Ослепительно ярким было этим утром январское солнце. Особенно, как-то удивительно бережно, оно направляло свой вкрадчивый взгляд с одной грани титановых тумб на другие, но все же беспрестанно играя лучами на их поверхности. В небе парили гигантские, сталеэкипированные карпланы, одновременно курируя несколько строящийся объектов. На крышах громадных, но бесчисленных небоскребов шла непрестанная работа – строительство очередного этажа уже и без того заоблачного дома. Спасало, что схемы были найдены, не люди теперь умирали, во благо продолжения общемировой жизни, на крыше – роботы, периодически выходящие из строя, но заменяемые.
Промышленность развивалась огромными темпами. Люди входили в науку по достижению четырех, а то и трех лет. И каждый понимал, лучше научиться работать головой, нежели сгореть, мужественно исполняя свою миссию на крыше. А работы там хватало. Было два вида боевой активности: непосредственно на поле сражения – оттаскивать пурпурно-железных спасителей, и в тылу, целиком и полностью обеспечивая программную работу воинов. Да, и кому не хотелось заработать – условно назовем их – баллов, чтобы повидать тех, кто, может быть, жив еще в железных тисках по ту сторону титановых стен. Однако, путешествие туда становилось возможным лишь для поколений, не первый век стремящихся через солнечный свет в соседний небоскреб, но пренебрегая счастливой возможностью во благо детей, которые могут не иметь пары для осуществления жизненно важного процесса оплодотворения, обрекая, тем самым, на смерть все человечество их маленькой Вселенной. Да, каждый дом, ввиду вынужденной обособленности, представлял собой целый мир, устроенный, развивающийся и существующий по законам бедствия.
Лу в очередной раз подошла к тонированному маленькому окошку их крохотной квартирки. Стена была столь широка, что посмотреть вниз не представлялось возможным. Но там было, скорее всего, тоже, что и вокруг: чудовищный, жадно дышащий, необъятный Океан. Он неистово бился о небоскребы, заглатывая поочередно каждый новый этаж, провозглашая последующий основанием и одновременно подножием, предрекая на скорую смерть. Все годы, что Лу провела в этой каморке, т.е. с самого ее рождения, картина не менялась: буйствующий океан, монстр, сжирающий все, что выбивалось на его поверхности.
Так Лу простояла весь день. Она не хотела больше учить электронные формулы составляющих ильменита, рутила, прослеживать реакции обработки хлором в присутствии кислорода, восстановления натрием и кальцием, или нагревании с соляной кислотой. Ей вот только исполнилось четыре, и она уже устала... Она устала видеть лишь темный океан у подножия своего дома, слышать зловещий шум его волн, представлять свое «счастливое будущее» и верить… Она устала...
Солнце без лишней спешки опустилось за горизонт. Лу сидела за столом, качаясь на стуле и выжидая, когда же эта медленная машина наполнит, наконец, ее баллон кислородом. Часы точно отстукивали секунду за секундой, никак не желая хоть чуть поторопиться. И вот долгожданный час пришел, восемь! Она подбежала к двери, спустилась на коленки и изо всех сил по привычке выдавила из себя улыбку ожидаемой радости от еще несостоявшейся встречи. Не оттого, что не хотела улыбнуться в приветствие любимой мамы, нет, но вот сегодня не улыбка, наворачивались на детских глазах взрослые слезы. Вставая на колени, она, по аналогии, пародировала тех самых земных четвероногих существ, о которых так часто рассказывала бабушка: ждущих с нетерпением возле двери в полной готовности наброситься, облизывая и целуя вошедших. Несколько раз она уже успела сменить свою позу, вспомнила все изученное сегодня для вечерней проверки, стащила к двери все книги, лампочки, эжекторы, не зная, чем же еще ей заняться на одном кв.метре коридора.
Это было в первый раз, когда после восьмого удара часов дверь в комнату не открылась. Она сидела, опершись о стену, и рыдала. Горько, пронизывающе, как рыдают дети, встретившиеся со своим внезапно и сиюминутно рухнувшим миром, когда большего горя на Земле быть просто не может; захлебываясь и еле-еле успевая переводить беспокойное дыхание. А, успокоившись, как это обычно и бывает, уснула, уставшая и измотанная после долгого томного дня. Сегодня ее ждал удивительный сон.
Она бежала по необыкновенно зеленой траве, собирая букет из ярко-желтых, красных, бирюзовых, алых ей доселе неизвестных трав. Она глубоко вдыхала свежий запах лета, и, затаив дыхание, никак не хотела с ним расстаться. Картинки менялись одна за другой, и она то видела выстланный золотой осенью ковер, то лепила, вся усыпанная пушистым снегом, во дворе своего деревенского домика снежную бабу, по-матерински охраняя ее от соседских мальчишек, не раз покусившихся на безопасность ее творения. Даже раскрывающаяся маленькая березовая почка, и та нашла свое местечко в череде добрых бабушкиных воспоминаний, так красочно воспроизведенных во сне ее внучки.
Уже светало, когда дверь без скрипа медленно открылась, не нарушая сон маленькой девочки, и, еле передвигая ноги, потихоньку вошла женщина, лет пятидесяти пяти внешне и всего тридцати двух в действительности, с огромным баллоном за плечами и чемоданом в руках. Там была их суточная доза медикаментов, пара гелеобразных пищевых паст, и подарок Лу, книга, выкупленная у старшего механика Михалыча, «Способ решения задач системного программирования методом Жордановых исключений». Лу давно мечтала об этой книге, все остальные были уже прочитаны, а скоро ей предстоял самый важный в ее жизни экзамен: на право рассмотрения ее кандидатуры при заселении нового этажа небоскреба.
Испугавшись, увидев свое любимое создание, свернувшееся маленьким комочком на куче книг и научных журналов, по щекам матери покатились слезы. Она аккуратно поставила чемодан, сняла громоздкий баллон и медленно спустилась на пол. Осторожно обняв свое крохотное дитя, она также подобрала под себя ноги и моментально уснула, еле слышно всхлипывая от безудержного потока объяснимых слез. Так, поочередно просыпаясь, они не вставали, чтобы только не разбудить самого любимого человека на свете, вновь проваливались в сон, и лишь к обеду проснулись обе. Ноги затекли, лица были помяты, вокруг валялись «игрушки» Лу, которые она стащила все к порогу в ожидании мамы.
Приведя себя в порядок, убравшись в квартире, семья собралась на кухне. В глазах девочки ясно читался вопрос. Собравшись с силами, глубоко заглянув в глаза дочери, тихим, но все же твердым голосом, мать начала говорить.
«Мы не успеваем, Лу. Он увеличил темпы, его аппетит растет с каждым днем, с каждой минутой, не оставляя шансов на спасение низлежащим этажам. Скоро он дойдет и до нас. Поэтому тебе необходимо учиться. Учиться так, чтобы ты смогла продолжить жизнь. Конкурс будет велик. План сокращен в двенадцать раз. А значит, мест не хватит. Не хватит даже на всех детей…».
Лу не верила своим ушам, ее мама умрет, умрут все, кроме тех самых несчастных «счастливчиков», кандидатов на жил.площадь нового этажа. Какая-то бессмыслица! Зачем ей жить, как она может допустить мамину смерть? Нет, это она останется здесь, хотя, что же получается лучше: умереть или продолжить смертельные муки? Слезы лились потоком. Несколько дней они сами ходили как смерть, пока угроза последней не стала по-настоящему очевидной.
Вот уже миновало полвека. Темные воды великого океана разлились повсюду. Ничто не возмущало боле его спокойствия, многоэтажные небоскребы могли только, будучи поглощенными, изнутри вызывать бурление его вод, чего пока не случалось. Ему, возможно, порой даже не хватало этой зловещей игры, битвы со стенами тумб. Может быть, ему хотелось, разбегаясь, обрушиваться на стойкие преграды… Может быть, поэтому – в память, или для азарта – позволил он жить маленькой башенке прежде гигантского небоскреба, дома, где заботливая бабушка рассказывала внукам об удивительных четвероногих существах, преданно ждущих своих хозяев, о запахе летней травы и золотом ковре осени «со времен ее детства». Она хотела подарить им мечту. Она хотела дать еще одну попытку на жизнь этому миру.