Защеканец.
Возвращается как- то муж из командировки - смотрит в зеркало - а это я...
Обнимаю сына, долго целуюсь с дочкой - потом жена,
Всегда сладкая, а после разлуки - втройне, вдесятеро, стократ, подойдет, обнимет и коленки задрожат.
Маленький, нежный, пушистый котенок, набрел ко мне с улицы.
Розовая блузка с воланами, убийственные тени, пошлейшая из причесок - чистейшая из Душ и,
Пахучее,
Загорающееся от одной ладошки
девственное
тело.
Долгие месяцы я узнавал его -
Открывал миры и цивилизации - миллиметр за миллиметром, и поселялся в них вот так - без вещей,
Без фотографий ****ей,
из прокуренных Душ которых я, как Фауст, пытался извлечь Любовь.
Котенок со двора оказался вселенной, все в себе содержащей.
"Этого не может быть, потому что этого не может быть никогда!" - свистел я ветру и совал бутылки в ладошки, обтянутые несладкой, вечно несладкой кожей.
"Талант без поклонников - это попса!" проповедовал я и завязывал сложные сплетения старушечьих и детских ног.
"Счастье - за него же боротся надо!" - пел я ночи и совал член
во влагалища, наполняемые, быть может, уже в третий раз за день.
"Свобода - это то, ради чего стоит жить!" орал я из окон последних этажей последних общежитий и уходил засветло,
чтобы не смотреть в глаза их детям, чьих имен не мог запомнить...
А потом я возвращался - с войны ли,
из командировки
и смотрел в зеркало.
Я злился и негодовал, когда после двухчасового отмокания и отмывания чужих, вечно чужих запахов со своей кожи, я обнимал Ее и чувствовал: люблю.
Люблю, люблю, люблю эту страшилку,
Эту дурочку,
Эту неумеху,
Это счастье, за которое не надо бороться,
Когда можно просто жить,
Это там, где стыдно говорить о таланте, - нужно быть талантом.
Это то, что есть, потому что это есть, а не потому что это должно быть.
Не от ума - от стыда твердил я ей о ее закрепощенности, о том, что тело имеет свои пристрастия, свою "жажду" и преступно не дать ему то, что оно хочет!
"Если ты почувствуешь, что хочешь чтобы какой-нибудь "Он"
или какие-нибудь "они" трахнули тебя прямо сейчас, на месте, во все что можно одновременно, прилюдно разорвав одежду -
дай им!
Сама предложи!
Может тебе в ресторане захочется вдруг сползти под стол и поласкать ртом или - если хочешь - отсосать у какого-нибудь совершенно незнакомого дядьки, а потом губами, густо испачканными в его сперме, пить заказанное им для тебя "Шате" - сделай это!
Ведь ты же любишь рестораны...
Она слушала.
Она слушалась.
Я уходил, а она стирала мои носки.
Я уезжал, а она носила под сердцем моих детей.
Я прогонял ее, бросал - она ждала, пока не позову.
А однажды - я вернулся из командировки и посмотрел в в ее зеркало.
А там было чужое лицо.
- Знаешь, у меня заболел зуб а я так боялась идти в больницу, что вызвала врача на дом. Ну ты знаешь. И он стал лечить, а мне было больно, а он сказал, что поедет и привезет еще обезбаливающего. Такой милый...
Он привез большой чемоданчик и поставил мне еще два укола, так что я совершенно не почувствовала боли!
Я потом стала его благодарить а он попросил сделать для него что-то особенно приятное. Я сначала не поняла, а потом точно мысли его прочитала. И знаешь, так вдруг стало жарко под кожей... Даже страшно... А глаза у него такие же как у тебя - большие, зеленые с голубым.
Я так испугалась сначала... Но от него так хорошо пахло... И я вспомнила, что ты мне всегда говорил, что надо быть свободной, что нельзя себе этого запрещать, если хочется. И ты знаешь, мне действительно этого хотелось!
Так удивительно!
В общем, я поласкала его. Ртом.
Мне было так волнующе, так приятно, очень приятно, правда...
Я стала совсем мокренькая...
И ты знаешь, мне кажется я проглотила его сперму -потому что во рту у меня ничего не оказалось, когда он кончил...
Но мне и это было приятно.
А он смешной такой- быстро подскочил и к двери побежал. И знаешь что он мне сказал? Он сказал, что вообще-то хотел капучино со сливками... Забавный он, правда?
А зуб у меня больше не болел! Как новенький!
Ах, как хорошо что ты приехал! Я так соскучилась по тебе!
Я посмотрел в ее глаза - а через глаза - в Душу.
В ней не было ни греха ни вины ни страха, -
только радость, - я приехал.
Я улыбнулся как мог, унося рвущее меня на куски горе подальше от нее - уходя заметив тоненькую ниточку слюны, ненадолго соединившие ее губы.
Это ведь была слюна,
слюна.
Ее слюна.
Или?
Я курил на балконе одну, другую. Футболка на мне простреливалась ноябрем насквозь, но я не знал где мой дом.
Моя жена - защеканка.
За-ще-кан-ка. Во вкусе ее поцелуя теперь будет вечно чужая сперма.
Ма-ло-фья.
За-ще-кан-ка.
...уесоска.
Что же мне делать? Что-же-мне-де-лать. С горем, с этим горем, горем, горем.
Котенок с улицы...
Горе, горе..
И прощенья мне нет.
Магдебург, ноябрь 2002.