- Случается-случается. И сам по себе можешь. Я как-то раз тебя посетила… Ты, наверное, и не вспомнишь.
- Да? А, ну да… А я там ничего? Лишнего не позволил?
- Не смог. Да ты не переживай. Я всяких вас навидалась. И опять же, не в упрек тебе, а в пример. Тебе же, надеюсь, не все равно: что пить, когда, а главное – с кем?
- Не всё. Но это я, а ты-то? Да, у тебя способ нечеловеческий, но тем не менее. Тем более даже. Ходила бы с ним к приличным людям, посещала бы их. А то пишут – кто только не пишет, не мне тебе рассказывать. Неравноценный какой-то товарообмен.
- Ну почему же неравноценный? Я вам вдохновение, вы мне – творчество. А приличные люди твои – ну, да, с ними и поговорить есть о чем, и стол, бывает, ломится. Но что их посещать, когда они в этом плане несостоятельны?
- А мы, стало быть, творцы. Лестно. Держи меня, я щас зазнаюсь! Разве не наоборот: кого посетили, тот и творец? Любимец муз…
- Вот-вот. Любимец. А за что мы будем любить творчески импотентного товарища?
- А за что вообще любят? И, осмелюсь спросить, зачем? Значит – не хлебом единым, не сыром, не устрицами… Что-то ты темнишь. Иначе - какая тебе, почтальонке, разница кому и чего носить? А ты носишь. И выбираешь таких людей – куда там мне с водкой и макаронами! Допустим, да, у нас творческий потенциал, божья искра, или опять – объективные критерии… Тебе-то что от того?
- Критерии применимы только к тому, что уже создано. И зазнаваться тут нечего: потенциал еще не есть акт. Я, как уже выяснили, только вдохновляю, а воплощать-то вам. И в том, что вы со всем этим сделаете – в землю зароете или печку станете разжигать – я уже помочь ничем не могу.
- А – хотела бы.
- Ну, бывает.
- Так вот я и пытаю тебя. Творцы – не творцы… Я вообще не с этого начал. Не о том, чем я лучше простых смертных, а чем мы, простые смертные, тебя интересуем. Творчество наше… мое, не мое – не важно, просто как факт: творчество. Ходишь тут, нянчишься с нами со всеми…. Такой вот многовековой альтруизм?
- Не совсем.
- Не совсем. То-то же. Колись-колись! Мы же выяснили, что ты врать не умеешь.
- Не умею. Хотя казалось бы: вы всю литературу на этом строите, на художественном вымысле. А я вот не могу. Парадокс! Зато я могу не говорить правду.
- Это любой может. Я же не инквизитор: признавайся, а то сожгу! Не скажешь – ну и не скажешь. Может, хотя бы объяснишь, почему? Это что – какое-то сакральное таинство? Или вдохновение от него пропадет?
- Не пропадет, не бойся.
- «Не бойся»! Боюсь. Ты мне дорога, я боюсь тебя потерять. Сделаю что-нибудь не так – и поминай как звали, а я и понять не смогу, что не так. Поэтому и пытаюсь узнать, чем такой, как я тебе ценен. На талант не претендую, как уже говорил, водка тебя не пугает, как оказалось…
- А я уже говорила: плохо, что не претендуешь. Я как ни приду – у тебя макароны. Любишь ты их, что ли? Они же ужасные! Сами по себе, а сварены хорошо, качественно. Я удивляюсь, что их вообще так можно сварить. И пишешь ты также. А бывают люди наоборот: книжка – пальчики оближешь, а сварена, написана то есть – как курица лапой. Кстати, как там яйца?
- Как-как! Вкрутую, естественно. Хуже уже не будет.
- С майонезиком, ага? Есть у тебя майонез?
- Майонез-то есть. Но ты погоди, не увиливай. Опять у тебя творческая кухня : книжки, макароны… Ты что – ими тоже как-то питаешься?
- Ну что ты пристал, а? Ну не питаюсь «как-то». Ты же не только питаешься? Есть ведь и иные потребности.
- А какие еще могут быть в литературе потребности? То есть, блин, что я говорю?! Они и эти-то не человеческие. Но у тебя многое не как у людей. Прости, я не в упрек, а просто констатация факта.
- Ну да, ну да. Такая вот неведомая зверушка.
- Перестань, что ты как маленькая! Да, неведомая, а что – плохое слово? Непостижимая, неземная, несравнимая – уже лучше? И в то же время – родная и близкая. У? А ты нос повесила. Да я за тебя любому голову оторву!
- Спасибо. Но я все-таки за мир. А насчет остального – да, я не человек. Но все остальное у меня человеческое. Может быть, реализуется не по-людски, тут ты прав. Но реализуется. И тоже – бывает хорошо, а бывает – плохо.
- Вот поэтому я и хочу понять. Просто читаешь? Есть такая – потребность в чтении. Она и у меня есть, но её как-то проще удовлетворить можно: идёшь в магазин, покупаешь книжку. Или в библиотеку идешь.
- Ага. Идешь-идешь, а там пусто. Откуда бы они в твоем магазине взялись, если бы я на их написание не сподвигла?
- Не обольщайся. Там большая половина без твоего участия родилась.
- Родилась. Но «извините, мы не будем есть эти сырки».
- То есть, всё так просто? Заботитесь о духовной пище, устремляете нас мыслью, а мы возвращаемся и приносим вам дикий мёд на кончике своего пера?
- Приблизительно… Да, мы вкушаем плоды вашего творчества, и в этом смысле почти по-человечески – слушаем, смотрим, переживаем, обсуждаем потом. Это способствую я только литературе, а воспринимаю и кино, и музыку… Ты просто нарисовал это, как эксплуатацию, а с какой стати?
- Я и не рисовал. Пчелы носят мед не для пчеловода, они просто не могут его не носить. Творчество самодостаточно.
- Вот именно. Вы получаете радость творчества, а остальные, мы в том числе – тиражи ваших творений. И без них, между прочим, вполне могли бы обойтись. Было бы тускло – да, но не смертельно. Так что такой вот взаимный многовековой альтруизм.
- И только? Что ж ты сразу не могла объяснить? Юлила тут столько времени… Огород городила: вкус, цвет… избранники, критерии… Я, кстати, так ничего и не понял. Как вы нас отбираете: по размаху крыл? Или за всем этим еще что-то есть?
- Ну есть, есть! Тебе бы правда, в инквизицию - бестолковому, но упорному. Ладно, трутень мой прямокрылый: не альтруизмом единым жив наш союз. Есть и взаимный интерес.
- Взаимный – это какой же? У тебя что – процент с гонораров? И в каких же, извиняюсь, уях?
- Ы-ы-ы. Ну какой же ты дурачок! Причем тут гонорары, когда у нас с тобой – творчество! У нас – с тобой!.. Ну я тебе по-всякому уже объяснила. Не знаю, как еще намекать.
- А не надо мне намекать! Ничего ты не объяснила, ходишь вокруг да около. Не можешь по-человечески ответить?
- Да стесняюсь я, слепой что ли?! То же мне, инженер человеческих душ… Заладил: какой? какой? Нормальный! Взаимный человеческий интерес. Естественные человеческие потребности. Личные потребности, пенёк замшелый!
- Постой-ка!... То есть ты хочешь сказать…
- Хочу? Он еще издевается, садюга! Не я хочу, ты из меня клещами тянешь. Ну всё, вытянул: да! Да, я такая. Такая вот особа легкого поведения: прихожу к вам сама, возбуждаю творческие порывы, а потом вы делаете мне хорошо. Всё, доволен?
- Да не то слово… То есть, нет слов – в смысле – не знаю, как и сказать… Но что осёл – то осёл. И как же мы теперь дальше?
- Да никак. В смысле – так же, как и всегда. Просто раньше ты не знал, откуда берутся дети, а теперь знаешь. Но похоже, ты опять ничего не понял. Э-эй! Мы о творчестве говорим, а не о сексе.
- О творчестве, да. Нет, не понял ничего. В голове не укладывается. Скажи еще чего-нибудь, а?
- Раньше ты на меня так не пялился.
- Извини. Не знаю, как себя и вести. Я, наверное, гордиться должен…
- Скорее, помолчать. Вот есть такое понятие: творчество – процесс интимный. Вы его почему-то поголовно воспринимаете в переносном смысле, мол, чтобы никто не мешал, никто не видел… Вроде как в туалет сходить. А фраза самая что ни на есть буквальная: прихожу я, тебя охватывает вдохновение, и у нас происходит процесс творческого интима.
- А у нас… Кхм… У нас с тобой он уже происходил?
- Так, чуть-чуть. Легкий петтинг.
- А можно вопрос? Если нескромный – не отвечай. Что он из себя представляет – интим, но не секс?
- Да уж, вопросики у тебя. Ладно, все, вроде, взрослые - пооткровенничаю, раз взялась, а то напишешь порнографических фантасмагорий. Во-первых, секс – это когда человек с человечихой, а творческий интим – когда человек с музой. Дальше, как мы уже говорили - потребности человеческие, но реализуются не по-людски. Вот приходит к тебе женщина с определенной целью, и приходит к тебе муза… И обе вызывают у тебя соответствующие желания. Так вот, либидо во всех его проявлениях – это желание заняться сексом, а вдохновение – то же самое, только творчеством. А охваченный вдохновением, художник начинает творить. И у него созревает некий замысел, идея, сюжет… а может даже все произведение целиком! Это и есть наш творческий акт. Ты от него получаешь моральное удовлетворение, а я – то самое. Или не получаю. У меня же женские ощущения, по-человечески женские, и какими они окажутся – только от вашей фантазии зависит. Я лишь открываю простор для ее полета, а летать – вам. Вот почему мы всяких бездарей и не посещаем – чтобы они нас всю ночь ладошкой по коленке не гладили.
- Да уж. Ответ – взрослее некуда. От таких слов прям крылья сами собой расправляются. Слушай, я серьезно – в восхищении. И от того, что ты говоришь, и как говоришь, и что у нас с тобой на самом деле, оказывается, вот как. Я даже готов что-нибудь клятвенно пообещать…
- Хорошо, я потерплю. Только не спрашивай то, на что сам можешь ответить.
- Договорились. Вот смотри: стихотворение еще туда-сюда, но ведь редкий рассказ удается написать за один присест. Приходится откладывать, бывает – начинать другое, потом возвращаться к начатому… Как можно интим, пусть даже творческий, возобновить с того места, на котором прервались… допустим, неделю назад?
- А не надо ничего возобновлять. Ты не путай зачатие и роды.
- Фьи-у!.. Погоди-ка, сформулирую. Это что же получается: ощущения у тебя женские, а роль – типично мужская? Приходишь тут на ночь глядя, склоняешь нас к творчеству, мы с тобою творим всякие интимы, а потом ты идешь дальше, а мы остаемся в интересном положении: вынашиваем всё это, рожаем в муках…
- По сути – да. Только почему так недружелюбно? Уязвленный мужской шовинизм? Я вас на произвол судьбы не бросаю: захожу, интересуюсь как дела, помогаю советами. И вы – не «всё это» вынашиваете, а детей своих. Не задумывался? А кого еще родить можно? А человеческие возможности, реализуемые нечеловеческим путем? Это же у вас так: сначала зачатие, и то, как правило, случайное, потом беременность, потом роды, а потом все ходят и чешут репу «в кого такой уродился?». А с нами всё почти наоборот. Сначала мысли о нем, потом общие черты, мы его обсуждаем, спорим, радуемся, строим планы. И когда оно нам обоим начинает нравиться, мы начинаем хотеть, чтобы оно было – тогда ты принимаешься со мною творить: полет, восторг, разноцветные огоньки… и у тебя в голове возникает маленькая новая жизнь. Причем, смотри как здорово: мы можем зачинать его по частям – отдельными главами, персонажами, яркими эпизодами, а можем вдруг, безо всяких прелюдий: «иди ко мне!», а можем создавать снова и снова, хотя предыдущие еще не появились на свет… Правда, они могут так и не появиться или появиться не совсем такими, как мы мечтали. Зато когда появятся - когда ты их выносишь, придашь им законченный облик и, наконец, напишешь-родишь – в них будет наша с тобой радуга. И они заживут ею! Заживут своей собственной жизнью, некоторые – вечной жизнью заживут. А?! Представь: твои дети… наши с тобой дети – смогут жить вечно! Ве-чно-о!!! Причем некоторые даже будут приносить деньги в семью…
- Ну ты и разошлась!
- Да! Да, разошлась. Я не хочу говорить об этом спокойно. И делать это спокойно - не хочу. Потому что вы их придумываете, вынашиваете, пишете, а все, что я могу им дать – это моя страсть, энергия, состояние моей души. Я, собственно, кроме как за этим, и вообще не нужна! Но и вы без этого ни на что не годнЫ, ходячие одноглазые зомби! А я не хочу! Не хочу «Берегите лес, он ваш друг», хочу, чтобы «плакала Маша, как лес вырубали…»! То есть – не хочу, чтобы плакала… Хочу, чтобы лес… чтобы рос… всь…