Анну приговорили к бессрочным каторжным работам на руднике, что находился в заброшенном месте где-то на юге. Мрачное подземелье быстро изменило ее. Стройная фигурка согнулась, лоб избороздили морщинки, а чудные волосы были коротко острижены. Она очень скоро готова была превратиться в маленькую молодую старушку. Так зеленый стебелек, еще не набравший силу, пригибается к земле из-за сильного ветра, а то и ломается, так и не успев стать цветком.
Анна бы и вовсе умерла от непосильного труда и унижений надсмотрщиков, будучи погребенной в мешке с камнями, которые им грудами приходилось носить. Но волею судьбы ей суждено было встретиться с Жозефиной, по прозвищу Длинный Язык. Тощая, рябая, да к тому же еще и с заметно косившим глазом, Жозефина была очень живым и подвижным существом. Представьте себе мотылька, которого накрывают большим стеклярусом: он бьется о стенки, сжимая и расправляя хилые крылышки, пока, наконец, выбившись из сил, не падает на дно, задыхаясь без воздуха и свободы. Жозефина падать не собиралась, видимо, считая, что должен разбиться ненавистный стеклярус.
С успехом приворовывая на рынках, она была ловка, изворотлива, как степная ящерица, и даже когда ей ненароком щемили хвост, Жозефина проявляла недюжинную хватку и искрометную реакцию по спасению своего тела.
Но однажды ее выдал ненаглядный дружок - подлец Жанно. Что-то она не поделила с ним в своей подворотне, хотя сколько раз прежде Жозефина рисковала ради него, сколько монет, перетянутых ею из карманов горожан, она поровну делила с ним! Не говоря уже о фазаньих крыльях, спарже и мягких булочках.
Впрочем, все когда-то кончается, и одна счастливая полоса попадает на рифы, а разбитый корабль крушит все надежды.
Но отдышавшись после позора судилища, осмотревшись по сторонам и отряхнувшись от насевшей пыли, Жозефина поняла, что можно сносно жить и на руднике, если при этом заводить выгодные знакомства.
- Анна, ты не должна себя хоронить! - стрекотала она. - Да, нам трудно без мужчин, но что они без нас - тьфу, пустое место! Это я тебе говорю, а уж Жозефина Длинный Язык знает толк в этих двуногих тварях...
Она была намного старше Анны, и свою девственность перестала хранить уже давно, а помимо красавца и подлеца Жанно, у нее числились в знакомых и порядочные господа.
- Впрочем, это все в прошлом, - то ли с сожалением, то ли с радостью выдавала она.
Анне поначалу было трудно постичь великую психологию рыночной воровки и шлюхи, но другие каторжанки жили обособленной жизнью, и она постепенно потянулась к Жозефине.
- На все божья воля, на все божья воля, - постоянно твердила Анна, хотя и не могла чувствовать себя в ладу с Господом. Только страх, дикий животный страх перед неведомым Создателем, так жестоко покаравшим и предавшим ее, заставлял трепетать и сжиматься.
- О, нет не на все, - смеялась Жозефина ей в ответ. - Есть еще воля судьи, воля стражника, воля мужчины и твоя собственная, если ты, конечно, хочешь ее иметь... - И еще тысячи различных воль, только все они далеко отсюда, где-то за морями...
Может быть, Анна и пренебрегла бы этой странной философией и пустой трескотней, оттолкнув Жозефину, но один нелепый случай заставил ее по-настоящему сблизиться с ней...
Замогильные душные хибарки, мало отличавшиеся от подземелий, вмещали до пятидесяти человек, но их было больше, намного больше. Духота, смрад, вонь, пот и телесные испарения смешивались воедино и создавали умопомрачительный неистребимый тюремный запах, который на долгие годы въедался в душу и тело.
Это случилось в первые дни пребывания Анны на руднике. Однажды ночью черная, волоокая, статная гречанка, бывшая здесь больше года, заприметила Анну и, подойдя к ней, развязно схватила ее за щеки, разглядывая зубы девушки. Потом резким движением одернула балахон, обнажая плечи и грудь Анны.
- Однако какая у нас новая резвая кобылка! - игриво проговорила гречанка, сладко причмокивая губами. - Почему бы тебе не покатать меня?
Она схватила ее правую грудь и больно сжала, разминая своими сильными липкими пальцами. Потом ущипнула за живот, явно желая устремиться дальше. Анна стояла молча и неподвижно, только груди ее вздымались от нахлынувшего волнения. Она хорошо понимала, что уступает гречанке в силе и ловкости, и только чудо могло спасти ее от унижения и боли.
- Оставь ее в покое, Сапфо! - раздался внезапный окрик. - И убери подальше свои кривые руки!
Это произнесла Жозефина - маленькая бомбочка, которая готова была разорвать на куски любого.
- Что?! - удивилась пораженная ее наглостью гречанка. - Кто это? Я тебя даже не вижу!
- Если ты не отпустишь эту девушку, - спокойно повторила Жозефина, то я откушу тебе ухо и выколю глаза, а потом так отделаю, что ни один мужчина не использует тебя даже в качестве табуретки.
Недоумевая, Сапфо крепче вцепилась в Анну, и в этот же миг получила оглушительной силы удар в челюсть, после которого, не устояв на ногах, свалилась без чувств, словно подрубленное дерево.
Узницы, затаив дыхание, молча следили за этой сценой, а потом загалдели наперебой, шумно отмечая славный удар Жозефины. Гречанка долго не приходила в себя, потом, еле поднявшись, не спеша отползла в свой угол, навсегда отбив у себя охоту искать жриц однополой любви.
Анна горячо обняла Жозефину.
- Не знаю, что и сказать, дорогая. Ты просто спасла мою жизнь.
- Она получила свое, моя девочка, - спокойно ответила та. - А тебе придется держаться меня, если, конечно, твоя гордость позволит это.
- Ну, что ты, Жозефина, я так тебе признательна! И о какой гордости можно говорить здесь, в этой погребной яме?!
... Прошло полгода - долгие месяцы непосильного труда в месиве грязи и топи. Осень переходила в зиму, та медленно перетекала в весну, пору нелепых ожиданий и надежд. Ветер высушивал губы, слепил глаза. Дожди смывали слезы, но те, неприкаянные, приходили снова. Тело бесконечно ныло, и на нем, как на пергаменте, появлялись новые рубцы и шрамы.
Анна заметно изменилась. Она чувствовала, что у нее образуется какая-то мощная неодолимая оболочка, напоминающая рыцарский панцирь. И теперь ее невозможно было обидеть или оскорбить. Школа Жозефины не прошла даром. Нежные девичьи руки, огрубевшие от мозолей, теперь стали наливаться настоящими мужскими мускулами. Анна перестала бояться тяжелой работы. Воля и упорство командовали ею, а юная горячая дерзость сокрушала все преграды.
Женская тяга к любви и ласке притупилась в ней, словно была заморожена в замогильном древнем саркофаге.
Но время шло, и свежий весенний ветерок принес в забитый рудник потрясающую новость, перевернувшую все его женское население: правление Вест-Индской кампании по согласованию с его величеством королем Франции Людовиком ХIV готовится зафрахтовать корабль для перевозки женщин из Ла-Рошели на остров Тортугу, находившимся в Карибском море и являвшимся необъятной территорией "берегового братства" - славной пиратской вольницы, не знавшей национальных границ.
Кое-кто из известных братьев получал и официальное благословение на разбой вместе с грамотой, печатью и индульгенцией, - и это называлось корсарство. Но чаще пираты не признавали ничего, кроме силы. И у каждого был свой король - капитан, и свое королевство - корабль. Но и эта галдящая вольница, особенно ее верхушка, хорошо понимала, что любой разбой имеет свои пределы, - так в конце концов и образовалась территория под протекторатом Франции и губернатором д'Ожероном. И вот теперь, дабы узаконить и придать территории цивилизованную окраску, власти стали набирать женщин-добровольцев на пиратский остров.
Женщины прекрасно понимали, какая участь предстояла им на Тортуге - стать женами корсаров или пиратов, людей малонадежных, странствующих и гуляющих. Но другого выбора не было, ибо каторга за неполный год могла превратить крепкую молодушку в старуху-развалину. Женщины потребовали от кампании только два условия: чтобы переезд через океан был бесплатным и чтобы им дали приемлемое жилье, на что был тут же дан положительный ответ.
Отбор делали по объективным природным данным: возрасту и здоровью. Анна как нельзя лучше других подходила в кандидатки, но комендант все медлил, объясняя отказ тем, что Божья Воля считалась убийцей, причем, своей собственной матери, и это выходило за границы принимаемого контракта.
Жозефина, у которой место на корабле уже было в кармане, сумела, как кошка, подлизаться к коменданту, для того, чтобы помочь своей подруге. Однажды вечером она вернулась поздно, хмурая и рассеянная. Молча пройдя мимо Анны, она плюхнулась на свою койку и зарыдала.
- Что с тобой, Жозефина? - участливо спросила Анна. - Это так не похоже на тебя, милая!
Она уселась с ней рядом и стала ласково гладить ее голову.
- Ах, Анна! - наконец произнесла сквозь рыдания Жозефина. - Ты бы знала, как мне все вокруг надоело и как мне сейчас хочется удавиться!..
- Господь с тобою! - Анна в ужасе перекрестилась. - Это немыслимо, что ты говоришь. Объясни мне, наконец, что с тобой произошло?
И, немного успокоившись, Жозефина с трудом рассказала о своей аудиенции у коменданта, обладавшего всей властью на руднике. Она просила, умоляла допустить ее, Анну, на желанный корабль, означающий для всех свободу.
- Я бы дала ему денег, - бормотала, покачиваясь, Жозефина. - Ты же знаешь, мне удалось тут кое-что скопить, хотя, конечно, для такого разбойника все было бы мало. Но он и не просил их...
- А что же тогда? - не выдержала Анна.
- Он потребовал тебя в свои наложницы, - отчеканила Жозефина.
Анна привстала, дрожа от возмущения, но тут же поняла, что овладеть ею в ее теперешнем положении любому, даже самому захудалому писарю, ничего не стоило.
- Можешь успокоиться, - глубоко вздохнула Жозефина. - Я все-таки заплатила ему за тебя.
- О, милая, я непременно верну тебе долг, каким бы большим он ни был!..
Жозефина с изумлением посмотрела на нее широко раскрытыми глазами, будто увидела перед собой обнаженную нимфу, выходящую из озера. А потом в ее глазах заблистали лукавые чертики, и она, громко прыснув, залилась необузданным смехом, который так контрастировал с ее недавними рыданиями.
- Да что с тобой, Жозефина! - все более удивлялась Анна. - Я никак не могу понять тебя!
- Я доказала коменданту... о-о-о... - продолжала смеяться Жозефина, но так, как это могла делать только она - сквозь слезы, которые еще не успели высохнуть на ее рябом лице. - Я доказала этому оболтусу, что тоже способна быть наложницей... Причем, - она на мгновение замялась, - причем, его молодому заместителю - тоже...
Теперь Анна раскрыла рот от изумления, постепенно осознавая сказанное. Затем, крепко обняв подругу, стала покрывать ее губы и щеки горячими поцелуями.
- Теперь мы уплывем вместе далеко-далеко от этого ада и будем жить вместе, добрая сестра моя, всегда вместе... - мечтательно прикрыв глаза, быстро лепетала Анна, не постигая, не осознавая своей юной доверчивой душой, какой ничтожно крохотный отрезок времени уготован был злодейкой судьбой находиться верным подругам вместе...
(Продолжение следует)