Все имена вымышлены, так что – не берите в голову…
Жила-была одна добрая женщина, у которой отродясь не было детей. Наверное потому, что и мужа сроду не было. Звали ее Клавдия Петровна. И жила она на краю болота.
Вообще-то, когда папа Клавдии построил дом на опушке леса, болотом там и не пахло. Вид из окна радовал глаз ярким ковром полевых цветов, пока не пошел нудный затяжной дождь. Случилось это в день рождения Клавы, когда ей стукнуло тринадцать лет. В этот радостный день и зарядил тот противный дождь, который превратил цветущую поляну в унылое болото. После такого катаклизма родители Клавы сбежали в город, опасаясь ревматизма и малярии. Жених тоже пропал. Написал из армии, что ему очень понравилось служить, и он остается на сверхсрочную. Тоже видать испугался малярии.
Клаву же сырость не брала, но и ребенка не дарила. Не заводятся дети от сырости.
Пошла тогда наша Клавдия Петровна к колдунье за каким-нибудь приворотным зельем, чтоб послать его жениху в армию, чтоб перестал валять дурака, вернулся, осушил болото и женился, как честный человек.
Но колдунья приторговывала совсем другим средством от бездетности. Она дала Клавдии семечко и научила, что нужно делать бездетной, чтобы обзавестись потомством.
Следуя наставлениям виртуальной повитухи, Клава набрала в цветочный горшок навоза и воткнула туда семечку, не забыв посолить и поперчить, а также полить саженец горючими слезами.
К утру в горшке расцвёл алый мак, внутри которого копошилась крохотная голая девочка, с аппетитом поедающая пыльцу, словно манную кашу. Счастливая мамаша назвала ее Олей, скроила на скорую руку платьице из шелковых лоскутков, нарядила дочку и поместила ее в спичечный коробок, постелив для мягкости клочок ваты. Сама же на радостях побежала обмывать это событие с колдуньей-крестной.
Окно по случаю теплой весенней погоды было распахнуто, и Оля уселась на подоконник, свесив вниз босые ножки.
Со стороны болота доносилось дивное пение самца лягушки. Этот знаменитый на всю округу тенор по имени Зиновий влез на лист кувшинки и громогласно призывал любовь на свою пучеглазую голову.
Его мама Зина была одержима идеей женить сына на необыкновенной невесте. Она лягалась и отбрыкивалась от страшных сородичей, ища неболотную красоту.
В этих поисках ее занесло на завалинку Клавдиного дома.
Увидев над собой миниатюрные ласты неболотной красоты, Зина подпрыгнула и уцепилась за них. Оля не успела даже испугаться, когда толстая лягушка ухватила ее за ноги и потащила вниз. Зина шлепнулась на спину, а Оля с размаху врезалась попкой в ее мягкий живот, отчего Зина изобразила клаксон, хрипло квакнув в осоку.
– Что за дела? – услышала квакушка ангельский голосок, и поняла: вот она – невеста для ее чудесного сына.
– Прошу прощения за свою неуклюжесть. Я хотела подтянуться и сесть рядом с тобой, ангелочек. Но ты оказалась такая худенькая и стройненькая, что я ненароком стащила тебя вниз, – стала расшаркиваться Зина перед будущей снохой.
– И о чем вы?...
– Зина, – подсказала лягушка.
– Очень приятно! Я – Оля. Так о чем вы, Зина, хотели поговорить? – поинтересовалась ни о чем не подозревающая жертва будущих интриг и главная героиня сказки.
– Просто хотела пригласить в гости, – не стала с ходу раскрывать свои планы лягушка.
– В болото что ли? – зябко поежилась девочка.
– У нас там красиво! Кувшинки растут. Сынок у меня красавец и талант! Слышишь, как поет? – начала расхваливать Зиновия чадолюбивая мамаша.
– Да, голос могучий! – согласилась Оля. – Ну что ж, можно и сплавать к вашему певцу в гости. Только я плавать не умею. Вон, на подоконнике, моя колыбелька лежит. Достаньте мне ее и тронемся в путь.
– Мне не допрыгнуть, – засомневалась лягушка.
– А если вот с этого прутика скакнуть? – предложила находчивая Оля.
Под окном рос молодой ивовый прутик. Оля вскарабкалась по нему на самый верх. Прутик согнулся, и девочка повисла на его верхушке, давая возможность своей новой знакомой схватить себя за ноги и притянуть верх прутика к земле.
Зина без труда справилась с этой задачей и оседлала верхушку согнутого в дугу прутика.
– Отпускай! – скомандовала она.
Оля отпустила. Катапульта выстрелила. Зина впечаталась в стену чуть ниже подоконника. Сочный шлепок сопроводил короткий «кряк!», вырвавшийся из горла лягушки. Тело ее на краткий миг прилипло к стене. Этого мига хватило, чтобы уцепиться за край подоконника. Подключив мощные задние конечности, Зина вскарабкалась на подоконник, нахваливая себя за самоотверженность: «В лепешку готова расшибиться ради любимого сыночка!»
Прихватив колыбельку снохи, Зина спрыгнула вниз и повела за собой Олю к болоту. Шагать на привыкших к прыжкам ногах было страшно неудобно. Но, во-первых – в передних лапках нужно было нести коробку, во-вторых – не солидно как-то скакать перед невестой сына. «Вот выйдет за Зиновия, научится и скакать, и квакать, как мы», – мечтала заботливая мать.
Дойдя до болота, она усадила невестку в коробок, столкнула его в воду и поплыла к видневшейся вдали болотной кочке, толкая коробок перед собой.
Безмятежная девочка любовалась кувшинками и стремительным полетом гигантских стрекоз, в крыльях которых трепетала радуга.
На кочке маму и незнакомку поджидал утомленный пением Зиновий. Незнакомка сразила тенора наповал. Он упал в болотную жижу и чуть не захлебнулся в ней от восторга.
– Немедленно женюсь! – завопил тенор, как только выплюнул набившуюся в рот тину.
– Вот влипла! – испугалась Оля.
Перепуганная перспективой стать матерью головастиков, она отгрызла лепесток ближайшей кувшинки и погребла что есть мочи, гоня свой спичечный коробок к далёкому берегу.
– Лови ее! – заорал жених, толкая выдохшуюся маму назад в болото.
Зина обреченно плюхнулась в воду и вяло погнала перед собой волну бурой тины вслед за уплывающей мечтой.
В это время домой вернулась Клавдия Петровна. Не обнаружив на подоконнике ни дочери, ни колыбельки, встревоженная мать выпрыгнула в окно, а, услышав вопль: «Лови ее!», поняла и оценила грозящую Оле опасность.
Клава подхватила подол платья и вихрем понеслась по болотным кочкам в направлении вопля.
Из-за угла дома вышел Коля – Клавин жених. Он приехал на побывку и решил навестить невесту.
Увидев, как невеста, задрав подол, понеслась по кочкам, жених сунул торт и цветы на подоконник и пустился следом. Поскольку в армии Коля дослужился уже до сержанта, то как-то отвык от марш-бросков и бега по пересеченной местности. Короче – прыгнул мимо кочки в трясину.
Зина, хоть и вяло, но догнала Олю и схватила ее за талию обеими лапками. Но в тот же миг Зину жестко смяла в кулаке Клавдия, выдавив из несостоявшейся сватьи весь воздух.
– Мама! – обрадовалась Оля.
– Мамочка!! – испуганно взвизгнула Зина.
– Маманя!!! – заорал сержант, погружаясь в болото.
Клава сунула дочь в декольте, бросила позеленевшую от страха лягушку в ее родную стихию и кинулась спасать тонущего жениха. «Счастливый денек выдался», – улыбнулась она, таща Колю из трясины. Благодарный Коля готов был жениться прямо сейчас.
– Ну вот и началась светлая полоса в моей жизни! – объявила сидящим за столом мужу и дочери Клава.
– Мы рады за тебя! – хором ответили Коля и Оля, дружно налегая на торт.
Больше налегал, конечно, Николай. Оля проглотила пол чайной ложечки крема и сразу утратила талию, приобретя взамен блаженное чувство сытости.
Когда счастливое семейство устроилось на ночлег, в комнату залетел майский жук. На столе тускло отсвечивал самовар. Об него жук и затормозил, опрокинувшись на спину. Безуспешно помесив ногами сладкий воздух, пахнущий остатками торта и мятного чая, он стал звать на помощь.
Рядом в открытом спичечном коробке лежал какой-то шарик. Это шарик шевельнулся и перекатился через край коробка. Приглядевшись получше, жук различил ножки и ручки, и красивую головку с растрепанными пушистыми волосами. Шарик оказался раздутым животом, объевшейся сладким, девочки.
Девочка помогла жуку встать на ноги, отчего тот воспылал к ней любовью. И даже пропел: «Любовь нечаянно нагрянет, когда ее совсем не ждешь, и каждый вечер сразу станет удивительно хорош, и ты поешь: – Сердце, тебе не хочется покоя. Сердце, как хорошо на свете жить! Сердце, как хорошо, что ты такое! Спасибо, сердце, что ты умеешь так любить!» При этом усы его топорщились, и в глазах пылал огонь.
Оля в восторге захлопала в ладоши. Жук пригласил ее прокатиться на поляну. Спать расхотелось, и Оля уселась верхом на нового поклонника, чтобы с головой окунуться в новые приключения.
На поляне бурлило веселье и разгул насекомых! Под нестройный хор сверчков легко порхали ночные бабочки и солидно жужжали крыльями неуклюжие жуки. В траве копошились светлячки и другие букашки, радующиеся тому, что ненасытные птицы наконец уселись спать в своих гнездах, и временно прекратили охоту на них – несчастных букашек.
Оле показалось, что у нее выросли крылья, и она попробовала порхать, как бабочка, но, услышав в свой адрес ехидное замечание: «Вот корова…», обиделась и попросила жука отвезти ее обратно. Жук сказал, что совершенно выбился из сил. При этом усы его обвисли и огонек в глазах погас.
– Как я теперь доберусь домой? – огорчилась девочка.
– А где ты живешь? – услышала она писклявый голосок и обернулась.
Рядом со своей норкой сидела полевая мышь и с любопытством разглядывала девочку.
– Я живу в доме у болота, – ответила Оля.
– А, знаю. Садись, довезу, – предложила добрая мышка.
Оля уселась на мышь, и та резво побежала через перелесок к краю пшеничного поля, туда, где жил богатый крот. Крот как раз собирал урожай озимой пшеницы. И мышь предложила обменять мешок нового урожая на сладко пахнущую девочку.
– Ты такая же обманщица, как Зина! – рассердилась Оля.
– Не знаю никакую Зину, – огрызнулась коварная мышь.
А зачарованный крот уже набрал полную грудь сладкого воздуха и затаил дыхание, боясь, что тот улетучится и вместе с ним исчезнет ощущение огромного невероятного счастья.
– Так как насчет зерна, сосед? – тормошила его назойливая мышь.
– Отстань, репей! – отодвинул ее крот и прижал к груди упирающуюся девочку.
– Неблагодарная скотина! – пропищала мышь, и в наглую полезла в закрома крота.
Крот на грабеж не реагировал. Он не мог надышаться Оленькой. Девочка ощутила ужасную тоску, и горькие слезы полились из ее ясных глазок.
– Не плачь, маленькая. Я тебя не обижу, – стал утешать ее крот, поглаживая по мягким пушистым волосам своей шершавой ладонью.
– Отпустил бы ты меня, дядечка, – жалобно всхлипнула безутешная девочка.
– Куда же я тебя отпущу? Ты ведь дорогу к дому не знаешь. Тебя вороны заклюют, или лиса съест, – начал убеждать ее крот.
От такой безысходности Оля расплакалась еще горше. Вдоволь излив свою печаль и тоску, она забылась, наконец, тревожным сном на руках у крота. Тот все еще бережно прижимал ее к груди и не собирался отпускать такой драгоценный подарок судьбы.
Клава, обнаружив пропажу дочери, вновь побежала на болото и пропадала там весь день. Поиски ее окончились ни чем. А, вернувшись, нашла на столе записку от Коли: «Извини, дорогая Клавдюша, труба зовет. Ты навечно останешься в моем сердце!»
«Недолго длилась моя светлая полоса», – заплакала несчастная женщина.
Незаметно пролетело лето. Оля, после нескольких попыток найти дорогу к дому, неизменно заканчивавшихся возвращением к кроту, смирилась со своим пленом в норе. Крот был к ней добр, не смотря на то, что от нее уже не пахло так сладко. Он привык к ней, как ребенок привыкает к любимой плюшевой игрушке, без которой невозможно заснуть.
Однажды, греясь на теплом еще осеннем солнышке, Оля увидела раненую ласточку. У птицы было повреждено крыло и она не могла улететь в теплые края вместе с другими ласточками.
Оля достала занозу из птичьего крыла и смазала ранку кашицей из разжеванного подорожника. Ласточка сразу же почувствовала себя лучше и предложила своей спасительнице полет на юг, где живут такие же крошечные люди, как Оля.
«Все лучше, чем жить в норе с добрым кротом и замерзнуть насмерть лютой зимой», – решила девочка и взобралась на шею ласточки.
– Так ты мигом слетишь с меня, – сказала ласточка. – Ложись на мою спину и обними меня за шею. Держись крепче.
Когда птичка с пассажиром на борту ринулась в прозрачное небо, пассажир пожалел о своем решении путешествовать на таком виде транспорта. Невероятная скорость полета заставляла Олю визжать от страха. Косяк гусей, попавшийся им на пути, свалился в камыши, и члены косяка попрятались под водой – так их напугала визжащая ласточка. Но это безобразие продолжалось недолго – Оля, в конце концов, сорвала голос.
Когда прибыли на место, девочка могла только шептать.
– Спасибо тебе, ласточка, – прошептала она и сползла со спины птицы – ни жива, ни мертва.
– Вах, какая Наташа! – услышала она восхищенный голос.
Обладатель голоса был примерно такого же роста, что и Оля. Ну, может чуточку выше. И смотрел на нее влюбленным взглядом.
– Я не Наташа, я Оля, – прошептала приезжая, и взгляд ее тоже заискрился.
– Будь моей женой, Оля, – сходу предложил абориген.
– Где наша не пропадала! – согласилась приезжая.
– Меня Вахтанг зовут. Я здешний принц, – представился абориген и расправил прозрачные, как у стрекозы, крылышки.
– Ух ты! – восхитилась крылышками Оля. – Я тоже такие хочу.
– Пришьем, какие проблемы, – пообещал Вахтанг.
Вечером состоялось венчание. Оля порхала от счастья на новеньких крылышках, и мир казался ей прекрасным! Только однажды легкая грусть скользнула по ее лицу, когда она вспомнила о маме Клаве.
Клавдия Петровна сидела у окна и поглаживала свой слегка округлившийся живот. Она с любовью наблюдала, как муж Коля роет канал, в который вскоре устремится болотная вода, освобождая от своего присутствия цветущую поляну. Материнское сердце подсказывало ей, что у дюймовочки Оли тоже все сложилось хорошо.
http://opanka2005.narod.ru