Хазар Джон.
Моя подружка еще лежала в послеоперационной. Ей сделали выскабливание матки, и теперь она отходит от каллипсола, который ей ввели внутривенно, чтобы во время аборта она меньше страдала. Я же в это время сидел в кафе, который находиться рядом с десятой многопрофильной больнице. Я заказал себе шесть палочек шашлыка, - из бараньего мяса - и кружку холодного, разливного пива. Я сижу напротив занавешенного окна, за которым шашлычник готовит, - дымя во всю улицу, – мой шашлык.
Попивая свое пиво, я всматриваюсь на ягодицы, прошедшей около меня, девушки и представляю ее голой. Затем тут же отвлекаю себя от этой мысли, так как девушка кажется мне не очень привлекательной, когда она голая.
Люди часто хотят видеть объекты обожание голыми и не представляют, что во время наготы люди совсем не красивые. Ведь именно одежда и делает тела людей привлекательными и обожаемыми.
Ты можешь сидеть в кафе, ты можешь сидеть на лавочке, ты можешь лежать на лежаке и смотреть в след девушке в обтягивающих штанишках, но в тот момент, когда она снимает свои штанишки о остается перед тобой в купальнике, в нижнем белье или в одних лобковых волосах – ты понимаешь, что нагая красота именно в прикрытие наготы.
Люди всегда думают, что во время секса обязательно нужно раздеть партнера до наготы, а сами после того как разделись, прикрываются одеялом или выключают свет, - так как знают что их тела не совершенны, - так как знают что их тела никогда не будут совершенны. Их неуклюжие ляжки и бедра, слегка отвисшие животики и животы, всегда будут выглядеть убого и дискрименирующе по отношению к красивым глазам и губам.
Эти поэты – сукины дети – знали, о чем писать. Они никогда не писали о жирных бедрах и икрах покрытых целюлитом. Они всегда писали о глазах, о губах, о бровях, о шеи, о ямках между ключицами, и никогда не писали о животе, - в стриях, - который висит, словно слегка подтаявшее на жаре - желе.
Так же дела обстоят и с мужскими телами.
Сколько бы ты не был накачен, сколько бы ты не был худ, сколько бы силикона не было закачено в твои груди, сколько бы силикона не было закачено в твои губы, сколько бы морщин ты не свел со своего лица, - все зразу измениться, как только ты снимешь одежду, и предстанешь перед зеркалом и перед своим комплексом не полноценности. Потому как ты знаешь, что все равно не будешь таким как на обложке журнала.
Кто-то с этим смеряется, а кому-то это по одному месту. Но все они знают, что когда они голые они совсем не прекрасны и что хуже для них, - все они уродливы.
Ты можешь говорить, что любишь, ты можешь говорить, что обожаешь, но в глубине ту знаешь, что она, - или он, - всегда будет не более чем шматом мяса и жира, который ты хотел бы, хотела бы убрать со своего живота, со своих бедер, со своих ягодиц…..
Шашлычник приносит мои шесть палочек бараньего шашлыка, - посыпанных сверху тонко нарезанным репчатым луком и капелькой пищевого уксуса, - и я ем их, одну за другой, изредка закусывая луком, нарезанным кольцами.
Я сижу в кафе.
Я ем шашлык.
Я пью прохладное пиво.
Кондиционер в кафе работает на всю мощность и мое чувство сорокоградусной жары постепенно проходит, в то время как моя не любимая подружка лежит в жаркой палате и мучается приходящими галлюцинациями.
Я представляю голой Одри Хэпберн, Эдит Пиаф, Мерил Стрип, и мне тошно. Мне тошно, но я не прекращаю этого делать – я представляю, как они голые делают, привычную для нас работу - моют посуду, рубят дрова, собирают огурцы, стоят в серых фартуках у газовой плиты, режут овощи, стоят в очереди, – голых людей, - за хлебом, пьют пиво у телевизора.
Коротко постриженный блондин Брет Питт, - с коричневыми волосами на лобке, бежит, тряся своим детородным органом, за голым мальчикой, который изрисовал его «копейку» мелом.. За всем этим, из балкона третьего этажа, наблюдает рыжая Сюзан Сарэндон, - ее груди свисаю с перил балкона.
Голые люди в троллейбусе едут по рабочим местам, жалуясь на то, что кое у кого, кое- что мешает нормальному времяпрепровождению, кое какой девушки, которой явно не приятно чувствовать это кое-что у себя между голыми бедрами. Тут же едет микроавтобус заполненный японскими туристами, с фотоаппаратами, висящими на нагих телах.
Весь наш мир голый и уродливый, но взамен этому он натурален и правдив. Ведь в этом и есть вся правда. Смысл жизни – в том, что все мы далеко не прекрасны, и все мы будем еще уродливее, когда будем лежать голыми в наших гробах из стекла, где будут видны наши формы.
А шашлык получился отменным, - наверное, это и есть настоящая правда на данный момент. Ведь сколько бы я не говорил мир остался таким же, как и до того как я начал этот монолог.
Моя девушка лежит в полубессознательном состоянии, - после аборта, евреи и мусульмане обстреливают из ракет города друг друга, - обрушивая дома и здание на головы женщин и детей. Террористы режут головы солдатам, милиционеры избивают иммигрантов у себя в подвалах, мигранты насилуют девушек по ночным углам, таксисты - частники крутят свою баранку, тайфуны уничтожают города в юго-восточной Азии. Этот мир также лжив и уродлив, как и голые люди с обложек журналов.
Все это происходит именно сейчас и именно здесь, а я жду свою подружку, кушая шашлык с репчатым луком и горячей лепешкой. Запиваю прохладным пивом, со слегка терпким вкусом, и мне хорошо. Я не чувствую перед ней ни капли чувства вины, так же как и не чувствую вины во всем происходящем в мире.
Я тут. Я в кафе и мне нечего не грозит, кроме как очередного не санкционированного отцовства. Меня все это не касается. Я тут не причем.
Не трогайте меня, я ем шашлык.
Не трогайте меня, я пью свое пиво.
Не трогайте меня я тут временно – я только жду свою подружку.
Не трогайте меня, не обвиняйте меня, не думайте обо мне, не признавайтесь мне в своих бедах и грехах – я тут временно, я только жду свою подружку, кушая свой шашлык и запивая его «Чимкентским», со слегка терпким вкусом.
Я эгоист своего времени, - если кто-то живет иначе, пусть бросит в меня камень.
Я эгоист своего времени, - если кто-то умирает и обвиняет меня в эгоизме, то пусть бросит в меня камень.
Я эгоист своего времени, - если ваш ребенок сейчас лежит под многотонными развалинами, если вам отрезают голову и вы хрипите захлебываясь своей кровью, если вашего сына унесла гигантская волна, если вас насилует мигрант, если вас избивают в подвале отделение милиции, если ваша девушка делает себе аборт, если вы шофер-частник и вам нужно крутить баранку чтобы прокормить детей – киньте в меня камень.
Ведь я эгоист, ведь мне в данный момент наплевать на все, кроме моего шашлыка, моего пива и моего прохладного места под кондиционером.
Киньте в меня камень хоть за то, что я говорю – Жизнь прекрасна! Мать вашу…
Я эгоист своего времени, - если кто-то считает иначе, пусть бросит в меня камень.