Сереженька Пердунько является евреем.
Не специально, как-то так задалось с рождения.
Фамилию взял продядину. Брата прадедушки то есть. Сначала не хотели, но потом поняли, что никому больше все равно.
Бздунманом бы его бы в бухгалтерию к маме не взяли бы бы.
Конечно, поначалу хотел вскрывать прыщи вселенной и засеивать кладбища духа, но потом полюбил калькулятор: честнее он.
Болел много и часто.
Всегда почти.
Удивлялся, когда выздоравливал.
От удивления хворалось сильнее.
В рост ушла вся сила, вильнув на полпути вальгусом влево.
С тех пор все свисает.
Сереженьке шибануло тридцать. Не больно, но пристально в глаза глянуло желтым светом.
Мама подарила плащ, чтобы был не хуже других.
Справа был даже лучше.
Мама устала, говорит, что я не могу я больше я, Сереженька.
Сереженька не спешил, но и не торопился, хоть никогда и не бегал.
Ходил, клонясь влево.
Они спрашивали:
-Сереженька, вы это серьезно?
-Дык.
Мама хату продала, котелок чугунный в кацавейку завернула. Одевай, Сереженька, плащ. К поезду пора.
Мама у Сереженьки, Люся Бздунман, является тихой старушкой.
Не специально, просто время неслышно ушло.
Курочка, рыбка, квартальный отчет - так и прожили с Сереженькой шестьдесят и тридцать.
Вот ведь тесен мир! Сосед, что хату купил, он и помог с документами. Денег правда ушло - все, что за хату. Да ведь как хорошо все сделал: отцову форму, что в Маутхаузене ношена, нашли и к делу приаттачили!
Сереженькину писю по краешку обрезали. Говорит, а то проверить могут насколько Бздунько Бздуман.
Пися болела долго и накладывала на ощущение новизны маленькую тень, свисающую вальгусом влево.
Так что же, беженцы мы, беженцы. Контингентфлюхтлинг.
Херцлиш вилькоммен, сучье племя!
Котелок пригодился. Да и кацавейка. В первом-вкусно, во втором - тепло. Эти сволочи папир мимо мюльтонны бросают, что с ними гемахт хабать?
Добрый хаусмастер Хер Курц разрешил помогать за толику малую. На курочку и на рыбку.
У них всегда в кармане мелочи - обожраться можно!
Только чтобы ни-ни!
Что ты, Херр Курц! Второвоенная тайна!
Вот ведь тесен мир! Оказалось, Херр Курц с Люсиным отцом в войну на одном предприятии работал! Правда, по разные стороны шмайссера... Лица, конечно не видел, только номер на руке.
Он почему запомнил: когда в баню жечься везли - все эта рука в колесе тележном хрумкала, пока не измолотило. А может и не его рука это вовсе была. Там же понабросано!
Это сейчас только бумажки, а раньше-то о-о!
Сереженька Пердунько помогает маме. В плаще и кацавейке гнутся они в землю немецкую, собирая с парковки цветные рекламки и окурки.
Добрый хаусмастер выходит на крыльцо ничего не чеша: наблюдает за процессом и беседует по мобильнику с братом по разоружению и другом по денацификации.
Старые они уже, под семьдесят, но профессию помнят.
А работа идет споро: сегодня у Люси Бздунман и у Сереженьки Пердунько хороший день. Сегодня день получения социальной помощи!
Они помоют руки, возьмут пакеты, пойдут и, вставив карточку в банкомат, наберут пин-код. Четыре цифры. Запомнить было легко: они в точности совпадают с дедушкиным номером на руке!
Правда ведь, как тесен мир!
писано с натуры в беззлобном феврале 2002 года.