шла доить, и возвращалась с подойником полным молока. Она процеживала его через марлечку в трехлитровые банки, и обязательно давала кружку Максимке. Он выпивал ее здесь же, за столом, держа кружку обеими руками, и вдыхая парной, теплый запах.
А еще он помнил огонь. Когда дед затапливал печь, Максимка всегда сидел рядом, заворожено глядя на растущее и гудящее пламя, и потом подолгу просиживал перед закрытой дверцей печки, наблюдая волшебные золотистые отблески света на полу в полутемной комнате.
* * *
Серые дома стояли вдоль дороги. Тополя, голые, казались мертвыми. Поземка гоняла грязную крупу снега по поверхности, и то тут, то там светились в тонком снежном покрывале блеклые земляные проплешины.
Облако из дыма и тумана закрыло город. Кварталы частных деревянных домов начали топить печи, как всегда углем, и смог повисал зимой мутным одеялом над вогнутой чашей города, не имея возможности вырваться из лесистого амфитеатра сопок.
Дорога обледенела. Поры асфальта забились льдом, и машины шли медленно, осторожно, словно вслепую нащупывали путь. В царстве серого и грязного только светофор пучил свой больной красный глаз на мир.
- А, черт! - проворчал Артур, когда они в очередной раз остановились на перекрестке у светофора. - Опоздаем на рейс, в эту неделю уже не уедем. Прощай отпуск! Говорил, что это идиотская идея - ехать в деревню. Сколько времени зря потеряли! Нужно было на Арахлей поехать, предлагали же путевку. Тот же лес, тот же воздух, тот же снег. Чего еще?!
- Но Артур, а папа с мамой?!
- Ну и ехала бы одна, зачем нас с Максом туда таскать?!
- Артур! Родители Максима два года не видели!
- Лена! - вскипел Артур. - Я у шефа отпуск на неделю еле-еле на коленях вымолил, и мы уже третий день тратим только на то, чтобы уехать. Не успеем приехать, нужно будет назад собираться. Если твоим родителям хочется видеть Макса, то пусть переезжают сюда. Разговор об этом уже был. А вообще-то вы бы могли и одни съездить.
- Да?! А еще можно было бы Максимку с теткой в деревню отправить, так?! Предлагали ведь! Или у него совсем родителей нет?! - в голосе Лены послышались слезы.
- Лена! - видно было, что Артур сдерживается. - Я прошу тебя, не начинай!
Повисла неловкая пауза. Тишину нарушил Роман:
- Будет вам ссориться! - сказал он, включая передачу. - Успеем!
Шипованная «Таганка» вгрызалась в обледеневший асфальт и белая шестерка мчалась по дороге к выезду из города.
Возле пединститута Роман разогнал машину почти до восьмидесяти километров, но на перекрестке Богомягкова и Бабушкина стояла милиция, и он резко нажал на тормоз. Их остановили.
- «Застрелили»? - встревожено спросил Артур.
- Похоже на то! - процедил Роман сквозь зубы, открывая дверцу машины.
- Старший сержант Перов! - подошел к ним инспектор - Ваши документы, пожалуйста!
Роман подал документы:
-А что случилось, начальник? Я нормально ехал.
Гаишник ничего не ответил. Он отошел в сторону и стал рассматривать документы.
Максимка хорошо видел его через лобовое стекло. Инспектор очень замерз. У него были красные, опухшие кисти рук и красные щеки. Пальцы плохо слушались его. Он долго не мог раскрыть книжечку технического паспорта. Проверив документы, инспектор протянул их Роману. Козырнул покрасневшей рукой, и побежал останавливать следующую машину.
Роман сел за руль, засунул документы в карман, завел двигатель и тронул машину с места.
- Что случилось? - спросила Лена Романа.
- А кто их знает? - пожал он плечами. - Ничего не говорят. Едем быстрее, столько времени потеряли!
* * *
- Папа! Собачка! - крикнул Максимка.
Роман дернул руль и пропустил между колесами распластанное на асфальте тело сбитой собаки. Максимка залез с коленями на сиденье и приник к заднему стеклу, пытаясь сквозь тронутый изморозью триплекс разглядеть собаку.
- Пап, собачку задавили? - Максимка посмотрел на отца.
- Да она здесь давно лежит, - сказал Роман - Ее вчера сбили. Я здесь уже раз три проезжал за это время.
- А чего же не остановился? – неожиданно спросил мальчик.
- Зачем? – удивленно спросил Роман. – Перед каждой сбитой животиной останавливаться, вот еще!
Максимка сел на сиденье и надулся.
Машина завершила долгий подъем по проспекту Советов. Город тонул в черной гари, дома и целые улицы терялись под мутным одеялом из сажи, дыма и тумана.
- О, Боже! И в такой грязи мы живем! - Лена с отвращением смотрела назад, на город. - Здесь же дышать нечем! Артур, посмотри!
Артур мельком глянул в зеркало заднего вида и опять заговорил с Романом о работе.
Максимка же совсем не обратил внимания на слова матери, потому что все равно бы ничего не понял. Он думал о задавленной собаке, и ему было жалко ее. Он сопел и смотрел в окно на серенькие кустики и серый забор.
Жигули вырвались из города и понеслись через поле по шоссе. За городом был сильный ветер. Он дико выл в стойках кабины и ребрах дворников, временами даже заглушая гудение двигателя. Здесь не так давно уложили новый асфальт. Машина катилась ровно, будто скользила по длинной черной ленте, уходящей вдаль, и теряющейся в сопках.
Поля лежали вокруг блекло-желтым, спутанным волосом сухой травы, с набившейся в него белой перхотью снега. Снаружи было неуютно, но в машине гудела печка, и было тепло, а картинка за окном казалась чужой и нереальной. Только небо было иным, чем над городом. Оно очистилось и сияло непорочной лазурью, холодной, будто родниковая вода, налитая в хрустальную сферу.
- Ненавижу Читу! - поежилась Лена. - Эта грязь, и снег - не снег! А у нас сейчас в Тунгокочене снег выпал по колено. Такой чистый-чистый, белый-белый. И лиственницы стоят золотистые в снегу. Максимка, помнишь снег в деревне?
Максимка помнил снег. Снег был серебристый солнечным днем, лучился и резал глаза короткими искорками. Снег был холодным, и Максимке не разрешали снимать варежек на улице. Снег был мягкий, и в него было не больно кувыркаться в теплой шубке. Снег скрипел под полозьями санок, на которых дед возил его гулять, и похрустывал под ногами деда. На улицах в деревне он скатывался в твердую белую корочку, покрывающую землю, и нигде зимой не было голой земли. Снег как шуба покрывал землю в лесу и на огородах, и земле было не холодно. А в Чите земля мерзла, потому что была голой.
* * *
Второй раз их остановили перед Кадалой, сразу перед отворотом на СПТУшный автодром. Встречный Москвич предупредительно мигнул фарами и Роман заранее сбросил скорость. Но их все равно остановили.
- Вот черт! - ругнулся Артур. - Похоже, что-то произошло. Тормозят на каждом углу. Развелось гаишников, как собак нерезаных!
Роман вылез из машины, и начал объясняться с инспектором.
Тот проверил документы, но этого ему показалось недостаточно, и он заглянул в машину. У инспектора было опухшее лицо и нездорового цвета желтые глаза. Он обвел всех взглядом, и Лена почувствовала себя очень неприятно под этим взглядом. Однако, инспектор, увидев Максимку, вроде бы успокоился и, вернувшись к Роману, отдал ему документы, козырнув небрежно и устало.
Начался длинный подъем. Черная дорога как стрела уходила круто вверх. Двигатель выл на повышенных оборотах и машина, казалось, стремилась взлететь прямо в небо, синее и непорочное. Но кончился подъем, «Жигули» вылетели на пригорок, и Роман сразу ударил по тормозам. Внизу, у переезда стоял еще один, третий за сегодняшний день пост ГАИ. А с макушки хребта видно было уже, как золотились за соседней сопкой взлетные поля аэродрома.
- Зачем же так гоняем?! - строго спросил представившись высокий худой инспектор. - Еще с детьми. Ваши документы.
- Командир! В аэропорт опаздываем! Через пять минут уже посадка, - зачастил Роман, подавая документы. - Вот, друг с женой и ребенком уезжают, если опоздают, то пропал отпуск и деньги за билет!
- А на тот свет опоздать не боитесь? - спросил инспектор. - Штраф будем платить? - он раскрыл документы.
Встревоженный Артур вышел из машины. Процедура грозила затянуться, а этого ему совсем не хотелось.
- Товарищ сержант! Отпустите, пожалуйста! Мы на самом деле опаздываем. Если сейчас задержимся, то в аэропорт опоздаем, отпуск пропадет!
Инспектор, рассматривая документы, заметил равнодушно:
- Выезжать нужно было раньше, чтобы не опаздывать.
- Да мы вовремя выехали! - заволновался Артур. - Просто вы уже третьи, кто нас останавливает сегодня! Что происходит, в конце то концов!
- Счастливого пути, - протянул инспектор документы Роману. - Да не гоняй так, - заметил он уже неофициальным тоном, - а то на кладбище как раз поспеешь!
* * *
Синее небо выплеснулось над светлым зданием аэропорта в бездонный океан, и на фоне его четко и далеко была видна надпись: «ЧИТА-АЭРОПОРТ». И серебристыми стрелами уходили ввысь, прямо к Богу самолеты. Все молчали, глядя на это великолепие, а меж тем машина подъезжала к зданию нового аэровокзала.
- Мама, смотри, кто-то лежит! - крикнул Максимка, указывая рукой на автобусную остановку.
На промерзших до хрусткого звона бетонных плитах, припорошенных ноябрьским снежком, лежал человек. Лицо его было закрыто носовым платком, а из-под платка вытекала красной парящей лужицей, вмерзающая в грязь кровь.
- Кого-то мочканули! - сказал Роман, с любопытством глядя на убитого человека.
- Максимка, не смотри! - сказала Лена, отвернула голову сына в другую сторону и отвернулась сама. Максимка хотел вырваться и посмотреть, но Лена держала крепко.
- Теперь понятно, почему нас останавливали сегодня! - с досадой произнес Артур, с неприязнью глядя на убитого. - Давай, тормози у входа, я пойду насчет самолета узнаю, а ты подальше встань, на стоянку, от греха...
Он выскочил из машины и зашагал к аэровокзалу, на ходу еще раз мельком глянув на лежащего человека. Вокруг него стояли люди в ожидании автобуса и изо всех сил старались делать вид, что ничего не произошло.
В аэропорту было светло и чисто. Белый пластик стен, большие плафоны дневного света создавали странное впечатление чего-то строгого и не совсем реального, с необъяснимо-неясным томлением тревоги и ожидания. Было еще ощущение пустоты, поскольку людей в зале было немного.
Артур подошел к справочной кабинке:
- Скажите, регистрация на 351-й до Тунгокочена началась?
Накрашенная девица глянула куда-то в свои бумаги:
- Да, уже началась. Стойка регистрации номер три.
Артур сразу увидел очередь пассажиров у третьей стойки. Подходили новые, видимо регистрацию объявили только что. Он занял очередь, досадуя, что не догадался сразу прихватить вещи, но шумный разговор у стойки привлек его внимание.
- Как же так?! - сердился высокий мужчина в собачьей шапке. - Мы третий день уехать не можем, с двадцать пятого числа на чемоданах сидим...
- Мужчина, я вам в третий раз повторяю, что сегодня отправляем только двадцать третье число. Горючего выделили всего на один самолет. Ждите своей очереди. Следующий!
Артур быстро пробрался к окошечку:
- Скажите, за двадцать пятое вы сегодня не отправляете?
- Нет, - не отрывая глаз от документов, ответила девица.
- А свободных мест на этот рейс не будет?
- У нас еще за двадцать четвертое пассажиры не отправлены. Видите сколько! - девушка кивнула головой в сторону очереди у стойки, выросшей вдвое против прежнего.
- А когда следующий рейс? - не сдавался Артур.
Девушка пожала плечами:
- Ничего не известно. Приезжайте завтра, узнаете. Следующий!
Артура оттеснили от окошка. Он заработал локтями, и опять пробился к стойке.
- Девушка, ну как же так?!
- Мужчина, не задерживайте очередь! - диспетчер привстала, и победным ослепительным золотом сверкнули нашивки на синей форме. - По-вашему, я виновата, что самолеты не летают?! А также во всем том, что в стране твориться?!
- А кто же еще?! - взорвался Артур. - С вас-то все и начинается!
Он вышел на крыльцо аэропорта, с ненавистью посмотрел на лежащий труп, сплюнул и зашагал к машине.
Максимка сидел в машине один, и на щеках у него поблескивали слезы.
- Ты чего плачешь?
- Дядю жалко! - Максимка указал на остановку.
- Успокойся, дядя шутит, - Артур сел к Максимке на сиденье и начал платком вытирать сыну слезы, досадуя про себя на Романа, который так идиотски поставил машину: с заднего сиденья был виден краешек остановки и лежащий человек.
- Пап! Он давно лежит. Ему же холодно!
- Ему не холодно, не реви! А мама где?
- Она тетю Лизу встретила, и они ушли вместе.
- Вот еще! - рассердился Артур, и тут увидел подходящего к машине Романа.
- Посиди тут, я с дядей Ромой поговорю, - Артур вылез из машины.
- Артур, я здесь неподалеку был, за Максом присмотрел. Приятеля своего встретил, он рассказал, как этого бедолагу замочили: Он видимо на остановке стоял - прилетел московским рейсом и стоял, ждал автобус, а может, забрать его кто-то должен был. Подошел к нему один, высокий такой, лица никто и заметить не успел, выстрелил из пистолета в голову. Запрыгнул в белую «шестерку», там видать «братки» сидели, газу, и след простыл. Вот почему нас сегодня на каждом углу тормозят! - Роман хлопнул по крылу своих белых «Жигулей». - Во, глянь, Ленка идет!
И правда, к ним шла Лена. Сосредоточенная, деловая и грустная.
- Лена! Куда ты ушла?! Максимка сидит здесь и ревет один! Ты знаешь, что мест нет?!
- Знаю, Артур, знаю. Все знаю. Я специально сейчас ходила. Похоже, нам все равно в ближайшее время улететь не удастся, я договорилась Максимку с родственниками отправить. Они летят сегодня. Давай быстрее Максимкину сумку. Остальное я позже привезу. У тебя же, наверное, теперь совсем не получится съездить, - она грустно посмотрела ему в глаза.
* * *
«Жигули» развернулись и покатали обратно в город, оставив позади себя синее небо с серебряными стрелами взлетающих самолетов. Черная дорога вела людей через серые поля с голыми тополями вдоль обочины. Машина вылетела на пригорок, и взору открылось черное небо города. Артур и Ромка опять заговорили о делах. Лене было жаль Максимку, который сейчас стремительно летел где-то в этом голубом небе к серебристым снегам и золотым лиственницам, с каждым мигом удаляясь от родителей. Слезы навернулись ей на глаза, и Чита расплылась в сером мареве дымов и тумана.
19 февраля 1997 г.