Глава 4. Кровные родичи
Записки Аристократа
Нам пришлось еще потерять время, возвращаясь за бубном Вии – она заявила, что без него дальше не пойдет. Ладно, кто я такой, чтобы отказывать женщине в такой мелочи?..
Бубен обнаружился выше по течению того же ручья: оказывается, именно рядом с ним Вию и поймали. Когда она поняла, что ее неминуемо схватят, то зашвырнула бубен подальше, и он упал в густые заросли шиповника. Удивительно, как не разбился. Я уж думал: ну все, исцарапаюсь, пока буду лазить… нет, шаманка полезла сама. Не доверила. А когда вернулась, ни царапинки на ней не было. Как будто кусты перед ней сами расступились.
Я к ней очень тщательно присматривался. Двигается уверенно, одежда выглядит более или менее аккуратной – недолго в плену продержали?.. Видал я, в какие лохмотья превращается одежда узников… Или держали ее в куда более приличных условиях, чем доводилось сиживать, скажем, мне.
Впрочем, когда я попал тогда в застенки, особенно рассиживаться мне не давали. Зато теперь свысока могу поглядывать даже на опоясанных рыцарей: немало песен поется о нескончаемых мытарствах бравых вояк, и о том, как высоко потом вознесла их судьба. Меня пока судьба никуда не вознесла, но, судя по количеству синяков и шишек, в перспективе, как минимум, графство и женитьба на королевской дочке.
Когда мы вернулись на дорогу, шаманка предусмотрительно прикрыла маской, будто бы от пыли, и широким капюшоном. Было ясно, что девушка довольно долго странствует вдали от родной северной земли. Удивительно, что до сих пор умудрялась гулять относительно на свободе. Или для Вии Шварценвальде жизнь была чередой побегов?..
Она упоминала о каком-то наставнике, с которым странствовала вместе. Быть может, этот наставник защищал ее?.. Тогда смерть показалась ему желанным отдыхом: у девчонки настоящий дар влипать в неприятности.
Шаманка сидела в седле позади меня, обхватив руками за талию. Я решил, что в ближайшем селе надо будет купить для нее лошадь или, может быть, осла – а то Иллирика будет чересчур уставать в дороге.
Дорога, кстати, была отличная. Перевалило за полдень, жара потихоньку стала спадать. А может, все дело было в том, что мы теперь ехали по лесу, и дающих тень ветвей хватало в избытке.
Леса я не боялся – во-первых, что я, не отмашусь от разбойников, или уж не ускачу на худой конец?.. Во-вторых, края тут достаточно мирные… Что до диких зверей, то они сидят себе по чащобам, дрожат от страха перед людьми.
Думал я и о другом. Шаманка сказала, что она полукровка… Но ведь девушка ничем, кроме собственно цвета, не похожа на гуля. Те – высоченного роста, с ручищи до колен. Ладони - настоящие клешни, ступни - лопаты, зубы оскалены. Глаза – да, умнее, чем у животных, - яростные, пронзительно жестокие. Но ненависть и жестокость эти – не человеческие. Я встречался с гулями… я знаю. Более или менее. В точности-то не знает никто. Кто-то говорит, что красные чудовища - остатки древних племен, ранее наравне с людьми проживавших в Подлунном Мире, кто-то – ошибка, неудачные слуги новых богов. Гули часто совершают набеги на человеческие поселения, иногда похищают женщин. Но я никогда не слышал, чтобы кто-то из этих пленниц когда-то возвращался, и, уж подавно, никогда не слышал о полукровках. Да и откуда им взяться, если гули никогда не оставляют в живых попавшего к ним человека?
В лесу простучал дятел и затих – смутился, что ли?..
Я спросил:
-Послушай, Вия… ты говорила, что ты одна такая.
Она сразу поняла, что я имею в виду.
-Насколько я знаю.
Я молчал, не зная, как спросить. Как получилось, что она осталась в живых?.. Я слышал, что очень часто гули похищали человеческих женщин. Но вот о том, чтобы эти женщины сбегали или иным каким способом возвращались к семье – нет, о таком не говорили.
-Мою мать похитили гули, - вдруг сказала Вия. Видимо, она решила расставить все точки над i, чтобы я больше не приставал к ней с расспросами. А может, ей просто захотелось хоть кому-то о себе рассказать – вряд ли ей часто выпадала такая возможность. - Она была дочерью главы нашего клана. Пять ее родных братьев и четверо двоюродных поклялись, что вернут ее. Они отправились в поход, и сумели отбить ее у гулей… Правда, вернулось только четверо из них…
Вия сделала паузу. Я подумал, что, должно быть, нелегко знать: твое рождение было оплачено девятью жизнями. Впрочем, наше рождение – рождение детей семейства Ди Арси - тоже случилось не просто так.
-Мать оказалась беременной. Еще она утратила рассудок. Когда шаман хотел избавить ее от ребенка, она вела себя, как дикая кошка, и никого не подпускала к себе, даже собственную мать и любимую младшую сестру. Спустя семь, а не девять месяцев, как положено, она родила, и умерла при родах, потому что ребенок был слишком большим, да еще и лежал неправильно.
Я не мог скосить глаз на Вию, потому что она сидела у меня за спиной, но помнил и так: росточку она совсем небольшого. Впрочем, кто его знает, этих младенцев…
-У ребенка была красная кожа, острые зубы от самого рождения, он щурил глаза и не плакал, а скулил, как собака. Это была я. Шаман хотел на всякий случай принести его в жертву духам, но младшая сестра покойной не дала. Ее звали Виола Шварценвальде. Она ухаживала за мной. Потом ей пришлось прятать меня от родни, потому что они хотели избавиться от меня. А когда мне было восемь лет, она умерла тоже. Мне пришлось уйти из дому. Отшельники горы Зубчатый Кинжал позже посвятили меня в шаманы. От них же я узнала о Драконьем Солнце. Тогда я спустилась с гор вниз, пересекла реку Гарм и отправилась к Вольным Городам, чтобы разузнать об астрологе Гаеве. Там я встретила странствующего лекаря, Эрнеста Аусштайна, который взял меня в ученицы и в помощницы.
-Он знал о твоем происхождении?
-Да.
-И не боялся?
-Чего, милорд?
-Того, что ты как-нибудь перегрызешь ему горло? – я спросил это с явственной насмешкой. Подумал: вполне может замкнуться, обидеться насмерть. Она ответила с таким же смешком:
-А вы не боитесь?
-Будь ты кровожадной, мне бы не пришлось спасать тебя два раза, - я чуть пришпорил Иллирику. Она плелась все медленнее и медленнее, хотя невеликий вес шаманки уж никак не мог столь пагубно сказаться на ее скорости. Саботировала она, вот что. - А ты даже ту парочку не покалечила. Хотя, сдается мне, драться умеешь. Шаманам запрещено проливать кровь?
-У каждого шамана есть свои обеты. Они отличаются от племени к племени, отличаются в зависимости от духов, которым служит шаман. У меня таких обетов нет. Но… вы правы. Я никого не убиваю. Никогда. Лучше сама умру.
Она сказала это таким твердым, непоколебимым тоном, что я даже слегка удивился.
-В святые метишь?
-Ничуть, милорд. Я не против убийства, как такового. Но я ни за что не буду убивать сама. Если я кого-то убиваю… мне плохо, милорд. Очень плохо. Так, что лучше бы я умерла сама. Это… такое вот наследство.
Мои брови сами собой поползли вверх. По меньшей мере странно, что кровь кровожадных гулей в этой девушке сыграла бы именно так. Мне не слишком в это верилось. Но… чего только в жизни не бывает.
Когда мы достигли развилки, я придержал поводья Иллирики (кобыла недовольно фыркнула: только что понукал, хозяин, и уже тормозишь! Ты давай, определись с чем-нибудь одним!)
-Ну что, на север, драгоценная госпожа Шварценвальде? – мягко спросил я. – К Армизону?
Армизон – это был очень крупный город. Крупный город, крупный порт, множество власть имущих. Будь я астрологом, потерявшим весь свой багаж, я бы направился именно туда. Там очень легко найти себе заработок. Там же есть и отделение Гильдии Астрологов – самой, пожалуй, странной Гильдии под этим небом.
-Нет, - моя спутница покачала головой. – Духи говорят мне, что он пошел не на север. Он пошел на юг. Точнее, на юго-восток.
-На юго-востоке? – я был удивлен. В той стороне нет практически ничего, только маленькие деревушки, да холмы, которые перетекают потом в горы. Над горами летают орлы и стервятники, а за горами… За горами – Радужные Княжества.
Пограничные горы были невелики – снег на вершинах таял к середине лета - но труднопроходимы. Самый невысокий и широкий перевал, который чаще всего и используют путешественники, тоже находился около Армизона и назывался Абентойер… из чего вы можете заключить, что приключений купцам хватало и там. На востоке есть еще один перевал, он называется Перевал Собаки, но, насколько я помнил, снег там не таял до конца августа. Зачем туда Гаева понесло?..
Погодите… он мне что-то говорил насчет того, что хочет пересечь горы. Но это же глупо, черт побери – делать то, о чем ты оповестил своего потенциального преследователя! Правда… быть может, он хотел запутать меня: сделать вид, что собирается пересечь горы по перевалу Собаки, а сам направляется вовсе даже в Мигарот?..
А, впрочем, чтобы понять, что заставляет астролога делать то или это, надо самому быть астрологом. Они-то сверяют судьбу по звездам, а звезды свои тайны непосвященным не раскрывают. Поэтому соревноваться с ними в хитрости – дело безнадежное. Брать нужно другим. Например, разумом и упорством.
-Вы уверены, леди? – спросил я у Вии Шварценвальде.
-А вы, милорд, уверены ли в руке своей, когда она наносит удар? – слова были насмешливыми, но голос - серьезным.
Я не стал выворачивать шею, чтобы попытаться увидеть ее лицо. Раз она уверена – значит, уверена.
Плохо, правда, что астролог имеет день форы. Но в южном направлении он вряд ли сумеет разжиться конем. А значит мы, пусть даже вдвоем на Иллирике, живо его нагоним.
Через час или около того мы подъехали к первой деревне. Расспросы сразу дали положительный результат: все запомнили молодого светловолосого паренька с очень светлыми глазами, который проходил через деревню утром прошлого дня. Весьма приметная личность: без лошади, без денег и без оружия, но одежда весьма добротная, и плащ расшит знаками зодиака. Он оставил этот самый роскошный плащ одной из местных жительниц, взамен выторговав у нее шерстяной гармаш и еды в дорогу. Нам даже сказали, что один из крестьян подвез его до ближайшей ярмарки… нет, сударь, поговорить с этим крестьянином нельзя, уехал к куму в Адвент. Там сейчас герцог продовольствие закупает, выгодно очень можно продать…
Молодец, шаманка! Правильно указала путь. Стало быть, что-то есть в силах, тебе подвластных… Или это ты подвластна неким силам?.. Скорее всего, последнее. Иначе в нашем мире почти уже и не бывает.
Следующее село – мы достигли его уже после обеда – оказалось гораздо больше. Здесь даже была ярмарка. И вот тут мы след Райна Гаева потеряли. Без приметного плаща он стал похож на отпрыска не то бедной дворянской, не то богатой купеческой фамилии, соответственно, совершенно теряясь в толпе. Светлые глаза?.. Да, это примета, но не такая уж значимая. Вот если бы у него был горбатый нос с бородавкой…
Единственное, за что я мог зацепиться – это порасспрашивать, не искал ли тут два дня назад работу некий молодой астролог… ростом чуть пониже меня, телосложения плотного, волосы светло-русые, глаза голубые (я знал, что он не назвался собственным именем: слухи о знаменитом Магистре Драконьего Солнца разнеслись далеко, и, объявись он тут, об этом бы говорили до сих пор – нам бы и расспрашивать не пришлось). Да-да, искал ваша светлость, еще как искал, и не один такой был… да кто ж их запоминает, тут всяких шарлатанов прет – пруд пруди! Гороскоп составить, и то не могут, а все туда же, в астрологи лезут… И все почти светловолосые, тут вам не Земля Басков, тут, простите, ваша светлость, ваш цвет волос скорее за редкость… Прощения просим, ваша светлость, а только не припомню… что, молоденький совсем парнишка?.. Не знаю, может, и был, сопляков всяких тут тоже много вертится…
Наконец, мы получили что-то вроде зацепки: одна из торговок вспомнила, что некий симпатичный молодой человек, назвавшийся адептом Великого Искусства, нанялся в караван, уходящий по дороге на Мигарот. Вроде бы предсказывать им судьбу, спасать караван от ненадежности бытия… ибо что под этим прекрасным небом более бренно, чем судьба торговца, ищущего свою ненадежную прибыль?
Этот след порадовал меня, как радует, наверное, взятый запах хорошего охотничьего пса. Дорога от Мигарота отсюда одна – и это значит, что никакого труда нам не составит настигнуть осторожных караванщиков и нашего скользкого друга! Это оттуда можно куда угодно: хоть вниз по Риту, до самого Ририна, хоть вверх, в Эмираты!
Однако моя спутница почему-то не обрадовалась. Обожгла меня взглядом из-под капюшона и сказала:
-Я бы на вашем месте, милорд, не говорила бы «ам», пока рябчик еще не на вертеле.
-Что такое?
-Предчувствие, – коротко сказала она. – И еще: духи говорят, что надо идти в сторону гор.
-А духи могут ошибаться? – спросил я ее.
Вия пожала плечами; видно было, что ей не слишком хотелось отвечать, но ответила она все-таки честно.
-Да, духи могут ошибаться. Они могут даже умышленно говорить неправду. Дело шамана – это понять, где правда, где вымысел. Мне кажется, что астролог Гаев не ходил никогда ни с каким караваном, и что он не стремился ни в какой Мигарот.
-Почему? – спросил я с законным удивлением. – Мигарот – крупный город, там есть университет, и гильдия Астрологов там тоже есть… и я знаю, что там живет как минимум с десяток магистров. Куда еще и идти нашему адепту, как не туда?
-Вот именно поэтому он не пойдет в Мигарот… - тихо проговорила Вия. Разговор этот велся на центральной площади, только здесь не было фонтана, как в Адвенте – всю ее занимал один рынок с крытыми киосками. Здесь было шумно, но Вия даже тихо умела говорить так, что я слышал каждое ее слово, не напрягая слуха. Или это я умел слушать? – В Мигарот, где солнце посылает первые лучи башням желтого мрамора, где ветер несет по мощеным улицам лепестки цветущих вишен… нет, в Мигарот он не пойдет. Духи говорят, что он ищет покоя и искупления, а Мигарот не подходит ни для того, ни для другого.
-Ты что, еще и стихи пишешь? – спросил я удивленно. – Почему вдруг так заговорила?
Вия ответила загадочно.
-С кем поведешься, милорд.
-Вы бывали в Мигароте, драгоценная госпожа? – спросил я без насмешки. Мне и впрямь было интересно узнать, бывала ли она в Мигароте, потому что сам я там никогда не был. Говорят, очень красивый город.
-В прошлой жизни, - уголок рта Вии Шварценвальде чуть дернулся, как будто она хотела улыбнуться, да передумала. – Ну что, когда едем, милорд?
Мне оставалось только изумленно качать головой. Покоя и искупления, надо же! Довольно странное стремление для парнишки на два года младше меня, обретшего славу, которая мне и не снилась! Или как раз потому – ничуть не странное?.. Откуда-то же он нажил полную голову седины…
Чтобы настичь жертву, надо поставить себя на ее место, а этого-то я как раз и не мог сделать, потому что слишком плохо знал Райна Гаева. Вия же говорила так, как будто знала его очень хорошо. Духи подсказали?.. Очень удобно, наверное, но я бы не хотел, чтобы мне помогали такие духи. Слишком много в этом мистики, слишком много божественности.
-Обойдем ярмарку еще раз, - твердо сказал я. – А потом решим.
Мы обошли ярмарку снова, но никаких сведений о Райне Гаеве это нам не добавило. Кто-то, правда, сказал нам о молоденьком астрологе, который взялся делать гороскоп дочери ростовщика, но оказался на поверку сущим шарлатаном: напредсказывал мол, всяких глупостей – все село потом сплетничало. Говорили, что потом он сбежал подобру-поздорову куда-то в сторону гор.
Ловкач Гаев вряд ли мог столь глупо провалиться, поэтому, хоть Вия и упорно твердила мне, что она против, я решил, что искать его надо все-таки на дороге к Мигароту. И мы с облегчением покинули деревенский базар, его сутолоку, пыль и толкотню, чтобы вернуться к колдобистой, мятой ленте дороги.
Вия Шварценвальде, увы, на роль хорошего собеседника никак не тянула. То есть если ей случалось заговорить, она говорила только по делу. Это не походило на стеснение простолюдинки рядом с аристократом (да ведь она сказала, что ее мать была из знатного северного рода) или юной девушки перед мужчиной, пусть даже своим спасителем, – казалось, она просто не находила нужным вести светскую беседу. Только и оставалось, что смотреть на путевые пейзажи, которые в этих краях разнообразием не баловали. Впрочем, чувствовать небо над головой я всегда люблю. А то сидел бы в четырех стенах.
Зато моя спутница неожиданно оказалась кладезем познаний об окружающих нас лесах и полях. Вот за этим холмом есть родник – можно наполнить фляги для воды. А вон в той рощице – жертвенник местному богу, надо спешиться и хотя бы вина плеснуть, а то мало ли… Если пойти по этой тропинке, можно срезать путь – иначе дорога будет вилять, огибая крутые холмы. Ведь для купцов прокладывалась, не просто для путников.
Когда я спросил, откуда ей все это известно, Вия так же загадочно ответила:
-В прошлой жизни.
Однажды она обмолвилась о своем полном имени. Было это так.
В какой-то момент я заметил, что она очень неудобно поджимает ногу – ей мешал тюк с виолой. Я остановил Иллирику, спешился, и перевязал тюк так, чтобы ей было поудобнее.
-Что там, милорд, если не секрет? – спросила она. - Очень странная форма.
-Виуэла.
-Кажется, я слышала что-то похожее… - она чуть приподняла брови.
-Музыкальный инструмент… Что-то вроде пандорины. Или лютни, - сказал я. – Только играют не руками, а луком. У меня на родине была очень популярна на юге. А отец мой с юга. Сейчас большинство предпочитает лютню, но отец научил меня играть именно на виуэле, - я подумал, и добавил. – Но на лютне я тоже могу.
-Виуэла?.. Я слышала о таком инструменте: виола.
-Так называет его на Островах.
-Совсем как имя.
-Какое имя?
-Мое имя, - это был первый раз, когда она улыбнулась. – Когда я выбирала себе имя, я не знала, что так зовут еще и музыкальный инструмент.
-Вы сами выбирали себе имя?
-Нет. Взяла в наследство, - она махнула рукой. – А! Не берите в голову! У каждого свой способ обзаводиться именем. Ваше, скажем, странное… в языке Княжеств я не знаю таких.
-Астериск? – теперь была моя очередь пожимать плечами. – «Звездный» на древнем языке. У родителей было романтическое настроение.
-Да-а? - протянула Вия со странной интонацией. – А мне показалось, что Стар - сокращение совсем от другого…
По моей спине пробежал холодок. Духи нашептали?.. Сама догадалась о чем-то?.. Ну и Ормузд с ней. Пусть догадывается, сколько влезет.
Мы догнали караван вечером. Даже, как сказали бы некоторые, уже ночью: во всяком случае, стемнело, и на небе появилась луна. Разумеется, караванщики были благоразумными людьми: они расположились лагерем чуть в стороне от дороги, в лесу. Наверное, постоялых дворов как раз на этом участке пути не было… а может быть, они сочли ближайший разбойничьим гнездом.
Когда я уловил в прохладном вечернем воздухе запах костра, я спешился, велев Вии сидеть на лошади, и взял Иллирику под уздцы.
-Главное, молчи и ничего не говори, - сказал я шаманке. – И чтобы не случилось, не откидывай капюшон. Слава богу, этот гармаш надежно скрывает силуэт.
-О чем вы? – удивленно спросила она.
-Будешь моим младшим тяжело больным братом, - мрачно сказал я. – Ростом ты как раз с мальчишку. Торговцы испугаются, что болезнь заразна, и приближаться не будут. Главное голос не подавать.
-Слушаюсь и повинуюсь, - сказала Вия, и я чуть язык не проглотил от удивления – она что-то такое сделала со своим голосом, что он стал звучать немного иначе… вроде бы и не совсем, а так действительно за мальчишеский сойдет. По крайней мере, если бы я не знал, что это девушка, мог бы и ошибиться. – Дорогой брат, а вы уже придумали, чем я болен?
-А вот как раз это я и буду узнавать у нашего гениального астролога, - хмыкнул я.
Минут пять мы объезжали довольно высокий холм, заросший вереском… я решил, что это, наверное, чей-то курган: слишком уж правильной формы. Но кто, интересно, строит такие большие курганы?..
А потом я увидел торговцев.
Все было именно так, как я и думал. Они расположились на пятачке у подножия холма, который, судя по всему, уже неоднократно использовался для привала: здесь было натоптано и умеренно намусорено,. Как и положено, поставили фургоны и телеги в круг, в центре круга развели костер. Когда мы подошли, большая часть людей сидела вокруг костра. Можно было подумать даже, что они из Чужого Народа – да вот только я не увидел ни единой черной курчавой шевелюры, ни единого уха с серьгой, ни одной красавицы в пестром платке. Люди как люди. В основном, мужчины, разговаривают, шутят. Кто-то даже дергает струны лютни… о боги, вас много, вам так нравится измываться над людьми… выдерните кто-нибудь руки у этого бедолаги!
Еще на подходе меня встретила охрана – пара крепких молодых ребят, приблизительно моих ровесников, и один мужик постарше. Просто встретили, и проводили к костру довольно вежливо – даже назваться не попросили, когда я сказал, что иду с миром. На разбойника или даже разбойничьего подсыла я и впрямь не походил.
-Мир вам, - сказал я. – Прибылей в кошельки, убылей в рядах соперников.
-И вам мир, юный лорд, - с насмешкой сказал предводитель каравана – кажется, тоже не из простых (во всяком случае, воротник его был украшен кружевами, а на боку болталась шпага… но торговцы, шляющиеся от города к городу, от страны к стране, от одних богов к другим часто не соблюдают регламентацию одежды, а без оружия им и вовсе нельзя). – Пусть ваш клинок не скучает в ножнах, и всегда возвращается в них.
-Притом желательно с помощью моей собственной руки, - улыбнулся я. – Спасибо за пожелание, водительi. Тебе желаю всегда благополучно возвращаться домой.
-Юный лорд кого-то ищет? – спросил предводитель каравана.
Отблески костра плясали по нему, и по его людям. Они, еще недавно оживленно переговаривавшиеся, даже веселившиеся, теперь напряженно молчали и явно ждали чего-то. Все-таки они меня опасались. Разумеется, я, вооруженный одним легким мечом, серьезной угрозы представлять не мог. Однако любой путник может оказаться кем угодно, даже и богом. Некоторые из них время от времени позволяют себе такие безвкусные шутки.
-Да, – сказал я. – Я ищу одного юного астролога. Говорят, ему нет равных в предсказании судьбы и определении болезней. Мой братишка тяжело болен. Его болезнь не заразна, но никто из лекарей пока не смог определить этот недуг. Я надеюсь, что прославленный астролог сумеет это сделать, если составит его гороскоп.
Люди расслабились. Люди беззаботно заулыбались. Люди запереглядывались.
-А, так толки этого хвастунишки успели добраться и до вас? – настороженность покинула предводителя каравана. – Нам он тоже все это на уши вешал. Мол, он грозный победитель драконов. Магистр, чуть ли не тот самый обладатель Драконьего Солнца. А цеховый знак у него воры украли. С нами напрашивался. Обещал проезд отработать.
-Ну и что? – спросил я.
-А ничего, - снова фыркнул предводитель каравана. – Отрабатывает. За лошадьми ходит. Астролог из него никакой, а помощник нашему коневоду ничего получился.
-А где ваш знаток лошадей?
-А спит. Умаялся за день. Во-он в том фургоне. Если, конечно, с Зубастой Марой не уединился. А где мальчишка – не знаю. Где-то тут… наверное. Далеко не уйдет.
Ох, непохоже на Райна Гаева ходить за лошадьми в каком-то караване! Но…всякое может быть. Если он решил, что безопаснее не выказывать своего мастерства…
Я представил себе, как буду разыскивать его в темноте, в круге фургонов и повозок, среди спящих и полусонных людей и лошадей – и мне стало ощутимо нехорошо.
-Прошу вас, позовите его, - тон мой был вежлив, но вельможен.
-Можно, отчего нельзя… - сказал какой-то толстый мужик. – Только зачем он вам? Говорим же, никакой из него астролог.
-А вот и посмотрим.
Водитель каравана хмыкнул. Мол, так уж и быть, отчего не уважить благородного?.. Торговцы этих земель и караванщики по всему Континенту к голубым кровям особого пиетета не питают, однако и связываться остерегаются.
-Гай! – вдруг без предисловий крикнул предводитель каравана, ничуть не заботясь, что может разбудить спящих в фургонах и повозках. – Гай, бездельник, где тебя даймы носят!
И через несколько секунд заспанный, раздраженный голос протянул откуда-то из-за круга света:
-Ну здесь я, здесь… кто тревожит великого астролога?!
Это заявление было встречено взрывом смеха. Паренек появился в освещенном круге – точнее, его вытолкнули – и я сразу же понял, что это не Гаев. Нет, конечно, он был чуть пониже меня, и светловолосым… но на этом сходство кончалось. Гаев был широк в кости и крепок, этот – худощав, в чем душа держится. У Гаева волосы были аккуратно, коротко стрижены, как принято на Островах и в Империи. Волосы стоящего перед нами парня отрасли почти до плеч, и он явно их не расчесывал вот уже несколько дней, не говоря о мытье. Глаза у него были не светлые – самые обыкновенные, карие. Лицо прыщавое. И, наконец, он был значительно старше. Пожалуй, старше даже, чем я, и уж подавно старше Магистра, победителя дракона, о чьей юности рассказывают самые неправдоподобные небылицы.
Вия была права. Нам следовало идти к горам.
У меня возникло желание плюнуть, развернуться и уехать. Однако я сдержал первый порыв. Этот субъект выдавал себя за Гаева… значит, может статься, что-то о нем знает. Из-за этого типа мы потеряли порядочно времени – обидно будет совсем ничего от него не добиться.
-Я тревожу, - лениво, цедя слова сквозь зубы, произнес я самым аристократическим тоном из богатого набора своих интонаций. – Можешь ли ты определить болезнь моего брата?
Парень довольно неуклюже поклонился, но ответ его так и сочился наглостью:
-Благодарю, ваша светлость! Истинная астрологическая наука знает о людях все! Составив гороскоп вашего брата, я с легкостью определю, каким недугам он более подвержен, и смогу вычленить из них нужный. Когда вы желаете, чтобы я приступил к его составлению?
-Прямо сейчас, - ответил я. – Болезнь Симона, - черт, вылезло же имечко… ну и ладно, - не может ждать. Вот он, со мной, - я махнул рукой, показывая на неподвижно замершую за моей спиной Иллирику
-Прямо?.. – лже-Гаев стушевался. Очевидно, рассчитывал, что я отложу все это дело до утра, а там он за ночь сумеет сбежать. Или еще что придумает.
-А что? Сейчас ночь – самое подходящее время, чтобы наблюдать за звездами. Если мы поднимемся на вершину холма…
Это была ловушка. Я ни черта не смыслю в астрологии, но даже мне понятно, что, прежде чем составлять гороскоп, необходимо тщательно, до минуты выяснить дату рождения твоего клиента, потом начать составлять расчеты, как именно звезды и планеты располагались на момент его рождения. Только баран, ничего не узнав о заказчике, попрется смотреть на небо.
То есть не баран, конечно. Баранам звезды до одного места. Вся беда с людьми в том, что они даже инстинктивной мудростью животных не обладают, а все туда же – мнят себя венцами творения. Какого творения? Чьего? Если находиться в плену местной мифологии… богов много, и я ни за что не поверю, что тот же Зевс (старый слабоумный пьяница, если по правде) способен был когда-то сотворить что-то путное. Когда?.. Когда он потрясал своими мужскими достоинствами над океанами чужого мира?..
Ах, простите, господа и дамы. Кажется, я увлекся, сказал слишком много и стал нескромен.
Вернемся же к нашему рассказу.
Не моргнув и глазом, авантюрист нагло сказал:
-Разумеется, ваша светлость! Если вам угодно, поднимемся на холм! Это самое подходящее место.
Я отметил – можно было заметить и раньше – насколько правильно он говорит. Нет, как бы то ни было, а какое-то образование он получил. Интересно, какое?
-Охотно.
Глава каравана переглянулся с сидящим справа от него человеком.
-Может быть, послать с вами моего человека? – спросил водитель каравана. – Фонарь подержать, все такое…
-В этом нет необходимости, - взмахнул я рукой.
Я понимал, о чем думает этот человек. Он размышлял, не может ли Гай оказаться разбойничьим подсылом. Если так, то, очень может статься, что за караваном крадутся его дружки-бандюганы, и, заманив меня на холм, Гай сдаст меня им в руки. Я, однако, был уверен, что это не так. Во-первых, любых разбойников мы с Вией заметили бы еще на подходе к каравану, во-вторых, деревьев на холме не росло – только вереск. Подняться на него незаметно было невозможно, а луна светила ярко, значит, там мне засады опасаться нечего. А уж этого хиляка я как-нибудь скручу. Я вооружен, у него оружия нет. К тому же, на моей стороне Вия.
Поддельный астролог нагнулся подобрать фонарь –я обратил внимание, какие скупые и точные у него движения. Может, он и хиляк, но реакция хорошая. Если и не доводилось участвовать в битвах, то как пить дать доводилось драпать.
Тем не менее, когда мы отходили от костра, я увидел, как водитель каравана обмолвился о чем-то со своим помощником, и за нами скользнули какие-то тени. Решил, значит, подстраховаться. Смерть мимоезжего щенка-аристократа ему совершенно не нужна, а парнишке он не доверяет. Ну и пусть. Так даже лучше.
Мы поднимались на вершину. Я вел Иллирику в поводу, она время от времени фыркала. Вия горбилась на ее спине, словно слишком большой тюк с поклажей. Она послушно не двигалась и не произнесла ни слова с тех пор, как мы подошли к костру. У меня даже мелькнула мыслишка: и впрямь с ней что-то случилось Парень шел впереди меня, я нарочно старался не пускать его себе за спину. Предосторожность вовсе не лишняя. А когда тропа сошла на нет, и мы достигли вершины, я выпрямился во весь рост, глотая ночной воздух. На возвышенностях ветер всегда свежее. Тут же мы оказались где-то на уровне древесных вершин, и я мог видеть во все стороны курчавое лесное море, пенящееся в звездном свете редкими барашками бликов. Мы были не настолько высоко, чтобы я мог видеть змею дороги, разрезающую этот лес, но лента реки на западе стала мне заметной. А вот и горы, к которым мы идем – молчаливая, кажущаяся отсюда пологой гряда на горизонте.
Из нашего замка у побережья тоже были видны горы…
Тем временем астролог-самоучка начал возиться с фонарем.
-Что ты делаешь? – нарочито ленивым, насмешливым тоном произнес я. – Пытаешься осветить звезды?
-Ни в коем разе, мой господин, - откликнулся самозванец. – Мне нужно… посмотреть мои записи… ах, Ормузд раздери!
-Что такое?
-Вы не подержите? – он подошел ко мне вплотную, высоко подняв фонарь. – А то фитиль воском заплыл… Вы его подержите, а я почищу…
Это было так нелепо, что я чуть было не взял фонарь. И когда я протянул руку – чисто машинально – самозванец сделал какой-то быстрый жест, и свеча внутри фонаря вспыхнула. Уж не знаю, как он умудрился, однако так случилось. Вспышка тепла и света была столь сильна, что у меня перед глазами на миг помутилось. Всего на миг – но этого хватило.
В тот же момент я почувствовал сильную боль в области живота. Вот поганец… печень… ах-ххх он…
Ноги у меня ослабели моментально, я только начал вытаскивать Косу, но сил вонзить ее в мерзавца уже не оставалось. Как ни странно, слов выругаться тоже не было. Ну и идиот же я! Неужели теперь меня будет обводить вокруг пальца не только Гаев, но и всякие самозванцы?! Что ж, дураку – дурацкая смерть.
Ударив меня ножом, парень бросил или просто выпустил из рук фонарь – он упал на землю недалеко от меня, я видел, как медленно гаснет красная точка фитиля. Ужасно медленно. Красная точка… красная точка… как красная звезда низко-низко над горизонтом, которая растет и разбухает, становится красным солнцем, солнце заливает своим горячечным светом поля сражений, и…
Огонь!
И – гнев!
И – страсть!
И я, вечно молодой, смеющийся дух, лечу туда, в средоточие пульсирующей боли, чтобы наесться до сыта истекающим мясом, чтобы опустить холеные когтистые пальцы в чью-то кровь… смотрите-ка, моя собственная? Какая разница! Плоть, ставшая вместилищем бога, обретает толику бессмертия. Смех мой, презрительный и гордый, разносится над ночным лесом.
Вы думали, вы сумеете убить меня? Похитив, унизив, оболгав, обокрав, вы – думали?
Нет, правда?!
Ну что ж, ребята, вы здорово ошибались!
Я, Кевгестармель Юный, не сдаюсь!
…Красная точка на миг вспыхнула, перед тем как погаснуть. Это действительно курган… курган, в котором похоронены какие-то древние кости. Боги любят могильники – словно черви. Словно трупоеды…
Боги живут на чужих трупах…
Я сжал зубы, чувствуя, как путаются мысли в голове и теряются все до одной. Руки мои сжимали кинжал в собственном теле. Нет. Нет. Нет. Пусть трижды бежит убивший меня подонок – я не должен выпускать на волю то, что живет во мне. Не должен. Лучше честно умереть… Сам подставился. Не смог переиграть поднаторевшего в портовых кварталах ублюдка. Расслабился. Туда мне и дорога.
Если я выпущу бога наружу, отец никогда не простит меня.
-Ди Арси!
Кто это кричит? Кто знает мое имя?..
Чья-то рука ложится на мою собственную руку. Другая рука – на лоб. Сухие губы касаются моих губ, но это не поцелуй: в меня вливается холодная, вязкая тьма. Тьма, похожая на сухой песок в преисподней. Тьма льется в рот густой соленой жидкостью… я знаю этот вкус, я тысячи раз вкушал его на своих алтарях… Тьма звучит бубенцами.
Вия Шварценвальде. Шаманка.
Виола.
Я очнулся, и увидел, что по травинке ползет божья коровка. Такая маленькая, красно-черная. Эй, божья коровка, а какого ты бога?
Когда мы в детстве играли с братом и сестрой, у нас была считалочка:
Божья коровка, полети на небо,
Принеси нам хлеба,
Не простого, сладкого,
Со сдобною помадкою!
Неплохо было бы сейчас хлеба. Пусть даже самого что ни на есть простого, кислого ржаного, с жесткой, как у сухаря, коркой. Есть хочется – ужасно. Живот подводит так, как будто в нем дыру проделали.
Стойте, а ведь и впрямь – проделали!
Я рывком сел. Мое многострадальное туловище отозвалось болью, но поскольку болело везде, так сразу оценить ущерб не получалось. Посмотрел на руки. Ну точно: обе ладони в бурой, запекшейся крови. Ощупал себя. На камзоле – дыра, лоскут болтается. Под лоскутом – запекшаяся корка. Пошевелишься – болит. Стало быть, верхом ехать в ближайшие несколько дней будет тяжеловато.
Это что, очередной подарок от Кевгестармеля? Вроде того, который мне позволил выжить семь лет назад?
Но нет, в тот раз зажило без следа и сразу. В этот, похоже, останется шрам.
Агни!
Я сунул руку за пазуху, и облегченно вздохнул, нашарив знакомый пузырек. Вытащил его. Осмотрел. Вроде бы стекло цело… и внутри горит знакомая искорка… ну-ка…
Пробка у пузырька специально была тугая – чтобы случайно не выпала. Из-за этого ее не так-то просто было вытащить, когда действительно возникала нужда. Уфф, так ведь и зубы сломать можно… ну-ка…
-Стар! Как ты мог!
Здрасьте-пожалуйста… Не успела выскочить, и туда же!
Саламандра изящной огненной петлей изогнулась у меня на плече, обежала шею кругом.
-Нет, ну как ты мог! Почему до сих пор меня не выпустил?! А я так волновалась!
-Из-за чего, огонечек?
-Ты исчезал! Нет, ну ты правда исчезал! И приходил этот… противный… который меня плеткой…
Один из немногих недостатков Агни состоял в том, что она никогда и ни за что не запоминала людей, которые ей категорически не нравились. Или богов. Впрочем, недостаток оборачивался преимуществом: боги ее не запоминали тоже… В частности, Того она знала лишь по огненной плети, которую он обожал носить в своем прежнем воплощении.
Огненная-то она огненная, но огонь ведь тоже разный бывает. Не все огненные существа между собой ладят.
-Ну теперь-то он ушел?
-Шаманка прогнала его.
-Шаманка?
-Да! Прогнала его и вылечила тебя! Я чувствовала ее даже сквозь стекло! Стар, кто она?! Она красивая?! Почему ты мне о ней ничего не рассказывал?!
-Ну тише, тише, маленькая. Не надо так ревновать. Она самая обыкновенная, просто хорошая шаманка… Не то чтобы совсем страшная, но далеко не красотка. Зато она нелюдимая и мрачная, ты в тысячу раз более приятная собеседница.
-Правда?
-Правда.
-Ну, хорошо… - сменила ящерка гнев на милость.
Поглаживая Агни по алой бархатной спинке, я напряженно размышлял. Шаманка. Удержала Кевгестармеля. Лечила меня. Ну ничего себе…
Она поила меня своей кровью.
Или не поила?.. Слышал я о таких техниках, когда чужой кровью лечат рану, но никогда не слышал… И уж подавно полной глупостью это звучало в отношении шаманов: шаману нельзя проливать кровь во время ритуала. Это разрывает границу между миром духов и миром людей, и может кончиться самым плачевным образом…
Тогда откуда я помню это?..
-Вот что, Агни, полезай-ка назад, - велел я ящерице. – Потом выпущу погулять еще.
-А? – удивленно спросила Агни. – Это еще почему?
-Потому! Незачем пока шаманке знать про тебя. И вообще, мало ли…
-Зануда, - фыркнула Агни, но все-таки послушалась. И то хлеб… Мне вообще было интересно: почему она выполняет мои приказы?.. Почему считает меня хозяином?.. Я никогда не слышал – и, что важнее, ни герцогиня, ни герцог, не слышали тоже – чтобы саламандры когда-либо уживались с людьми. А спрашивать у самой Агни я боялся – вдруг она задумается и, как следствие, одумается?..
Я поднялся на ноги. Осмотрелся.
Холм как холм. Сейчас, ранним утром, когда солнце только-только поднималось, он странным образом выглядел еще более пустым и неприветливым, чем ночью. Лес также курчавился вокруг странным зеленым шелковистым морем.
Рядом, с видом пресытившегося гурмана пощипывая мелкую травку, пробивающуюся между пучками вереска, паслась Иллирика. Кто-то – да шаманка, кто же еще – снял с нее тюки и аккуратно сложил рядом. Поверх тюков я с удивлением заметил коричневый гармаш и черную повязку, которой Вия закрывала нижнюю половину лица.
Значит, не сбежала совсем. И то хлеб.
Морщась от боли (кажется, шрам этот еще довольно долго будет причинять мне беспокойство), я навьючил Иллирику снова – и не надо так жалобно смотреть на меня, я знаю, что тебе не тяжело! –вскарабкался на нее… ох, Ормузд всех побери, ну и неприятно мне будет сегодня! – и направил ее с холма вниз.
И услышал призывное ржание еще одной лошади.
Чуть погодя, когда мы спустились ниже, я увидел между деревьями эту самую лошадь. Это был огромный черный жеребец. Он буквально танцевал на неширокой площадке, где вчера вечером горел костер: приплясывал, мотал черным шелковистым хвостом, вскидывал узкую морду с широко, хищно раздутыми бровями, заливисто ржал. Конь был, безусловно, красив – я залюбовался игрой мускулов под лоснящейся шкурой. Но вот нормален ли?..
А на нем, довольная, радостно улыбающаяся, восседала Вия. Она была без плаща и даже без сапог – сапоги я заметил прислоненные к дереву. Более того, она сидела на черном коне без седла и как-то умудрялась править им без поводьев. При этом у меня создавалось впечатление, что черный красавец повинуется каждому ее малейшему движению, если не мысли…
Я вдруг понял, что соврал Агни. Шаманка в этот момент показалась мне необыкновенно хорошенькой. Мужская одежда ей шла, подчеркивая фигуру, лицо было таким радостным и счастливым, что даже красная кожа казалась какой-то странной прихотью освещения – вроде как если бы только всходило солнце.
Иллирика отшатнулась, и мне пришлось успокаивающе погладить ее по шее. Явно поведение родича было столь же необъяснимым для нее, как и для меня.
Вия заметила меня. Улыбка ее тут же погасла, она наклонилась к уху жеребца, что-то ему шепнула. Конь немедленно прекратил свои выкрутасы, успокоился, и чинным шагом направился к Иллирике. Мне еле удалось удержать бедную кобылу на месте.
-Доброе утро, милорд, - сказала Вия. – Как вам спалось?
Вот теперь я совершенно точно сумел уловить в ее голосе иронию.
-Это что, твой способ сказать «я же говорила»?
Вия пожала плечами.
-Вы это сказали, не я… И все-таки, как ваша рана?
-Жить можно, - поморщился я. – Что с тем самозванцем?
-Убит, - коротко ответила Вия.
-Это ты его? – удивился я. – Но ты же…
-Не совсем, - покачала головой девушка. – Вы.
-То есть как? – я опешил. – Я…
-Тот, кто сидит в вас, - пояснила девушка. – Он…почти выбрался. Когда вы почти умерли. Тот… Гай… успел уже броситься бежать. Но за происходящем на холме наблюдали водитель каравана и один из его доверенных лиц. Они тоже ему не доверяли. Они задержали жулика. И тут его настигла смерть. Это… ну, для человеческого взгляда выглядело, наверное, как если бы он вдруг просто упал и тело его иссохлось и прахом рассыпалось, без всякой причины.
Надо понимать, для взгляда шаманки это выглядело иначе?..
-А ты где была?
-На холме, рядом с вами, милорд. Вы разве не помните?..
Я вспомнил поцелуй и вязкую тьму, вливавшуюся в меня…
-Смутно, - я потер лоб ладонью. – Ну и?
-А дальше ничего не было. Почти ничего. Водитель каравана перепугался – вся эта история была ему совершенно ни к чему. Он вернулся к костру и приказал всем купцам в срочном порядке собираться в путь. Они довольно быстро снялись и уехали. Только один конь у них взбесился, да так, что ни в какую не хотел уходить. Кусался и бил своего хозяина копытами. Они хотели его прирезать, но не могли подобраться. В конце концов конь порвал привязь и сбежал в лес. Они не стали за ним гнаться, уехали. А конь потом вернулся к холму. Я сумела с ним поладить.
-Да… - я поглядел на нее с неподдельным уважением. – У вас в северных горах все так умеют обращаться с лошадьми?
-У нас почти нет лошадей, - мотнула головой девушка.
-Тогда как же…
-У каждого есть свои маленькие секреты, милорд. Я не собираюсь расспрашивать о ваших. Нам надо только найти Драконье Солнце, и мы расстанемся.
Вия Шварценвальде смотрела мне прямо в глаза. Ну и бог с ней, в самом деле. В конце концов, она меня спасла. А могла бы и не спасать, и спокойно удрать на Иллирике, с моими деньгами в сумке. Что, рискнем довериться?
-Ты знаешь, куда нам ехать? – спросил я.
-Да. Я спрашивала у духов. И я знаю, как срезать путь. Если повезет, мы найдем Райна Гаева уже завтра.
Мы отправились в путь, задержавшись только затем, чтобы наскоро перекусить, да дать Вии время одеть плащ и сапоги.
По лесу лошадей нельзя было пустить даже рысью – дорога выдалась уж очень плохая. Не верилось, что по этим колдобинам регулярно возят товары в Мигарот. То есть, может и возят – контрабандисты всякие, которым пользоваться человеческими дорогами мало чести. Мы достигли той развилки, у которой решали, куда идти, лишь ко второй половине дня, и направились в противоположную сторону – к горам. Довольно скоро Вия повернула жеребца на узкую, малоприметную тропку в зарослях клевера, и мне ничего не оставалось, как следовать за ним.
-Что он там собирается делать? – ворчал я, отмахиваясь от слепней, которые взвились с нагретого солнцем луга словно драконы в атаке и накинулись на беззащитных нас. – Там же сплошь бедняцкие деревеньки, да и те натыканы редко, как изюм в пироге у скупой тещи!
-Колоритное сравнение, милорд, - Вия посмотрела на меня с уважением. – Может, он гербарий здесь собирает?
-Не смешно, - только и ответил я, хотя уголки губ против моей воли поползли вверх.
Да, разнотравье тут действительно было такое – дай бог всякому лугу. На сто гербариев хватит. И запах над лугами предгорий был такой, что с удвоенной силой хотелось жить вечно. Или прогуливаться здесь с прекрасной девушкой, заговаривая ей зубы стихами и ожидая подходящего момента, чтобы завлечь под кустик и совлечь одежду…
Девушка рядом, конечно, имелась. Но вот что-что, а стихи ей читать меня совершенно не тянуло. Равно как и все остальное.
Подъем был довольно крутым, за короткий срок мы поднялись вполне высоко, и сумели бросить взгляд на дорогу, по которой ехали только что. Вид на зеленые волны сосен, расцвеченные серебристой пеной берез и чуть более светлыми «отмелями» дубрав здесь открывался превосходный. Я заподозрил, что преследуемый нами Гаев таил в себе талант не только ботаника, но и художника. Иначе совершенно непонятно, какого черта он поперся в эти края. Если он собрался к Перевалу Собаки, то проще было еще некоторое время идти по тракту к Мигароту, а свернуть в горы уже позже.
Потом Вия сошла с тропы, которая, пусть и истаивая иногда до едва примятых трав, до сих пор с успехом указывала нам путь, и нырнула в заросли барбариса. Я был выше ее ростом, поэтому мне пришлось спешиться и вести Иллирику в поводу. Чуть позже я обнаружил, что Вия спешилась тоже, проехав всего пару метров.
-А почему он сюда полез? – почти обреченно спросил я Вию.
В тени слепни от нас отстали, зато накинулись комары.
-Может быть, по грибы? – кротко спросила она.
Я почувствовал неодолимое желание выругаться. И как удержался?..
-И тем не менее, - произнес я брюзгливо. – Ты что, за ним идешь по следу, как ищейка?.. Угол срезать никак нельзя? Может, он просто отлить пошел, а мы за ним тащимся…
-Я не знаю этой местности, милорд, поэтому мне приходится идти так, как шел он, - коротко сказала она. – Кроме того, у меня плохо получается говорить со здешними духами: я не знаю их языков, а они не знают меня. Мой же анде-риддари весьма неохотно сообщает мне местоположение Гаева. Поэтому и приходится идти так, как идется.
-Погоди, почему неохотно? – удивился я. – Разве ты не хозяйка этого… риддари?
-Поэтому-то он и артачится. Ищи мы женщину, а не мужчину, все было бы проще.
-Почему?
-Ревнует.
Волей-неволей я задумался о характере взаимоотношений шаманов с духами…
Впереди мы услышали веселый говорок ручья, а скоро нашли и сам поток. Он тек по дну ложбинки, расширяясь и становясь все более полноводным прямо на глазах. Видимо, астролог шел вдоль него, ничуть не беспокоясь, что крутой бережок может осыпаться в любой момент. Нам же пришлось держаться на расстоянии, путаясь в зарослях, ушибаясь о корни деревьев, успокаивая лошадей, и в голос кляня Гаева.
-А если он на своих двоих заберется в такие места, где на лошади не проедешь? – недовольно спросил я. – Что будем делать?
-Вот тогда и будем думать, милорд, - только и ответила Вия. – А собственно… - она остановилась, как вкопанная.
-Что? – спросил я, повисая на поводе, потому что Иллирика выбрала как раз этот момент, чтобы заинтересоваться зеленым еще барбарисом. Еще не хватало мне расстройства желудка у этой коняги…
-Вот тут он и упал в ручей.
-Что?!
-Упал в ручей, милорд. Кажется, уцепился за что-то, его понесла вода… Но он жив, милорд, значит, выбрался.
-Отлично! – я хлопнул себя по шее, убивая особенно настырного комара. – Значит, очень скоро мы его возьмем голеньким: будет сушить одежду у какого-то костра.
-Он еще далеко отсюда, милорд, - с сомнением произнесла Вия. – Темнеет. На вашем месте я бы не рискнула ходить ночью по незнакомому лесу.
-Боишься диких зверей? – как бы невзначай я положил руку на эфес Косы.
-Боюсь ям, - коротко ответила Вия. – Веток, поворотов. И тому подобного.
-Я тоже, - фыркнул я, спрыгивая с Иллирики. – Вот что, похоже, тут самое подходящее место для ночлега. Если мы сейчас недалеко от Гаева, завтра с утра наверняка нагоним его. И будет нам счастье.
-Что? – кажется, Вия посмотрела на меня, как на психа.
-И будет нам счастье. Выражение такое. Никогда не слышала?
-Нет, милорд, - сдержанно сказала она, тоже спешиваясь. – Быть может, я схожу за хворостом?
-И много утащишь? – фыркнул я. – Сам схожу. А ты сторожи своего зверюгу.
-Зачем? – удивленно спросила Вия.
-А не видишь?
«Зверюга», действительно, давно косила глазом и била копытом в сторону Иллирики. Удивительно, как хозяйка прежде не замечала столь компрометирующего поведения своего жеребца. Вия стала буквально коричневой – я догадался, что так она краснеет, - и потащила своего коня за узду, привязать к раскидистому грабу как можно дальше от Иллирики. Я, внутренне усмехнувшись, отправился пристраивать кобылу к березе в противоположной стороне поляны. Вот еще, не хватало мне устраивать моей кобыле счастливую личную жизнь! Довольно и того, что моя никак не клеится…
…Спустя час на полянке над ручьем весело полыхал костерок. Над огнем висел котелок – мы ждали, пока он закипит, чтобы бросить туда сладкие корни. Вия сидела напротив меня, и ее темное лицо почти терялось в сумерках.
-Вот что, шаманка… - тихо сказал я, - дай мне, пожалуйста, твою левую руку.
-Зачем? – удивилась и слегка насторожилась она.
-Пожалуйста, - мягко попросила я.
-Не вижу смысла, - она тут же закуталась в гармаш поплотнее.
-Поздно. Я уже видел. У тебя на руке повязка. Вены резала?
-А если и так, милорд? – голос у нее сердитый.
-Вчера ночью, - сказал я. – Ты загнала Его обратно. Своей кровью, своей силой. Верно? А что стало с тем горе-астрологом? И с караваном?
Вия помолчала. Потом поняла, что отвечать придется – довольно уже, намолчалась за день. Наконец нехотя произнесла:
-Караван ушел. Как я вам и сказала.
-А горе-астролог? Что с ним стало?
-Лошадь.
-Что? – сначала я подумал, что не расслышал.
-С ним стала лошадь. Этот черный «зверюга»… он и есть тот Гай.
Я почувствовал слабость в ногах, даром, что сидел.
-Напомни мне, чтобы я никогда тебя не злил, - постарался я усмехнуться.
-Я не шучу и не сумасшедшая, - покачала головой Вия. Говорила она совершенно серьезно. – Потому конь и стал вести себя странно, и глава торговцев велел его оставить. Но меня он слушается. Изгнанные из тела духи ведут себя странно. Иногда они начинают следовать за своими убийцами, но вовсе не потому, что желают мстить. Просто убивший их – единственное знакомое им существо. У них меняется зрение, и больше никого они узнать не могут. Да и то сказать – что может быть крепче тех уз, которые связывают убийцу и жертву?.. Плоть, кровь… как у матери и дитя.
Она сказала это, и мрачно улыбнулась каким-то своим мыслям. А мне стало слегка не по себе. Еще пару лет назад мороз продрал бы по коже… Я вспомнил, какой счастливой она выглядела утром, объезжая свое новое «приобретение».
У этой девушки, должно быть, совсем особые отношения с потусторонним миром. Да и с посюстронним тоже.
-А ты не хочешь поинтересоваться, что именно ты загоняла? – спросил я.
-Я догадываюсь, - ответила она ровным тоном. – Лет двадцать назад сказители начали петь про некоего юного лорда, который одолел бога. Одного очень кровавого, очень жестокого и сильного бога. Вероятно, бог отомстил тому юноше…
-Вероятно, - я кивнул головой. – Да. И не только ему, но и его сыну. Эту историю рассказывают и на севере?
-Эту историю рассказывают по всему Континенту. Вот только имени юноши не называют.
-Мы смешали кровь, - дошло вдруг до меня. – Ты ведь спасла мне жизнь, Вия Шварценвальде. А я до этого – тебе.
Вия только грустно улыбнулась.
-На поле битвы в таких случаях братаются? – спросила она с горьким сарказмом.
-Никогда не был на поле битвы, - пожал я плечами. – И потом, у меня слишком много проблем и слишком много секретов, которое я никому не могу открыть, чтобы можно было позволить себе заводить родичей. Но ты мне не чужая, Вия Шварценвальде. Если тебе нужна помощь…
-У меня тоже слишком много тайн, которые я никому не могу рассказать, милорд, - перебила она меня. – Простите… Не хотите ли сыграть, пока вода не закипела?
Я улыбнулся. Ветер шумел в листве, становилось все темнее и темнее. Фыркали лошади, и тихо, почти неслышно трещали сучья в костре.
-Почему бы и нет?.. Только это будет совсем не та игра, которую я бы показал тебе в Че… в спокойном месте. Знаешь, виола ужасно расстраивается, стоит повозить ее в седле. Настраивать очень долго, сейчас этим заниматься просто бессмысленно. А без настройки… Но… в общем, посмотрим, что выйдет.
..Мой учитель музыки говорил мне: неважно, насколько инструмент расстроен. Все равно по настоящему ладной игрой радуют только жонглеры в богатых замках на торжественных событиях, да и то если умудряются приехать к аристократу заранее, чтобы хорошенько подготовиться. В иных случаях музыкант делает что может, а все остальное зависит от слушателя. Слушать музыку – ничуть не более легкое дело, чем играть ее. Но если вы оба, два человека по разные стороны от инструмента, сумели вычленить в вихляющей в разные стороны мелодию общую, одну на двоих, тропу, вы сможете… сможете пойти по ней. А там куда выведет.
Все играют на расстроенных инструментах, исключения лишь подтверждают правила. Важно не расстраиваться самому…
Я пристроил тяжелую виолу на согнутом колене… вообще-то, полагалось бы сидеть на стуле, но ладно… поза с подогнутыми, скрещенными ногами тоже подойдет. Вскинул туго натянутый лук смычка. Игра тоже похожа на войну…
-Что тебе сыграть, красавица?
-Все равно. Лишь бы время шло легче.
-О?.. Его не бывает, легкого времени…
И – первое касание струн. Каким он будет, звук?.. Тише! Стихните деревья, ветер, вода, лошади и вездесущие комары! Остановись, движение мира сквозь вековечный океан. Хотя бы на миг! Дайте мне возможность вклиниться, встроиться в вашу непреходящую гармонию собственной нотой…
Я заиграл старую-старую музыку. Говорят, она была еще до того, как в мир пришли Новые Боги. Иногда ее называют «Песенкой заблудившегося пастуха», иногда – «Песенкой о юнце и ведьме». Она изменяла ритм и темп, сбрасывала, прежние слова как змея старую шкуру, и обретала новые, наращивала куплет за куплетом и снова отбрасывала лишнее… Во всех землях поют ее по-разному. Мелодия там очень простая, и поэтому знатоки часто кривят рты в презрительной усмешки. Слова… когда проще, когда сложнее. Можно хоть самому придумать на ходу. Да что там –я сколько раз пел и матерные варианты, особенно под хмель! Но теперь, не знаю, почему, я выбрал тот вариант, который больше всего любил напевать, перебирая струны лютни, лорд Бреаннон… Наверное, потому что они нравились Хендриксону. Наверное, потому, что я решил, что и Вии они понравятся.
Некоторые могут играть и петь одновременно – я же опустил смычок тогда, когда отзвучали первые такты (разумеется, фальшиво, а как же иначе!) Не могу. Не хватает и на то и на другое сразу. Спасибо, что голос повинуется мне гораздо лучше, чем своевольные, не в такт дрожащие струны.
Если хочется верить – верь,
Если хочешь стрелять – стреляй.
Застрахованным от потерь
Не шепнет никто «Выбирай!»
Начал – и понял, что фальшивлю не хуже инструмента. Не то что неправильно пою… не то пою. И не той. Вия слушала молча, опустив голову, перебирая пальцами край плаща, и песня в ночном лесу звучала совсем чужой. Но уже начав мелодию, остановиться невозможно. Я продолжал…
Где- то вывезло, где не свезло,
В перекрестке четыре пути.
И по каждому так тяжело,
Так почти невозможно идти!
Я больше люблю народные песни. Такие, ну, вы знаете, истории, простые или жуткие, про монахов, людоедов и распутных красавиц. У этой тоже есть народная версия: про пастуха, который искал отбившегося ягненка, да и заплутал среди холмов, да и встретил деву… А слова, что любил Бреаннон, наверное, были сложены менестрелями.
Вия теперь глядела на меня, и мне даже казалось, что я вижу ее…и даже повязку на руке, скрытую рукавом, вижу.
Она смогла задержать бога. Невозможно…
Вены вскрывала из-за меня. Почему?.. За себя испугалась, что всех разнесу?.. Нет, я-то знаю, как думают в такие моменты. Там логика иная. Думала бы о себе – побежала бы прочь, потом сообразила бы, что сделала не то.
Мы найдем то, что ищем. Вместе. А там решим, что будем делать дальше. Что у нее за беда, зачем ей нужно Драконье Солнце?.. Я помогу, если смогу. И если не смогу – все равно постараюсь.
Если хочется верить – верь,
Может статься, окончится срок.
Так по нам ли споет суховей
Бесконечную песню дорог?..
Записки Астролога
Обычно в таких случаях я недолго нахожусь без сознания – может быть, несколько минут. Может быть, несколько больше. Но в этот раз я провалялся, вероятно, два или три часа. Скорее всего, я ударился головой о дно, когда падал – ручей-то был мелким. Или же о камень, что торчал из воды. Тогда мне повезло, что я еще жив…
Когда я очнулся, то обнаружил, что лежу на лавке в каком-то бедном жилище. Пахло здесь плохо: гарью и плесенью; таракан, покачав усиками, отбежал от моего локтя в угол, протиснулся в щель между бревнами.
Сквозь маленькое окошко, чьи распахнутые ставни были перекошены, бил в комнату узкий пыльный луч света. Он освещал плохо сложенный очаг, два грязных горшка, один с дырой. Две лавки, паутину по углам, с балок свисают какие-то засохшие веники. Я решил, что, наверное, когда-то это были травы – целебные, приправы или сушеная облепиха на компот - бог его знает. Я лежал на лавке, укрытый какой-то дерюгой. Моя перекидная сумка, которой я обзавелся на той ярмарке, стояла у стены. Мой плащ и шерстяная накидка, распяленные, висели на крючках. Одежда, которая была на мне, была влажной. Уложить меня уложили, а раздеть не удосужились. Даже сапоги не сняли. Надеюсь, не простужусь…
Зато приступ прошел почти бесследно – даже легкого привкуса боли не оставил. Только вот голова казалась необыкновенно легкой.
Странная штука, драконий яд. По меньшей мере, странная. Ты даже не замечаешь его… до времени. Жить он не мешает. Тоже до времени…
Несмотря на дерюгу, которой меня укрыли, я дрожал от холода, Я сел, и тут заметил, что на лавке у противоположной стены кто-то лежит. Но в маленьком пространстве бедной хижины с земляным полом не слышно его дыхания.
-Простите… - осторожно сказал я.
Разумеется, тот, кто лежал на лавке, и кого я не мог как следует рассмотреть в полумраке, проигнорировал мой голос. Не ответил. И с внезапным отвращением я понял, что здесь труп.
Не то чтобы я так уж мало видел трупов в жизни. Но приятного в них мало, тем более, что всегда внутренне ждешь от них запаха разложения, даже если они совсем свежие, или еще какой-то гадости. Не могу относится к человеческим трупам с тем же здоровым прагматизмом, что и к коровьим тушам. Правда, и кремация мне не по душе. По мне так уж лучше закапывать, как делают в некоторых землях. Потому что каждый раз, когда я вижу погребальный костер, я вспоминаю другое пламя… пламя, на которое я смотрел, хотя тетя говорила не смотреть и закрывала мне глаза. Без толку. Даже сквозь ее пальцы, сухие, твердые, пахнущие лавандовым мылом, я видел рыжие языки. Прямо за сомкнутыми веками видел.
Так о чем это я?..
Ах да, трупы я не люблю. Но и не боюсь. Чего их бояться? Кто его знает, может быть, у хозяина этой лачуги мания такая – подбирать трупы. И меня он за труп принял. Монахини говорили мне, что во время приступа я почти не дышу..
А может быть, это сам хозяин и есть? Притащил меня и умер?
Я встал со своего ложа (сапоги хлюпнули). Подошел к лавке.
И едва не рассмеялся. Это вообще было не тело! Это была кукла в человеческий рост, аккуратно сшитая из разномастных тряпок. Как сейчас помню, половина лица, по шву, была сделана из грубого небеленого холста, а другая половина – из полосатой шерстяной ткани, будто от чулка.
Причем кукла была не одна. Она лежала на краю широкой лавки, а у нее под боком, у стены, пристроилась кукла поменьше. Ничем она от первой не отличалась: просто голова, руки и ноги без намека на лицо. Размером… ну да, как ребенок лет трех. У "детской" куклы был какой-то намек на волосы – растрепанные желтые нитки. Я вдруг вспомнил Раю – какой она была маленькой, в три годика, с такими же растрепанными светлыми волосами – и меня неприятно резануло по сердцу.
Я подошел к двери из хижины и вышел наружу.
Там, за дверью, был обычный огородик. Я заметил укроп, петрушку, сельдерей, крошечные кочаны капусты, вьюнки гороха беспомощно стелятся по земле… вездесущий горный шиповник, про который не поймешь, сажают ли его, сам ли он растет, как сорняк… Расколотое корыто, заросшее мхом. Из него должна пить домашняя птица, но в корыте этом давно уже нет воды. На чурбаке возле корыта сидела женщина в лохмотьях. Впрочем, черные волосы, в которых очень мало седины для ее возраста – лет сорок, наверное – аккуратно приглажены. В руках она держит какую-то ткань. Она шьет.
-Здравствуйте… - сказал я нерешительно на арейском.
-И ты здравствуй, - она говорила с акцентом, что делало арейский в ее устах похожим на язык Радужных Княжеств… да-да, я там никогда не был, но основы языка знаю – меня сестра Анна научила. – Молодой господин.
-Ты нашла меня в ручье?
-Да, я нашла тебя в ручье. И подумала, что неплохо бы взять твою одежду. Но ты оказался жив, поэтому я принесла тебя сюда.
Она говорила равнодушно, как будто находить людей в ручье было ей не в диковинку. Я еле удержался, чтобы не спросить ее об этом.
-Как вас зовут, добрая женщина? – спросил я вместо этого.
-Зовут меня Сумасшедшая Хельга, - ответила она. – А как звали по-другому, я уже и забыла. А как твое имя, молодой господин?.. Только уж извини, шпагу я твою не нашла. Наверное, зарылась где-то в песок.
Я только плечами пожал. Свой фамильный меч, который мне достался от отца, а ему от его отца, я сломал о бок дракона еще два с половиной года назад. Тот, что я таскал после этого, оплакивать не стоило. Да и оставил я его у бургомистра Фернана задолго до того, как упал в реку.
-Ничего, - сказал я. – Вода дала, вода взяла, как говорят на севере. А зовут меня Райн Гаев.
-Это нездешнее имя.
-Правильно, я из Великой Шляхты. Знаете такую страну? Это на северо-западе.
-Ты пришел издалека, молодой господин. А уйдешь еще дальше.
Я кивнул. Ох уже эти деревенские сумасшедшие! Каждый второй – пророк. Разговариваешь с такой, и кажется, что в старую сказку угодил. Из тех, где добрые старухи дают юному рыцарю мудрые советы.
-Все мы, добрая женщина, уходим далеко. И, заметьте, никто не возвращается.
Я сказал это машинально – в тон попал, что ли?..
-Страну богов ты имеешь в виду, молодой господин?.. – женщина улыбнулась, по прежнему не глядя на меня, а глядя на свои руки. – Нет этой страны богов, нет и не было. И боги наши все не настоящие. Не боги они, они – недобоги.
-Не говори так, бабушка. Дождешься стрелы с ясного неба от Зевса… Или Амон Ра тебя испепелит. А то и Вискондил расстарается.
-Какое дело нынешним богам до сумасшедшей старухи?.. Раньше, еще до всего, был такой бог… сейчас его если называют, то зовут только Проклятым Богом. Кевгестармель. Вот он ничто и никого не считал ниже своего гнева. Вот он бы покарал меня. Но его нет. Убит человеком, слышишь ты?! Убит человеком!... – последние слова она почти прошептала, нагнувшись над своим шитьем, и прошептала так, что мне вдруг стало неизъяснимо жутко в этом унылом садике.
-Проклятые… - шептала она, склоняясь все ниже и ниже. – Проклятые боги… проклинаю вас… проклинаю…
Так звучал ее страшный, одинокий шепот, что даже у меня на голове волосы стали дыбом… И снова сжало горло, потому что я вспомнил, как бил тогда кулаками по столу и кричал сорванным от слез голосом: «Проклинаю вас, боги!» И Рая, тоже плача, утешала меня. А тетя Ванесса к нам не подходила. Маму обрекли на смерть жестокие люди, сказала она. Это надо пережить, сказала она. А мстить не надо. Мстить никогда не надо, потому что местью ничего не изменишь.
Но человеческая жестокость отличается от жестокости богов. Боги жестоки в первую очередь тем, что, не вмешиваясь в наши дела, – или, вернее, вмешиваясь очень редко, – они не дают нам даже утешения. Даже надежды на лучшую долю после смерти они нам не дают. Именно поэтому права сумасшедшая женщина. Они все ненастоящие боги. Они недобоги, в лучшем случае.
Вот бог, которого проповедует Рая… Впрочем, его, скорее всего, просто не существует.
-Спасибо, что спасли меня, добрая женщина, - произнес я. – Чем я могу отблагодарить вас?
-А что у тебя есть, молодой господин?
-Немного денег, например.
-Тогда оставь мне деньги. Мой племянник кормит меня, но ему это тяжело. Лучше я буду сама покупать себе еду у соседей. Да и с женой его не придется мне тогда общаться. Не любит она старуху.
-Хорошо, - я кивнул. – Как скажешь.
Остаток дня я посвятил тому, что, сколько мог, привел дом в порядок. Починил пресловутые ставни, укрепил крыльцо, вычистил очаг и смахнул паутину. Потом, уже вечером, постирал свою одежду и повесил ее сушиться над очагом. У меня, слава богу, опыта в домашних делах было не занимать. При нашей бедности мы слуг никогда не держали – даже при жизни отца. Когда мы с Раей были совсем маленькие, убирали тетя Ванесса, или мама, если была дома (насколько тетя ей позволяла – она твердила постоянно, что маме нужен отдых). Потом, когда папа умер, а Рая была еще маленькая, а тетя Ванесса потянула спину, почти всей работой по дому приходилось заниматься мне, пока Рая не подросла настолько, что смогла мне помогать. Тогда уж все домашние дела – ну, почти все – свалилась на нее. Я-то зарабатывал.
Вот такая мы были «шляхетская» семья. Половина наших крестьян жила лучше нас.
Кажется, вся деревушка живо заинтересовалась новым постояльцем сумасшедшей Хельги. За день к нам наведались, наверное, все женщины и несколько мужчин. Зашел и деревенский староста: ему нужно было непременно знать, кто я такой и куда держу путь. Я отвечал без затей: странствующий астролог (что дворянин – не сказал, разговаривал со старостой без высокомерия, но как с младшим, ибо этого требовал ранг моей профессии), держу путь в Мигарот, по дороге со мной случилось несчастье - лошадь понесла, я упал и потерял сознание. Сумасшедшая Хельга подобрала меня и доставила к себе.
Староста попытался подбить меня на то, чтобы я задержался в деревне ненадолго и составил бы ему гороскоп, обязуясь неплохо заплатить, но я вежливо отказался. Задерживаться здесь мне не хотелось. Старосту расспрашивать о том, как пересечь горы, я не стал: я ведь сказал ему, что ехал в Мигарот. От Хельги я уже знал, что неподалеку, чуть выше в горах, есть еще одна деревенька. Уж там-то я точно найду себе проводника, и сумею перейти горы, минуя перевал Собаки.
Другой раз, когда я отправился к ручью, из которого меня вытащили, за водой, ко мне подошел незнакомый человек… тоже селянин, по всей видимости. Был он средних лет, рослый, с вислыми усами.
-Молодой господин… - начал мужчина. - Вы ведь астролог?
Я кивнул. Естественно, в деревнях всегда так: сказал одному, значит, сказал всем.
-Вы – Райн Гаев, Магистр Драконьего Солнца, - вдруг сказал он. – Настоящий.
Я чуть было не свалился в ручей.
-Как ты догадался? – удивленно спросил я.
-Я вас видел, - пожал плечами мужчина. – Давно… вы тогда были еще моложе, уж не серчайте.
-За что мне сердиться? – улыбнулся я. – Я действительно очень молод.
-Вы молодо выглядите, молодой господин, - не согласился мужчина. – Я не буду спрашивать, сколько вам на самом деле лет.
Я хотел было выпалить «пятнадцать», но сдержался. Кто я такой, чтобы опровергать многочисленные мифы о себе?.. В народе почему-то ходят слухи, что адепты Великого Искусства способны жить практически вечно. И когда случилась та суета с драконом, моментально нашлись идиоты, которые сказали, что я - столетний отшельник, специально вышедший на битву с крылатым мудрецом, дабы отбить у него артефакт. Людям проще поверить в героическое, чем в человеческую глупость: шел, дескать, юный оболтус на смерть, не ведая, что творит, и неожиданно преуспел… ну а какую он цену за это заплатил, наверное, никогда не узнает никто, кроме меня. Ах да, еще Рая знает, конечно. Она вообще знает теперь почти все. По крайней мере, все, что стоит знать.
-Я действительно молод, - повторил я. – Мне именно столько лет, на сколько я выгляжу. Что тебе нужно от меня?
-Меня зовут Альбас, Альбас из Пестрых Скал, господин. Я заплачу, сколько скажете, – сказал этот человек. – Только исцелите мою тетку. Она мне заместо матери была. У них с мужем своих-то детей не было, они меня воспитали, как своего… А потом, на старости лет, родилась у них дочка… Хроменькая, правда, была от рождения, да и головой страдала, но уж как они ей радовались! Ей два годика было, когда мор их унес обоих: и мужа, и дочку… Да вы ведь живете у нее, господин астролог? Вы же видели кукол этих! Она и к нам с женой отказалась прийти, все живет там, в этом своем огороде чахлом… Богам страшно на это глядеть.
-Поверь мне, боги мало чего боятся… - я покачал головой. Наверное, жест получился грустным… – Как бы ни хотелось верить в обратное, есть предел могуществу и астрологии, и алхимии. Лучше обратитесь к целителю. Я лечить не умею.
-Ну так это… вы ж дракона-то того.. убили… Разве с болезнью обойтись так не можете, покруче, а?.. Я слыхал, астрологи много чего могут, а вы-то уж точно все можете! Вы не то что прочие, вы людям не отказываете! По крайней мере, так говорят. А я вам хорошо заплачу, мы не бедствуем…
-Попробуйте лучше разобраться со своей женой, - мягко сказал я, зачерпывая, наконец, из ручья тяжелым деревянным ведром. – Именно из-за нее ваша тетка не хочет переселяться к вам. Вам бы за этим следовало приглядывать, а не искать спасения в магии. Магии нет. А Великое Искусство может помочь, но не всем и не всегда. И в любом случае, главное вы должны сделать сами.
Он замолчал, ошарашенно глядя на меня.
-Так давайте я с ведром-то помогу…
-Нет, спасибо, сам донесу, - улыбнулся я.
Ведро действительно было не таким тяжелым. Что бы там ни подумал этот человек, отказывать ему было тяжелее.
Если бы у меня в самом деле была сила вылечить Сумасшедшую Хельгу!
Ничего-то я по-настоящему полезного не умею…
Во время моих хозяйственных и дипломатических хлопот Сумасшедшая Хельга по-прежнему сидела в саду, шила то самое нечто. Шитьем она занималась, пока не стемнело. Потом вернулась в дом.
Она села у очага, и занялась своей работой снова. Я заметил, что это было наполовину шитье, наполовину вязание. Шитые части она распарывала, вязаные распускала.
-Зачем вы это делаете, добрая женщина? – спросил я у нее.
-Когда я довяжу эту шапочку, мои муж и дочь вернуться ко мне из страны, куда они ушли, – она кивнула на кровать, где лежали две куклы.- Видишь, они после себя ничего не оставили. А что оставили, то племянник мой закопал. Пришлось сделать самой. А то куда они вернутся?
-А когда это будет? – спросил я. – Когда вы довяжете шапочку?
-Завтра. В одно из полнолуний.
-Но завтра вовсе не полнолуние, - возразил я.
-Завтра, - ответила Сумасшедшая Хельга, и склонилась к своему шитью. – Не лишай бедную женщину утешения, о великий астролог. Ты знаешь больше о лунах и их фазах, а я знаю больше о завтрашних днях. Они никогда не наступают. Знаешь, мой муж обещал мне, что завтра он будет здоров. И что же?..
Я молча склонил голову. Я, конечно, все понял. Да и трудно было бы не понять теперь.
Мне вспомнилось… В коридоре было темно, но из-за приоткрытой двери падал свет, непривычно яркий для нашего дома: отец все время читал и писал, и для него до самой его смерти покупались дорогие восковые свечи. Они по-особенному пахли: как в храме… В щель я видел волнистые, каштановые волосы матери. Они были такие густые и длинные, что скрывали и спину ее, и плечи с накинутой на них мохнатой серой шалью собачьего меха. Она сидела на низенькой табуреточке у отцовой постели. Отец полулежал откинувшись на подушки, и я слышал его голос – очень мягкий, приятный (отец мой очень хорошо пел, любое слово его звучало заклинанием).
-Что ты печалишься, рыжая? Завтра все будет хорошо.
-Когда – завтра? – я понимал по голосу матери, что она едва сдерживала рыдания, но не понимал, почему она хочет заплакать. Мне тогда было пять лет, и я никогда не слышал и не видел, чтобы мама плакала.
-Когда мы встретимся в вечности.
-Если тебя туда пустят боги…
-Бог один, дорогая. И он не жаден.
Тут Рая, которая толклась у меня за спиной (нам тогда постоянно говорили, что подслушивать нехорошо, но мы постоянно подбивали друг дружку к нарушению правил) не выдержала и чихнула. Еще бы – босиком на холодном полу! Ходить босиком мы были привычны, но по каменным плитам нашего старого обветшалого дома тянуло особым, каким-то всепроникающим сквозняком.
-Кто это там? – спросил отец нарочито строгим голосом.
-Это я! – Рая смело толкнула дверь и вошла в спальню. – И Райн.
-А вам спать не пора? – не менее строго спросила мама. – Тетя Ванесса будет ругаться.
-А она уже спит, - сказала Рая.
-Можно, мы сегодня ляжем попозже? – спросил я. – Папа, ты обещал мне рассказать про мировые циклы…
-Георгий! – мать укоризненно посмотрела на отца. – Не кажется ли вам, что наш сын еще маловат?..
-Пять лет – прекрасный возраст, - не согласился отец. – Только и узнавать вселенские тайны… ладно уж, прыгайте сюда, бесштанная команда.
Правильно, бесштанная. Даже я штанов тогда не носил. А зачем?.. Жарко же, длинной рубашки вполне хватает…
Мы с Раей послушно (еще бы!) запрыгнули на папину кровать.
Рая тут же прижалась к матери. Та достала из подвесного кармашка на поясе маленький гребешок и начала расчесывать золотистые кудри сестренки. Мама очень любила укладывать ее волосы, и. что еще важнее, Рая тоже это обожала до безумия. А отец стал рассказывать. Мы – все трое! - внимательно слушали…
Я точно не помню, что из известного мне поведал отец, что позже я вычитал в его книгах (там столько было пометок на полях, что у меня всегда было ощущение, будто я не читаю книги, а это отец говорит со мной своим удивительным голосом), и уж подавно не могу вспомнить, что именно он рассказал мне именно тогда. Но я хорошо помню одну его фразу, и глаза, выцветшие почти до белизны (я похож на отца, но мне говорили, что у меня глаза все-таки поярче):
-Запомни, Райн… Завтра – это такая хитрая вещь, которая никогда не наступает. Вечности не существует. То есть она слишком велика, и потому человек представить ее не может. Поэтому на вечность загадывать все равно нельзя. Стоит вести себя так, как будто этот миг – центр и смысл жизни. Иначе ничего стоящего ты не сделаешь.
Не сказать, что я эти слова понял. Просто мне запомнился его тон, серьезный, спокойный. И запомнился вес его руки, лежащей на моей макушке. Руки у отца были большие и сильные. Даже болезнь на это не повлияла.
Это был последний счастливый вечер.
На следующий день мать уехала в столицу, просить короля о помиловании нашего рода. Мы ведь почему так обеднели?.. Наша семья уже несколько поколений была осуждена. Мы жили в деревне, которая номинально принадлежала нам, но даже собирать с крестьян налоги мы были не вправе. Все шло королю. У нас не было денег, чтобы пригласить к отцу лекарей. Правда, мама сама была целительницей, и она как-то сказала мне (гораздо позже), что тут уже все равно ничего не помогло бы. Но все-таки у нее была надежда – быть может, кто-то более умный и опытный, чем она, нашел бы способ, спас бы отца… Говорят, что любящие женщины не отступают никогда.
Вот она и поехала в город. Но ничего не добилась. Вернулась без пользы, уже через три месяца. И попала только на похороны отца. По словам тетушки Ванессы, на них она улыбалась… или я уже об этом говорил?.. Я ничего не видел: лежал дома с воспалением. Думали, придется ногу отрезать… Ничего, не отрезали. Даже не хромаю с тех пор. Не надо было, конечно, бросаться защищать отца. Теперь-то я это понимаю. Все равно пятилетний мальчик ничего не может поделать, когда вся деревня является с вилами по душу того, кого считают чернокнижником и шаманом, наславшим на деревню чуму (в нашей семье чумой никто не заболел… стало быть, поэтому?..). И отца сожгли на деревенской площади. Этого я не видел, слава богу. А вот мать сжигали в Толково - ближайшем городе. И было мне в ту пору десять лет, и был я совершенно здоров, настолько здоров, что проделал сам весь путь до Толкова, вместе с Раей, причем сестренку приходилось иногда брать на руки. Мы надеялись, что мы сможем что-то сделать… не смогли, конечно. Хорошо еще, что нас самих не сожгли, как детей ведьмы.
С приговором я не согласился бы ни за что, но вывод суда был отчасти верен. Если отец чернокнижником никогда не был, он был просто книжником, то мама действительно была ведьмой. Одной из тех, кто помнил Древних Богов, и призывал их, и использовал магию древних легенд, и мог, при стечении благоприятных обстоятельств, творить настоящие чудеса. Но это магия чисто женская, поэтому мама никогда не учила меня ей. А у Раи ни малейших способностей не было. Поэтому мамино искусство погибло вместе с ней в пламени костра, вознеслось с дымом к Извечному Небу, в которое она верила. Возможно, что мама была последняя. Или одной из последних. Во всяком случае, она мне никогда не рассказывала о других. Однако справедливость обвинения меня не утешала. Наверное, она бы не утешила меня, даже будь моя мама злодейкой, даже применяй она и в самом деле свою силу во зло. Ведь она была мамой!
…Я не плакал, сидя у очага в хижине сумасшедшей. Я просто смотрел на огонь, и думал, что приступы учащаются. Мне не хотелось в это верить, но вот… за первый год было только два. А в нынешнем году этот приступ уже четвертый. Может быть, и пятого я дождусь очень скоро… по крайней мере, скорее, чем мне бы хотелось. Как быстро они станут такими частыми, что будут мешать мне вести привычный образ жизни и начнут заметно сказываться на моем самочувствии между ними?.. Я проверял себя, как мог, пока прибирался в хижине. Пока никаких признаков слабости или сильного нездоровья не заметно. Ну, подташнивает чуть-чуть, когда разгибаюсь резко, так это после удара головой более чем естественно. Ну и горло немного побаливает… так и это вполне объяснимо.
Ночью я спал на той лавке, на которой проснулся, а сумасшедшая – на той, с куклами. Отодвинула их просто к стенке и легла.
Я совру, если скажу, что спал плохо. Я спал хорошо, но думал о безумии, которое не приносит облегчения, и о полной луне, что светит через верхушки сосен, и о родном доме, куда не могу вернуться. И о могиле тети Ванессы, и о других могилах, которые поглотило измененное время, и о маленькой пещере у Благословенного Источника, где ничего – ничего! – не изменилось, и, вероятно, очень долго ничего не изменится.
Перед тем, как заснуть, я еще подумал – вот странная мысль! – что кто-то сейчас поет обо мне. Немного даже смешно. Кто бы мог сложить такую песню?
Утром я проснулся, позавтракал тем, что было у меня в сумке, и, оставив сумасшедшей почти все деньги (по городским масштабам не так много, но для деревни сумма значительная), вышел за ворота ее садика. Вот они горы впереди – не поймешь, не то в самом деле есть, не то парят над лесом, не то вообще на небе нарисованы. Проверим?..
Я специально встал совсем рано, чтобы ни с кем не столкнуться. Не хотелось мне ни с кем разговаривать, и уж подавно, не хотелось наткнуться на вчерашнего Альбаса-племянника. Но не успел я миновать первый дом (как уже было сказано, хижина Хельги стояла на отшибе), как заметил «засаду». На завалинке у ограды, где висели глиняные горшки - зрелище, виданное мною в любой стране и в любом климате - сидел мой новый знакомец.
-Господин… - начал он. Видно было, что говорить со мной ему тяжело: слова падали в синеватую утреннюю тишину, как камни. – Господин, может быть, вы все-таки передумаете?.. Вы ведь хороший человек, я же вижу. Разве вам не жалко ее?..
-Альбас… - что сделал бы на моем месте истинный шляхтич?.. Наверное, высокомерно задрал бы подбородок и прошел бы мимо. Впрочем, истинный шляхтич просто не смог бы оказаться в такой ситуации. Начать с того, что аристократам и вовсе не полагается наемничать… по крайней мере, когда ремеслом не является битва. По этому поводу матери пришлось выдержать немало разговоров с тетей Ванессой… а когда мама умерла, тетя Ванесса уже молча мирилась с тем, что мне приходится работать. Гордость гордостью, а есть-то надо…
-Альбас… - начал я. – Поверь мне, я рад бы тебе помочь. Но мое искусство не всемогуще. Есть вещи, которых оно сделать не может. Но ты сам вполне можешь помочь старой Хельге, и если…
-Если ваша тетка одержима демонами, я могу исцелить ее, - вдруг прервал меня сильный, чуть с хрипотцой, но чистый голос. Я знал его: это он кричал тот страшный крик со стен города Адвента несколько ночей назад. Это был голос сумасшедшей шаманки.
Откуда она выехала, я не видел. Но она спрыгнула со спины вороного жеребца – кожа ее тоже казалась в сумерках до странности темной, как и тогда на башне, в свете факелов. Рядом – ага, теперь я понял, откуда – со стороны ручья! – вышла гнедая кобыла. На ней сидел Ди Арси. Выследил-таки… Да, конечно, я не слишком-то путал следы, но я очень надеялся, что хотя бы неделя в запасе у меня есть. Ведь ему же надо было сначала понять, что я обманул его… сам бы он не разобрался, если уж сразу не заметил. Значит, кто-то подсказал. Те самые «знающие люди», про которых говорил ему я, или шаманка? Но почему она вдруг стала ему помогать, и почему, если уж на то пошло, они нашли меня так быстро?
-Меня зовут Вия Шварценвальде, - сказала шаманка уверенным тоном. - Я берусь вылечить вашу тетку, но только если она действительно одержима злыми духами.
Ди Арси молчал. Я смотрел на него и улыбался. Мне нравится улыбаться тем, с кем сейчас придется драться.
Он приложил руку в перчатке к берету, украшенному одним небольшим пером (походный вариант широкополой шляпы, надо полагать) и небрежно отсалютовал.
-Ну вот я вас и нашел, друг мой по несчастью, - сказал он. – Точнее, мы нашли.
-И, как видите, даже готовы помочь, - говорила девочка-шаманка с иронией, но глаза ее не улыбались. Они жадно смотрели на меня, словно искали место на моем теле, где я мог спрятать Драконье Солнце.
Мне казалось – найдет. Не знаю, что, но найдет. А чтобы получить, сорвет даже с мертвого тела.