…есть только один, единственно возможный и правильный способ: зная формулу и исходя из заданного количества духов, необходимо провести соответствующие вычисления и из различных эссенций изготовить строго определенное количество концентрата, каковой в свою очередь в точной пропорции, обычно колеблющейся от одного к десяти до одного к двадцати, следует развести алкоголем до конечного продукта. Другого способа, он это знал, не существовало. И поэтому то, что он теперь увидел и за чем наблюдал сперва с насмешкой и недоверием, потом в смятении и, наконец уже только с беспомощным изумлением, показалось ему самым настоящим чудом. И сцена эта так врезалось в его память, что он не забывал ее до конца дней своих.
П. Зюскинд. «Парфюмер»
Записки Астролога
На самом деле в маленьких селениях работы для астрологов практически нет. Нам, в силу специфики нашей профессии, положено подвизаться при дворах могущественных – или относительно могущественных - правителей, предсказывать им исходы интриг, войн и переворотов. Тут дело не столько в престиже профессии: есть вполне объективные обстоятельства.
Прежде чем начинать начертание натальной карты, хорарного или мунданного гороскопа, всегда необходимо определить координаты той точки поверхности земли, для которой рассчитываются взаимовлияния планет. А это не так-то просто. Разумеется, у астрологов есть таблицы, в которых указаны координаты большинства крупных городов, но подчас эти таблицы не слишком точны, если составлялись вдали от места применения. Иными словами, хочешь, чтобы что-то было сделано хорошо – сделай это сам. Если мне случалось работать на богатого и могущественного нанимателя, я всегда требовал, чтобы мне предоставили астролябию, и проводил порядочно времени, вычисляя точные земные координаты места. Беспокойнее всего бывает, когда клиент проживает в одном городе, а родился совсем в другом… но на этот случай существует голубиная почта. В некоторых городах есть отделения Гильдии, в других даже проживают Магистры, в третьих твой наниматель или его друзья почти наверняка знают какого-нибудь подходящего человека – моряка, образованного купца или ученого – который согласится выполнить эту работу за тебя.
Но, опять же, это касается больших городов. А если вы решитесь практиковать в деревнях – приготовьтесь к тому, что вам либо придется таскать за собой астролябию (то есть потребуется карета, повозка, или пара дюжих грузчиков на худой конец), либо вы должны составить собственную таблицу координат для опорных точек, а потом постоянно точно высчитывать расстояние от них до того места, где вам довелось работать. Любой из этих способов неудобен и громоздок.
Кроме того, имеете ли вы представление о том, каким количеством книг астролог должен обложиться, чтобы мало-мальски точно указать расположение планет?.. Одни таблицы за предыдущие семьдесят лет (обычно пятидесяти более чем достаточно, но клиенты бывают разного возраста), переписанные на пергамент и оплетенные в кожу – это с десяток увесистых фолиантов! И весьма дорогих фолиантов, смею заметить. Но одних таблиц недостаточно: большинство астрологов время от времени, а то и постоянно, прибегают к трактатам своих великих предшественников или современников, потому что ни в одной голове не удержатся те сотни и тысячи примеров различных частичных положений и влияний, которым были даны истолкования за прошедшие века! Кроме того, методов в нашей профессии множество – все в голове не удержишь. Вот хотя бы методы уточнения времени рождения: общеупотребительных только пятнадцать, а сколько вспомогательных! И на каждый – отдельный трактат написан…
Поэтому любому астрологу нужен рабочий кабинет, нужны карты, нужна астролябия, желательно телескоп, нужно множество книг… а еще хотя бы один слуга, который содержал бы это хозяйство в порядке и напоминал бы хозяину о том, что и поесть, вообще говоря, пора. Вот и приходится магистрам находить себе богатых покровителей: кто-то же должен за все это платить. Поэтому наша гильдия невелика. Могущественных сеньоров, под крылышком у которых можно пригреться не так много, а хорошим астрологом без денег не станешь. Равно как и без учителя, кстати. Поэтому естественный прирост здесь, как правило, равен естественной убыли: большинство астрологов за всю жизнь берет себе только одного ученика, и то уже под старость, когда понимают, что одному с работой справляться становиться все тяжелее и тяжелее. Потому ему же и передают практику.
Вот и выходит так, что все те, кто что-то знают, сидят по надежным убежищам, а на большаках, в деревнях да в провинции работают исключительно обманщики и шарлатаны, худо-бедно затвердившие названия планет. Нет, я их не виню – каждый зарабатывает себе на хлеб, как может: мы живем в непростые времена. Но весь этот сброд подрывает доверие к нашей науке, и честному человеку потом весьма непросто… Ладно, это я о больном.
Однако у меня положение уникальное. У меня очень хорошая память. Не то чтобы я не забываю вообще ничего: мне сложно припомнить события каждого отдельного дня в моей жизни, как и всем прочим. Но стоит мне запомнить что-то – и я не забуду уже никогда. Отец только диву давался, как я в четыре года без малейшего труда заучивал наизусть все астрологические таблицы. Поэтому, как вы понимаете, мне такое большое количество книг совсем не нужно.
Еще я довольно быстро могу считать в уме – дело привычки. Поэтому на само составление гороскопа по таблицам – то, что отнимает порядочно времени даже у опытных астрологов – у меня уходит всего ничего. И – да, я действительно черчу собственную карту. В уме: еще не хватало, чтобы меня какой-нибудь не в меру подозрительный сеньор, с грехом пополам выучившийся читать, вздернул бы за шпионаж, случайно ее у меня обнаружив! Именно поэтому я могу составить вполне толковый гороскоп когда угодно и где угодно. Ну, потом, конечно, начинается толкование… однако это уже вопрос практики, опыта и такта. И мои предсказания сбываются.
Правда, брать за услуги я вынужден все равно как шарлатан: ведь никто не согласится платить больше неизвестно за что. Тоже неплохой куш, но гораздо меньше того, что я получал бы, осядь при каком-нибудь владыке. Тогда вопрос: почему же я брожу по дорогам вместо того, чтобы действительно приискать подходящего покровителя?.. Способности у меня есть, уж как-нибудь отспорил бы тепленькое местечко, пусть даже пришлось бы его вытаскивать из-под чьей-то задницы.
О, тому много причин, господа!
Назову одну из них, самую простую – оседлый образ жизни, который ведет астролог при каком-нибудь дворе, запросто может превратиться в сидячей: в темнице, а то и на колу. Или висячий – на дыбе. А у меня нет ни могущественных друзей, ни опыта интриги. Я же, в сущности, простой деревенский парнишка.
Ну и еще: я не честолюбив. На жизнь хватает – и ладно. Век человеческий слишком короток, чтобы запирать себя в четырех стенах, пусть даже эти стены обиты золотом.
…Когда я три года назад принял решение странствовать, не задерживаясь подолгу ни на одном месте, мне даже в голову не пришло, какие последствия это за собой привлечет. Думаю, если бы я был всего лишь одним из многоголового сонма аферистов, чьи предсказания время от времени сбываются – никто бы на меня внимания не обратил. Но я был слишком молод – и это очень бросалось в глаза. Кроме того, историю с драконом потом рассказывали по всей Империи, а там, видно и в соседние земли перекинулось… Ну и как я вылечил того короля.. случайно получилось, я тогда и сам лечился в том монастыре, а с ним мы просто так разговорились – скучно же. И медаль эту из мальчишеского бахвальства поначалу таскал, не снимая, жутко ею гордился… как меня не ограбили и не прибили в подворотне из-за нее – до сих пор не понимаю. Словом, про меня узнали. Я стал известен. Все заговорили о совсем молоденьком «Магистре Драконьего Солнца», как меня прозвали, и о том, что он единственный из всех магистров странствует по дорогам и помогает обычным людям, не только сильным мира сего. Кое-где даже рассказывали, что я не беру денег… и с этими измышлениями мне приходилось сражаться. До сих пор приходится.
Но увы: такая слава сослужила мне скорее дурную службу. Одно время появилось очень много мальчишек-босяков, выдающих себя за меня, и мне приходилось всеми правдами и неправдами доказывать, что уж я-то настоящий астролог, никакой не обманщик. Порой случалось приходить в места, где подобные пройдохи побывали и ни на чем не прокололись – тогда мне не верили вовсе. «Что вы, уж мы-то знаем, как выглядит настоящий Райн Гаев!» Сперва я из кожи вон лез, чтобы доказать… потом махнул рукой. Смиренно соглашался со своей ролью скромного «одного из», и соответственно, с более скромным размером гонорара. Ничего не поделаешь. Сам виноват. Оно и полезно иногда.
Вот сейчас, например, я собирался всячески скрывать, что имею к тому Райну Гаеву, Магистру, какое бы то ни было отношение.
Распрощавшись с Ди Арси, некоторое время я шел очень быстро. Я был уверен, что он довольно долго не станет меня преследовать… по крайней мере, пока не распознает, как именно я его обманул. А когда распознает, тогда, конечно, бросится в погоню. Значит, надо оторваться.
Я долго шел вверх по ручью, пока не обнаружил другой ручеек, уж совсем маленький, впадающий в него. Ручеек тек вниз с холма, так что мне пришлось подняться на самую вершину, чтобы обнаружить ключ, из которого ручеек выходил. Я уже опустил руки в воду, чтобы набрать воды в горсть и выпить, как вдруг ветер разогнал утренний туман, и выглянуло солнце. Как всегда в такие минуты мне захотелось молиться. Я стоял на коленях у воды, у меня не было ничего – ни денег, ни даже записной книжки. Но все же я чувствовал глубокую благодарность за то, что выбрался живым из этой передряги. И – мало того – еще и смог спасти живую душу. Эй, маленькая краснокожая шаманка… интересно, где же ты ходила до этого? Где ты будешь потом?.. Я надеюсь, ты не пропадешь и не сгинешь в хитросплетении человеческих судеб и страстей…
Потом я спустился с холма с другой стороны, и, продравшись сквозь кусты, оказался на поле. Оно было под паром, все заросло клевером и сорняками. Здесь даже коровы не паслись. Я рассудил, что поблизости должна быть деревня, и что мне не худо бы зайти туда, однако в какой эта деревня располагалась стороне, я не имел ни малейшего понятия. Знал только, что каменистые холмы, окружающие Адвент, остались позади: подземный ход вывел нас уже за них. Теперь вокруг меня раскинулись холмы гораздо более пологие, лесистые. На них тоже рос вереск, волчья ягода и редкие сосны.
Далеко осталось и море – я не мог разглядеть его даже в виде колыхающейся синевато-серой тени на горизонте - и войска герцога Хендриксона. Я от всей души надеялся, что мне удастся не напороться на них в самый неподходящий момент.
Сперва я шел через поле напрямик, потом наткнулся на узкую, петляющую между кустиков шиповника тропинку. Она вывела меня прямо к тайному святилищу какого-то местного бога из древних – я счел это хорошим знаком. На самом деле, только хорошие знаки и существуют на свете. Я вам это, как Магистр Драконьего Солнца, готов подтвердить. Если какой другой астролог будет доказывать вам, что бывают и плохие – вы не верьте ему. Он, наверное, не все понимает. А может быть, не понимает даже большую часть.
У меня с собой не было никакого подношения, поэтому я просто поклонился идолу, и стряхнул с каменного знака пыль и сор рукавом рубахи. Никогда не следует забывать, что существует множество мелких богов, заслуживающих уважения, ибо они жили тут прежде людей, и много с тех пор настрадались.
Тропа, по которой я пошел, кончилась у статуи божества, однако, продравшись сквозь небольшой, но густой ельник, начинавшийся сразу за ней, я отыскал тропу снова. Она становилась все шире и шире, по обеим сторонам закурчавились заросли черники. С сожалением я подумал, что время еще слишком раннее, ягода еще не созрела. Потом я увидел на одном из деревьев пометку краской, и понял, что деревня уже рядом. Солнце стало припекать, и мне, наконец, удалось согреться.
Когда я взобрался на очередной холм и посмотрел назад, я увидел Адвент. Над ним в небе все еще висели хмурые серые тучи. Яркие солнечные лучи отчетливо выделялись на их фоне, как бывает виден на большой равнине дождь, идущий далеко от тебя. Давно такой красоты мне не попадалось…
Куда двигаться теперь?.. Я мог отправиться на север, в Армизон, пересечь Великий Рит и попытать счастья в Свщяенной Империи, которая начиналась прямо за ним. В Армизоне мне легче было бы заработать денег: там я уже бывал, и мое искусство стала известно в круге правителей этого города. Однако по этой же причине мне не хотелось туда возвращаться. Назовите меня скучным и пресным человеком – я возражать не буду, очень часто я такой и есть – но мне совершенно не хочется перемазываться в придворных интригах.
С другой стороны, я мог пойти дальше на Восток – большак здесь раздваивался – и через недельку достичь Мигарота, особенно, если мне повезет пристать к какому-нибудь каравану. В Мигароте я никогда не был, а вот в Эмиратах был, и снова попадать туда меня тоже не тянуло. Красивые земли, но там сила Большой Семерки особенно велика. Кому как, а лично мне больше нравятся Младшие Боги. В том смысле, что они не стремятся так уж сильно контролировать свою паству.
Значит, через горы?.. В Радужные Княжества?.. Это можно бы, тем более, что я соскучился по горячему южному солнцу. Но перевал Абентойер остался позади, вблизи Адвента. Чтобы попасть туда, требовалось пересечь позиции войск Хендриксона, а у меня не было к тому ни малейшего желания. Значит, перевал Собаки?.. Мне как-то говорили, что снег там такт только в августе…
А с другой стороны, что за необходимость идти именно перевалом?.. Я ведь не купец с караваном! А Каменный Пояс вовсе не такой уж непроходимый. В горах тоже живут люди. Если порасспросить их, они могут мне указать какие-нибудь тропы, подходящие для одного… Только надо обзавестись теплыми вещами. Лошадь для гор покупать бессмысленно, да и не заработаю я так быстро денег на лошадь… Ничего, в Княжествах будет легче. Там почтение к адептам Великого Искусства традиционно сильно.
И, кроме того, если Астериск Ди Арси будет меня преследовать – а он будет, это точно – быть может, он поостережется соваться в родные края. Насколько я понял из давнего разговора с Симоном Ди Арси, с распростертыми объятиями его там отнюдь не ждут.
Деревня, куда я попал сначала, называлась Амсгольф. Представляла она собой улицу с рядками домишек по обеим сторонам – один рядок на два дома длиннее, другой короче. Тына вокруг деревни не было: в этих краях еще больше надеялись на Адвентские укрепления. Видимо, ими большая часть жителей и воспользовалась: почти половина домов пустовала. У одной женщины я обменял свой роскошный бархатный плащ на шерстяной, поплоше, и провизию в дорогу. С плащом я расстался не потому, что не мог достать пропитание как-то иначе – просто сей предмет гардероба делал меня слишком приметным, тогда как следовало скрываться. Потом я двинулся дальше: следовало уйти от Адвента на возможно большее расстояние. Ноги у меня уже побаливали, и это заставило меня снова вздохнуть о Филче… мир его праху.
Большак мимо Амсгольфа не проходил, я шагал по обыкновенной, натоптанной, но все же очень узкой дороге. Шел быстро, но ближе к полудню сделал основательный привал, даже в реке выкупался. До чего приятно было впервые после долгого перерыва окунуться в воду как следует! Когда я ждал, пока проснется Ди Арси, искупаться полностью я не рискнул: надо было распрощаться с ним как можно быстрее. Теперь же отвел душу. Мой знак воздушный, но влияние водных знаков в гороскопе чувствуется особенно сильно – наверное, именно поэтому меня всегда тянет к воде.
Чуть позже, часа в два после полудня, я пришел в следующее село. Оно было уже покрупнее (целых три улицы, и даже небольшой храм Фрейи), обнесенное тыном, и меня пустили переночевать. Не без скрипа, правда: я говорил и выглядел как высокородный, но был пешком и без оружия, что внушало подозрение. Пришлось мне долго до хрипа доказывать, что я астролог… кончилось тем, что меня пустили с условием составить гороскопа хозяину. Кажется, хозяйке просто стало меня жалко: в мое астрологическое мастерство они, по-моему, все-таки не поверили. Однако это не помешало мне составить им нормальный гороскоп. Весь вечер просидел, и полночи – сплю я, по счастью, мало, а работаю, по мере сил, честно. Делай добросовестно свою работу и всегда мой руки перед едой – вот что мне говорил отец. Это я запомнил накрепко. Папа, ты не очень на меня сердишься?.. знаешь, иногда я про руки забываю, да и с работой получается не всегда. Но я стараюсь. Веришь?
В общем, в той семье я составил гороскоп и, по просьбе матери хозяйки, заговорил поле от порчи (бормотал всякую ерунду, но вреда это никакого не принесло: порча - это один из мифов, никто ее не умеет ни снимать, ни наводить… во всяком случае, я таких не встречал). Мне было ясно: вскоре эту семью ожидают роковые несчастья, с которыми я ничего не могу поделать. Скорее всего, это будет связано со старшим сыном – авантюристом, только и мечтающим сбежать подальше, поискать в большом городе приключений на мускулистую шею. Я тихонько предупредил отца семейства, отведя его в сторону. Он поблагодарил меня, но сомневаюсь, что принял мои увещевания близко к сердцу. В этом вся и беда.
У них был хороший дом. Большой, добротный, «полная чаша», как обычно говорят. И батраки ели с ними за одним столом. Я надеюсь, у этой семьи все-таки все будет хорошо. Ведь звезды – это не императорские законы. Это только возможности бед и радостей, о которых нас предупреждают. Даже боги с движением звезд ничего не могут поделать, и все же небесные огни любезно оставляют нам лазейку. Они милосерднее, чем боги.
До следующей деревни – точнее, большого села – где была ярмарка, меня подвезли на подводе. Я валялся на мешках, смотрел в жаркое синее небо и ни о чем не думал. Может быть, самую каплю – о зеленоглазой девчонке-шаманке. Интересно, как случилось, что она, наполовину гуль, обладает разумом?.. Увидимся ли мы еще когда-нибудь?
Записки Аристократа
Когда я вышел из кустов обратно на полянку, шаманка только что проснулась. Она еще делала вид, что спит, пытаясь прочувствовать, нет ли в окружающем мире чего-то недоброго, но слабо трепетнувшие ресницы, рука, словно бы невзначай сместившаяся по земле так, чтобы в случае необходимости на нее можно было бы сподручней опереться, вскакивая, – все это сказало мне, что она бодрствует.
-Доброе утро, - сказал я. – Прекрасная леди.
Она открыла глаза не сразу. Какое-то время еще лежала, притворяясь спящей, потом поняла, что это бесполезно: я стоял над ней, не двигаясь, и ждал, когда она кончит ломать комедию.
Наконец шаманка, без предварительного сонного шевеления, быстро оперлась на почти готовую к тому руку и одним ловким движением, словно танцовщица, выполняющая фигуру диковинного танца, поднялась с земли. Из-под прядей упавших на лоб черных волос на меня взглянули темно-зеленые, словно море перед закатом, глаза. Совсем не гульи. У гулей глаза красные, маленькие, налитые злобой. Эти были человеческие, в них – вот удивительно! – читалось равнодушие. Девушке словно наплевать было на человека, стоящего рядом с ней. А ведь я мог сделать с ней все, что угодно.
-Утро, - сказала она без всякого выражения. Потом спросила: - Где мы?
-Недалеко от Адвента, сам точно не знаю, - ответил я несколько легкомысленно.- Во всяком случае, войско Хендриксона тоже далеко.
-Это вы меня спасли?
-А что если и я? Не хочешь ли ты отблагодарить меня, красавица?.. Впрочем, ты ведь, кажется, ведьма, и способна отблагодарить только каким-нибудь отравленным зельем.
Девушка отпрыгнула назад – так, чтобы стоять на достаточном удалении от меня. Прыгнула легко, несмотря на то, что долго просидела в подземелье, и тело ее наверняка должно было утратить сноровку. Но в густых зарослях папоротника в половину ее роста, что начинались у нее за спиной, не скрылась: она уже заметила бубен, прицепленный к моему поясу.
Девушка не могла уйти, потому что не могла бросить бубен. Шаману бросить бубен – хуже, чем воину бросить меч. Для некоторых из них это в прямом смысле слова означает расстаться с жизнью. А я пока его отдавать не собирался. Она это осознала. "Сейчас зыркнет с ненавистью", - подумал я. Но нет, во взгляде спасенной по-прежнему ничего кроме равнодушия не было.
-Как тебя зовут, милая девушка? – спросил я. Потом понял, что мой голос прозвучал насмешливо, спохватился, и сказал уже более мягким тоном. – Не бойся, я не причиню тебе зла. Этот астролог зачем-то хотел вытащить тебя из темницы, и положил твое спасение на чашу весов вместе со своим. У вас, колдунов, что, так принято – держаться друг за дружку?
Затравленное удивление, мелькнувшее наконец-то во взгляде девушки, сказало мне лучше всяких слов – не принято. Поступок Гаева явился для нее полной неожиданностью. Вряд ли они особенно много успели наобщаться там, в застенках… хотя кто знает.
-Я спросил, как тебя зовут, - уже мягче повторил я. – Меня зовут Бешеный Стар. Я – странствующий наемник. А ты шаманка, верно?
Она молчала.
-Считай, что меня заело любопытство. Не бойся, я не стану тебя выдавать: в отличие от этих невежд, мне кое-что известно о шаманах, и я знаю, что не вы, не Изгнанники зла не несете. Справиться с вами довольно просто, вот вам и приходится скрываться. Обычно шаманы прячутся в своих горах на севере. Но если уж им случается пуститься в путь, маскируются под жонглеров – так легче спрятать бубен. Кого изображаешь ты, девушка? Танцовщицу?
Про себя я прикинул, что очень может быть. Если она носит длинное блио и накидку на лицо, подобные тем, которые надевают женщины в Отвоеванном Королевстве на юго-западе, а на руки натягивает перчатки, то кожи совсем не видно. А фигура ведь у нее вполне человеческая, притом гибкая, как у настоящей танцовщицы…
-Меня зовут Вия Шварценвальде , - сказала вдруг девушка. Теперь стало ясно, что она говорит на арейском чисто, без малейшего акцента, которого я ожидал бы от человека, носящего имя из Священной Северной Империи. – Я – странствующая целительница и сказительница.
-Это в таком-то возрасте? – я насмешливо сощурил глаза.
Девушка молчала. «Зачем спрашиваешь? – словно было написано у нее на лице. – Все равно ведь придется драться…»
Готовность драться я отчетливо видел. И что-то мне подсказывало – шаманка сумеет постоять за себя. Вряд ли она способна меня одолеть (хотя кто их, шаманов, знает!), но доставить неприятностей – запросто.
-Я путешествовала с наставником, - наконец сказала девушка, словно бы выплюнув эти слова. – Его убили.
-Он был шаманом?
-Нет, лекарем. Зачем вам знать, человек, выдающий себя за наемника?
Я присвистнул, хотя внутренне поморщился. И эта туда же! Ладно, Гаев – он-то, похоже, меня просто узнал. А маленькая шаманка?.. Или она даже без ритуала способна видеть человеческие души?
-Просто любопытно. А почему ты решила, что я не наемник?
-Потому что вы не похожи на того, кто служит за деньги. Хотя, может быть, и сами не знаете, ради чего вы служите…
Это прозвучало так же, как и все, что она говорила до сих пор. Да только вот я равнодушным не остался, хотя и попытался не показать. Затаился змеей в засаде – сейчас ужалю.
-И куда ты теперь, шаманка?
-Куда глаза глядят, - ответила она все тем же тоном.
-А куда они глядят?
Она молчала.
Пауза затянулась. Я сказал:
-Герцог Хендриксон собирает под свои знамена разных людей. Какое-то время назад, я слышал, он пытался разыскивать и шаманов – не явно, разумеется, чтобы не навлечь на себя божественный гнев. Быть может…
-Вам нравится служить, - холодно проговорила шаманка. – Я никому никогда не служила. И не собираюсь.
-Любой шаман служит духам.
-Не служит. Говорит.
-Почему у тебя красная кожа? Это имеет какое-то отношение к гулям?
Девчонка вздернула подбородок.
-Я полукровка, - истинно, таким тоном можно заморозить.
-Первый раз слышу о таких.
-Насколько я знаю, я единственная. Моя мать умерла родами.
Снова повисла тишина. На меня упало несколько мелких капель – наверное, снова начинался дождь. Я отвязал от пояса бубен и кинул ей.
-Забирай.
Пусть, в самом деле, идет, куда несет ее дорога. Пусть поступает, как хочет. Почему я должен беспокоиться о ее судьбе?.. Подумаешь, миледи Сюзанна видела девчонку в своих пророчествах! Это еще не обязательно что-то означает.
Она схватила бубен – бубенцы даже не звякнули - и ловко, словно маленький зверек, скрылась в зарослях. Метнулись вороновым крылом нечесаные черные волосы. Да еще, как мне показалось, за ней в заросли втянулась какая-то темная тень, на которую больно было смотреть. Почему больно – знаю. Это просыпалось, натужно ворочаясь, внутреннее зрение, что я всячески вытравливал в себе. Наученное тренировками тело сопротивлялось, не желая перерождаться, откладывая миг, когда смерть ехидно оскалится мне в лицо.
А теперь, когда у меня есть Драконье Солнце, даст Бог Настоящий, ТОТ не вырвется наружу, может быть, никогда.
-Это не Драконье Солнце, - произнесла герцогиня Сюзанна. Не разочарованно – скорее, просто удивленно. Перед нею на бархатной подушке катала золотые блики по грязно-белому пологу шатра та самая блямба, которую протянул мне Гаев на берегу ручья.
-Не оно?! – у меня даже колени ослабли.
-Нет, - герцогиня покачала головой. – На этой вещи даже и следа магии нет.
-А может так быть, что Драконья Магия скрыта, или проявляется не всегда… - проговорил я, стараясь сохранить остатки достоинства, не заорать дурным тоном и не прыгнуть к миледи Сюзанне, выдирая штуковину у нее из рук. Нет, вряд ли герцог и лорд Малькольм поняли бы меня, если бы я вдруг схватил медаль и начал трясти, как трясут походную фляжку в поисках последних капель вина.
-Может быть, - с большим сомнением в голосе произнесла герцогиня. – Ни в чем нельзя быть уверенным, когда говорим о драконах.
-Говоришь, эта штука лежала на земле? – тихо спросил герцог.
-Да, - я кивнул, чувствуя, как к горлу подступает не то дурнота, не то щемящая ярость, из-за которой невозможно выговорить ни слова. – Я еще сначала засомневался, что такой амулет… а потом вспомнил: некоторые вещи только из рук в руки можно дать, просто так взять их нельзя, так что он мог и не беспокоиться. Миледи говорила…
-Это верно, - герцогиня Сюзанна сдвинула брови – не гневаясь, а словно размышляя. – Говорила. И в самом деле, есть подобные вещи. И я даже слышала, что Драконье Солнце именно из таких, но не уверена – говорят, Гаев с боем взял его у дракона. И, в любом случае…
Она не договорила, но все мы здесь поняли и так. Надо быть совершенно хладнокровным и неимоверно уверенным в себе человеком, чтобы вот так, купаясь, походя, положить на землю магическую драгоценность, за которую иные люди клали жизни. Такую вещь надо всегда держать при себе, наверное, даже спать в ней, пусть ее и не могут забрать силой!
Ах черт, какой же я дурак! Меня заморочила спокойная улыбка Гаева, заворожили изящество и простота: ну как же, так тщательно скрываемая вещь – и на самом виду, где ее никто не замечает! Стишок еще этот дурацкий!
Нет, ну что я за идиот! Волком выть хочется на собственное тупоумие.
-Говоришь, этот Гаев мылся… - герцог не ругал меня, он даже не выматерился сквозь зубы. У него вообще не в привычке было ругать. Но этот спокойный тон и этот взгляд светло-карих глаз, почему-то удивительно напоминавших мне отцовские (что странно, ведь у отца, как и у меня, глаза были черные) действовали посильнее всякой ругани. Я чувствовал себя не то нерадивым ратником, которого охаживают плетьми перед строем, не то мальчишкой, поставленным в угол за то, что разбил мамину любимую вазу.
-А не было ли у него при себе в этот момент какой-то мелочи?.. Кольца на пальце… пряжки на поясе… чего-то круглого, я думаю… - герцог с герцогиней переглянулись, она согласно кивнула.
Действительно, Драконье Солнце должно быть круглым. Круг – извечная совершенная форма, символ мира, гармонии, вечности, возрождения, смерти и пустоты. К тому же название – Солнце… Круг, или крест, или свастика . Так же, если уж его можно взять просто так, Гаев обязан всегда носить его при себе. Хоть ночью, хоть в воде. И это что-то…
Круглое. Что-то было… Игла и наперсток на шее Гаева?.. Нет… Кольцо?.. Были ли у него кольца на пальцах?.. Я вспомнил его руки, цеплявшиеся за решетку камеры, и решил – не было. Даже и тогда. Что же было?..
И тут я вспомнил. Гладко отполированная фибула на широком кожаном ремне, в которой неярко блестело тусклое утреннее солнце. Круглая. С узором… каким-то орнаментом, если очень припечет, я, наверное, даже смогу его приблизительно зарисовать по памяти.
Если бы не присутствие герцогини, я бы выругался сквозь зубы. Надо же!..
-Может быть, пряжка ремня, - тихо сказал я. – А может быть, амулет действительно не при нем, а он его спрятал в надежном месте, как и сказал вначале.
-При нем, - покачала головой герцогиня. – Я знаю, что при нем.
-Позвольте, милорд, - я склонил перед герцогом голову. – Я обязательно найду его. Только позвольте мне.
Я рассматривал циновку у меня под ногами и даже не глядел на Хендриксона, а потому не мог видеть, с каким выражением он смотрит на меня. Надо думать, без особой укоризны, оценивающе, как привык. Да за такой поступок он тысячу раз должен был разочароваться во мне… Были, были у меня промахи, подчас довольно-таки неприятные, но никогда – настолько глупого. Может быть, Гаев все же обладает какой-то магией и отвел мне глаза?
Да нет, нечего переваливать вину с себя на обстоятельства. Сам виноват, сам будешь исправлять.
-Что, хочешь расплатиться с астрологом за то, что он провел тебя? – спросил герцог.
Я поднял на него глаза. Герцог улыбался.
А я, неожиданно для себя, сказал правду: Правдой была мысль, что пришла ко мне пару моментов назад, разве что обогащенная.
-Нет, милорд. Я зол на него, но квитаться не собираюсь – он ничем не нарушил клятвы. Обещал отдать мне Драконье Солнце – и отдал. Так что во всем виноват только я. А значит, мне и исправлять. Нам все равно нужно Драконье Солнце, от этого никуда не деться.
А про себя я подумал: «Ну Гаев! Погоди ты у меня!»
Это уже становилось делом чести. И долг чести тоже был частью правды.
Записки Астролога
Большое село называлось Аксдорф. Ярмарка здесь, наверное, была велика и в обычное время, в седьмой день недели. Сюда приезжали обменивать и продавать товар крестьяне из многих соседних деревень, у которых не было возможности быстро обернуться туда и сюда до Адвента. Сейчас, однако, ярмарка была еще бойчее, чем всегда, и места занимала много на удивление: здесь остановилось порядочно купцов из тех, кто везли свои товары в Адвент, чтобы либо продать их там, либо отправить морем дальше. Часть торговцев, узнав о нападении герцога, поворотила коней да и отправилась восвояси, сетуя на причиненный убыток, часть решила обогнуть несчастный город и везти товар дальше, в Нейт. А некоторые, что не могли по каким-то причинам позволить себе долгий переход, развернули торг прямо здесь, в Аксдорфе. Продавали они дешевле, чем обычно, ибо понимали, что по городским ценам покупателей не найдется, а хоть какую-то прибыль получить хотелось. Рачительные хозяева со всей округи кинулись сюда, почуяв выгоду. Ну хоть кому-то осада на пользу.
Проходя по улице, я увидел, как из двери трактира вышли двое. Вывеска заведения когда-то в незапамятные времена изображала, должно быть, громадного сома, на котором верхом ехал маленький мальчик, держась за усы. Впрочем, с тех времен утекло столько воды, что краски выцвели, а рисунок вытерся почти до полной неузнаваемости; этим мальчиком вполне мог оказаться и сам владелец – лысенький тощий старичок, который выскочил на улицу за посетителями. Провожал. Ну еще бы… С такими гостями следует держать ухо востро, и, уж точно, оказывать им все возможное уважение. А то мало ли что…
Один из двоих был высок и широкоплеч, хоть и худощав. Длинные волосы, какие носят мужчины на самых полуночных из Закатных островов, были заплетены в косу, почти достигающую пояса. Второй был толст, если не сказать кругл, и низкоросл. Стрижен коротко, ежиком – под шлем. Его меч висел не на спине, как у первого, а у бедра, вольготно похлопывая хозяина по ноге. Ножны из диковинной клетчатой кожи показались мне смутно знакомыми. Так же как и рукоять, сделанная в виде полуобнаженной, неимоверно изогнувшейся женской фигуры. «Танцовщица! – вспомнил я вдруг. – Вот как зовут этот меч! А кожа, из которой сделаны ножны, называется крокодиловой!»
Человека же я не узнавал. Нет, вроде бы, рост был тот… но полнота?.. Мог ли знаменитый боец так раздаться вширь всего-то за… да нет, теперь получается, что мы не виделись почти семь лет! Такой срок кого хочешь доконает. Да вот хоть меня взять.
Я замер на другой стороне улицы. Замер попросту от неожиданности, хотя по уму мне полагалось бы попросту скрыться в ближайшем переулке, только меня и видели. Однако хотелось совершенно иного. Хотелось подбежать к этому человеку со всех ног, начать расспрашивать… Начать рассказывать о себе, начать говорить – просто чтобы услышать наконец звуки родной речи.
«Только бы он не обернулся, - думал я. – Только бы он просто прошел дальше, спиной ко мне. А то ведь не удержусь…»
Он обернулся. Древние силы знают, что его надоумило – может быть, случайность, может быть, некое звериное чувство, которое, как говорят, появляется у бывалых воинов. Он посмотрел на меня. И, самое страшное, он меня тоже узнал. Какое-то время – мне показалось что долго, хотя на самом деле едва ли прошло несколько секунд, - он молчал, словно вспоминая что-то, потом крикнул.
-Райн! – он быстрым шагом направился через улицу ко мне. – Райн Гаев!
Сказал он это на настоящем языке, конечно. Нашем с ним родном.
-Простите, вы ко мне обращаетесь? – сдержанно спросил я на арейском, языке, на котором говорили в Адвенте.
-Райн! – дядя Игорь, мамин побратим, боевой товарищ и вернейший друг, остановился в двух шагах от меня. – Райн, какого черта?! Ты что, меня не узнаешь?! Что это за шутки?!
-Простите, - еще раз повторил я на арейском. – Как вы ко мне обращаетесь, любезный?
-Райн! – он схватил меня за плечи. – Тебя что, в самом деле по дурной башке стукнули, что ты соображение потерял? Прекрати дурить, а то как…
Я стряхнул его руки.
-Прошу извинить, вы, вероятно, пьяны, - так же холодно произнес я, и сделал попытку пойти прочь.
-Постойте, - дядя Игорь перегородил мне дорогу. Слава всем силам мира, теперь он говорил на арейском, и мне не приходилось делать над собой усилие, чтобы не отвечать ему на Речи. – Прошу меня простить, - он неловко поклонился. Впрочем, в глазах его не было и следа неловкости: взгляд был холоден и пронзителен. – Я принял вас за одного человека… Он сын моей названой сестры. Юный стервец сбежал из дома совсем несмышленышем, и пропал. Сестра с мужем считают его погибшим. Когда я гостил у них с год назад, они уже и перестали ждать его возвращения. Я подумал, что юноша просто слишком горд и совсем забыл о своей семье, вот и не хочет возвращаться домой. Прошу простить. Вы, вероятно, не он.
-Разумеется, нет, - брезгливо произнес я, отряхивая рукав, словно рука дядя Игоря оставила на нем следы. – Меня даже несколько оскорбляет сравнение с таким неблагодарным молодым сыном. Я только делаю скидку, что вы, вероятно, очень хотели обнаружить этого юношу, а во мне, должно быть, есть некое с ним сходство. Разрешите только мое недоумение: на каком языке вы сперва ко мне обратились, думая, что я – это он?
Дядя Игорь смотрел на меня все так же, и подозрительность не покидала его взгляда.
-На северо-востоке, - сказал он, - есть страна, которую ее жители называют Великой Шляхтой. Оттуда родом и я, и этот юноша. Оттуда же и язык.
-Спасибо, - я кивнул.
-И вам спасибо, что не держите зла за мою досадную ошибку, - дядя Игорь ответил мне таким же кивком.
Когда я пошел дальше по улице, он еще оглядывался мне вслед – думал, наверное, «он или не он?». Дядя Игорь последний раз видел меня, когда мне было лет пять. Я понимал, что стал очень похож на отца, но сходство, хоть и было сильным, все же не делало меня его двойником. Кажется, держался я именно так, чтобы никоим образом не подкрепить его догадку. Или все таки?.. Засомневался ли он?.. Может быть, остался при своем мнении, что я – испорченный молодой человек, который знать не хочет прежнюю родню?.. Что ж… тоже не худший вариант.
Кстати, а что они с товарищем здесь делали?.. Они из армии герцога?.. Зачем приходили сюда - договориться о дополнительных подводах с продовольствием и фуражом?.. Просто нализаться до зеленых Ормуздов?
Ладно, проехали. Главное, постараться держаться от них подальше. Это непросто: если мне хотелось найти себе работу, предстояло поработать ногами. Увы, я не ярмарочный зазывала, который может стоять у пестрой палатки, украшенной слюдяными звездами, и орать во все горло, привлекая толпу. Мне приходится изыскивать свои способы…
То, что я искал, я заметил скоро: ярко расшитый звездами и знаками зодиака шатер, что высился недалеко от ярмарочного заграждения. Перед шатром стояли несколько зевак, и яростно спорили, кому заходить первым. Победу одержал один, купец Второй Гильдии. Двое других, тоже купцы, тоже весьма состоятельные, но без серебряных гильдейских цепей на шее (один, впрочем, был не из Союза Городов, а откуда-то с юга, у них там гильдии другие), остались, с весьма недовольным видом, снаружи.
Улучив момент, я подошел к одному из них – тому, кто показался мне риринцем, потому что на Юге я жил весьма недолго, следовательно, смутно представлял, как разговаривать с южанами, - и осторожно кашлянул, привлекая его внимание.
-Вы кто такой? – человек повернулся ко мне с настороженным выражением лица. Я внутренне улыбнулся. Боже мой, какая ностальгия… давно я не искал себе работу вот так, «в свободном полете».
-Добрый день, уважаемый, - сказал я. – Вы ищете предсказателя судьбы? Может быть, я подойду?
-Что ты можешь, малец? – спросил меня купец с легким сарказмом.
-Я знаю пути звезд, уважаемый. Звезды не смотрят на то, сколько человеку лет, с ними может разговаривать даже младенец, если кто-то обучит его премудрости, и будет на то воля богов. А если нет таланта – то и древний старец зря переведет пергамент.
-Пергамент? Зачем звездочетам и гадателям пергамент? – удивился купец.
-Звезды год от года ходят не совсем теми же, но все-таки похожими путями. Мудрецы придумали, как выразить эти пути языком цифр. Такой язык ведом астрологам. Без него нельзя разговаривать с небесами. Но в то же время слова этого языка слишком сложны, чтобы запомнить их все и разом. Расчеты приходится записывать.
-Вот как? – брови купца взлетели вверх. Правильная гладкая речь – вот то, чем легко завлечь покупателя, все равно, каков товар: знания ли, пестрая ткань, причудливые сладости… Я торгую судьбой. Но говорю так, как шарлатаны не говорят.
-Что ж… - купец задумчиво посмотрел на меня. – Может быть, ты и впрямь сможешь сказать мне что-то дельное, мальчик.
…Человека, который посулил мне заплатить за гороскоп, звали Скельд из Ферни. Всю жизнь он преумножал деньги, пускал их в оборот и снова преумножал, складывал долю в подвал и продолжал увеличивать оставшиеся средства. Он знал, для чего это делает - чтобы дочь его вышла замуж за достойного человека, может быть, даже за дворянина. Меня он о том и спросил: когда ему приступать к поискам достойного зятя, и какими приметами руководствоваться. Он боялся допустить ошибку, ибо желал, чтобы дочь его была счастлива.
Два дня я прожил у него. Скельд из Ферни, оказывается, был из местных – жил в этом селе. У него был двухэтажный дом, стиснутый с обеих сторон домами таких же преуспевающих соседей (совсем как в городе!), где окна почти не раскрывались, и где много добротных вещей стояло во всех комнатах, и сундуки были заполнены тканями и посудой.
Закончив расчеты, я честно сказал своему нанимателю, что девочка, конечно, может выйти замуж, но счастлива она не будет, ибо предназначение у нее другое. Ей бы в жрицы уйти какой-нибудь доброй богини, и блюсти обет безбрачия, и лечить людей. С мужчиной она жить не сможет. Мне тяжело было говорить это – меняла был хорошим человеком, что редкость для базарных менял. Он искренне любил свою дочь, он всю жизнь на нее положил… А кроме того, когда я смотрел на эту девочку – ей было лет тринадцать, симпатичное быстрое существо с черными глазенками и рыжими кудряшками – я вспоминал Раю. Ей сейчас именно столько – тринадцать.
Конечно, купец остался недоволен. Но врать я не мог – мое искусство не прощает этого.
Я дал старику несколько советов. Не знаю, правда, послушает ли он их. С людьми никогда не знаешь, это уж, верно, один из законов природы.
Заплатил, он, впрочем, хорошо. А девочка, когда я уходил, сделала передо мной реверанс, и сказала:
-Пусть в вашем доме всегда кто-то будет, господин Магистр.
-В моем доме никого нет, - улыбнулся я, хотя горло сжало невидимыми тисками (эй, невидимки!.. Берегитесь: я говорю со звездами! Вычислю и надаю по сусалам!). – Потому что дома у меня нет.
-Это неправильно, господин магистр, - покачала головой девочка.
А то я не знаю, юная красавица! Да ведь у тебя тоже есть дом только пока, только временно. Ты еще этого не знаешь. Но выдаст тебя отец замуж, или покинешь ты родные стены ради какого-то храма… и дом твой перестанет быть твоим.
Думал ли я, когда три года назад покидал свой единственный дом, что уже больше никогда не смогу вернуться туда по-настоящему? Ведь я уходил именно ради возвращения… уходил, как уходят на заработки в соседний город. А ушел в итоге, как уходят в жертву богу водопада.
По сей день не знаю – можно ли спорить с судьбой? Ведь все же существует что-то, что поворачивает все наши усилия куда-то не туда, и по иному решает примеры, которые мы пытаемся привести к совершенно определенному концу…
..Получив с моего нанимателя деньги, я купил себе кое-каких припасов в дорогу. Теперь можно было пускаться в путь, обходя человеческое жилье. Наконец-то сам по себе!.. Наконец-то один!..
Я свернул с большого тракта на узкую лесную дорогу, которая вела к горам. Люблю горы – высокие такие. Настроение у меня было умиротворенное и грустное одновременно. Такое состояние духа мне, в принципе, нравилось, но все же было бы неплохо, чтобы умиротворения было побольше, а грусти поменьше. Но бесполезно грустить над тем, чего не изменишь. Я мерил ногами дорогу, стараясь поменьше обращать внимания на самого себя.
Или плюнуть на все, и пойти учеником к деревенскому знахарю? Я еще в таком возрасте, что любой меня возьмет… Какое-то время я повертел в голове эту мысль, с улыбкой прикидывая, каково это будет – тихо, спокойно жить, делать свое дело и бояться только войны или мора. Потом, шутливо сожалея, оставил. Все равно ведь – не дадут.
Следующую ночь я провел в лесу, закутавшись в шерстяную накидку. У костра. Давным-давно не жег костер, и не смотрел на звезды, влажно мерцающие сквозь ажурные сосновые ветви высоко в прозрачной черноте небес. Слава богу, ночь оказалась теплой. До холодных августовских ночей еще целый месяц. До осени – два. А до следующей весны еще ого-го сколько! Не загадывай так далеко, малыш Райни.
Утром я пошел дальше. И в следующей же деревне мне пришлось застрять.
Вышло это случайно. Я шел по тропинке, не слишком-то натоптанной, но видно было, что периодически ей пользовались. Потом услышал невдалеке шум реки – точнее, небольшой речушки, почти ручья, - понял, что она бежит вдоль тропы, но параллельно ей, на небольшом отдалении, и решил идти вдоль берега. Люблю текущую воду, как она прыгает с камня на камень, и солнце в ней блестит…
Впрочем, эта речушка жила под низкими кронами деревьев, и поэтому солнца в ней не отражалось. Зато там чудесно пахло мокрой корой, и свежестью, и песком, и прелью… Многим не нравится, а я люблю. Волков я вблизи от деревни не боялся, медведей, особенно в середине лета, тоже, поэтому шел не спеша и беззаботно. Нет, конечно, и оглядывался по сторонам, и ветками старался не хрустеть без нужды и, понятное дело, ничего не напевал, но, в общем, не сильно остерегался. И правильно делал. Потому что самая страшная угроза всегда исходит от нас самих.
Так вот, шел я по берегу реки, шел, а потом вдруг сообразил, что стало темнее. Между тем, солнце только поднялось высоко, и до темноты оставалось еще уйма времени. Я запрокинул голову, чтобы посмотреть, не идет ли гроза. И тут же понял, что никакой грозы не было и в помине. Потому что в затылке закололо, и я почувствовал ломоту и боль. Не в руке, ноге или животе – болело, казалось, все тело, отказываясь не то что идти по земле, а и вовсе существовать в этом жестоком мире.
-Только не сейчас! – крикнул я, и, кажется, крикнул вслух. Не кричать надо было, а убегать быстрее, пытаться подняться повыше (я шел по краю обрывистого берега). Однако не успел. Эти приступы всегда проходят по-разному. Иногда головная боль и онемение длятся несколько минут, порою даже около часа. Тогда обморок медлит, и я успеваю найти место, где приступ можно переждать. А иногда, очень редко, онемение быстро сменяется параличом, руки и ноги становятся как каменные, и перед глазами вспыхивают черные звезды.
Вот как сегодня.
Разумеется, я полетел в воду. Но всплеска уже не слышал.
Записки Аристократа
На сей раз в путь я отправился не пешим. Со мной была моя Иллирика, кобыла выносливой долгогривой породы, какой славится Зеленое Княжество. К седлу была приторочена Безымянная – так звали виолу: до меня она принадлежала пожилому трубадуру Эльфрику из Майне, одному из приближенных герцога. Виола эта не принимала ни одно имя, потому так ее и прозвали.
Эльфрик был из знатной островной семьи, но всю юность прожил на континенте, участвуя со своим тогдашним сеньором то в одной битве, то в другой. Виолу он приобрел где-то на юге, там же научился на ней играть. После гибели того сеньора в очередной стычке трубадур вернулся на Острова и присягнул на верность Хендриксону. Этот человек учил меня одно время, а потом умер, и виола досталась мне. Других умельцев не нашлось: на островах этот инструмент был пока еще малоизвестен. Может, и никогда не будет… Виола – это не лютня, на которой с грехом пополам сможет бренчать почти любой. И не труба, чей голос поражает воображение, не тонкая древняя флейта, священная в храмах многих богов. Она поет тихо, когда настроена («настроена» конкретно для Безымянной означает еще и «в настроении»), но от ее голоса хочется плакать. Или петь – это уж зависит и от слушателя, и от музыканта.
Выехать с рассветом, как я было собирался, мне не удалось. Причиной были не чьи-то злые козни – самое что ни на есть гиблое любопытство. Дело было в том, что непокорный бургомистр Фернан и городские нобли наконец-то согласились сдаться. Парламентеров прислали как раз незадолго до моего появления в лагере.
Так вот и вышло, что нынешним утром, под ясным голубым шатром небес с подвешенной походной лампой солнца, мы наблюдали, как торжественно открываются ворота города, и герцог Хендриксон въезжает туда на своем гнедом Альбатросе (его так прозвали за широкий мах, сходный с вольным полетом… на Островах вообще принято было называть лошадей в честь каких-то птиц - да-да, лошади с кличками вроде "Общипанная курица" мне тоже встречались). Я наблюдал издалека – не хватало еще, чтобы кто-то из делегации Адвента случайно зацепил меня взглядом и узнал…или узнал наполовину (мол, знакомое лицо, где же это я его видел). Герцогу от этого ни жарко ни холодно – не он первый засылает шпионов за двери невзятого города, не он последний, - а вот мне каково, если придется еще там работать?
Я видел, как угодливо склонялся бургомистр Фернан перед герцогом, как блестели золотые нити в его расшитом камзоле. Вот же, не постыдился!.. Золотое шитье от века было привилегией дворян. Или, быть может, в Адвенте другие нравы? У них ведь так давно не было настоящего сеньора… Ничего, теперь-то уж Хендриксон наведет порядок.
Я видел, как герцог, чуть наклонившись с коня, принял с вытянутых рук бургомистра ключ от ратуши, как что-то сказал Фернану… Затем он протянул ключ графу Малькольму Бреаннону, чей конь Алый Сокол (за светло-гнедую, почти рыжую масть) всегда держался рядом с Альбатросом. Хендриксон и лорд Малькольм были друзьями с детских лет.
А еще рядом с Хендриксоном присутствовали опоясанные рыцари: позолоченные шпоры, плюмажи на шлемах, гербы на щитах… Не мне чета – я даже в оруженосцах никогда не ходил. И отказался от рыцарской чести почти добровольно, предпочтя ей не слишком почетное ремесло лазутчика, доверенного лица, более приставшее не дворянину. Наверное, узнай я о такой судьбе лет семь назад – расстроился бы насмерть. Может быть, даже украдкой заревел где-нибудь в уголке.
Сейчас мне было все равно. Но надо знать цену этого «все равно». Надо знать, что такое для мальчишки посвящение в рыцари…
Бреаннон поднял ключ вверх на вытянутой руке – и тут же, словно по сигналу, полковые трубачи вскинули к губам витые рога. Торжествующий звук поплыл над равниной. Да… Давно надо было уже сдаваться. Зачем тянули бесполезную осаду?..
Я тронул поводья – дальше смотреть мне было ни к чему. Успеть бы отойти подальше, пока солнце не поднялось высоко, и не стало жарко настолько, чтобы боевой доспех казался орудием палача… Я нагоню астролога быстро: ведь я еду на лошади, а он идет пешком. Другое дело, что сперва надо определить, куда он направился.
-Стар…
Не успела моя лошадь повернуться, как я оказался почти лицом к лицу с миледи Сюзанной. Она была верхом, в кольчуге и даже в шлеме – теперь герцогиня уже не шла сама в бой, но часто облачалась в кольчугу перед битвой. Всегда обходила раненых, а многих и врачевала сама. И после боя часто вместе с герцогом объезжала строй. Это хорошо поднимало боевой дух. В войске герцога все в ней души не чаяли – от последнего латника до лорда Малькольма. Рыцари из благородных называли ее своей прекрасной дамой и клялись ей в верности. Миледи это, кажется, больше забавляло. То, что она делала, она делала в первую очередь ради мужа.
Я заметил, что на щеке герцогини царапина, и удивился. Когда она успела ее получить? Вроде бы вчера, во время разговора в шатре, никаких отметин у нее на лице не было.
Кажется, миледи заметила мое удивление:
-Неловко натянула поводья, поцарапала… - объясняя, она протянула мне руку, жестом, каким подают для поцелуя. Рука была в кожаной перчатке, на тыльной стороне – металлическая нашлепка с гербом Хендриксонов – для украшения, видимо.
-Вы были бы осторожнее, миледи… - сказал я.
-Кто бы говорил, Стар, - она смотрела на меня очень печально. – Это я хотела предостеречь тебя: поостерегись. Пожалуйста.
Когда она мне так не говорила?..
Вместо ответа я спросил:
-У вас опять был сон, госпожа?
Она покачала головой.
-Напротив, Малыш. Я давно уже не видела снов. Тот, про погасший фонарь, был последним. Почти месяц назад. Это меня как раз и беспокоит.
Я не знал, что ответить. Меня напугало, что герцогиня назвала меня Малышом. Они с Хендриксоном звали меня так когда-то давно, когда я только пришел к ним. Прозвище было не то чтобы обидным, как мне сначала показалось – скорее грустным. И сейчас герцогиня сказала так неспроста. Она словно бы извинялась передо мной: «Видишь, несмотря на то, что ты малыш и я должна бы опекать тебя, я ничего не могу сделать…»
-Может быть, это просто означает, что будущее еще само не знает, как с нами быть? – весело спросил я. – Если так, моя госпожа, то я уж постараюсь, чтобы его выбор был наилучшим!
-С Богом, Стар, - лицо миледи было печально.
Я знал, что в ее устах это был Бог Настоящий.
А прямо у ворот замка на переносном алтаре жрицы как раз приносили в жертву молодую козочку – специально, чтобы умилостивить Фрейю. Отсюда козочка казалась смутным белым пятном, но я хорошо представлял, что там происходило. Не так уж часто я присутствовал при жертвоприношениях – стараюсь этого не делать по некоторым причинам – но что они из себя представляют, запомнил прекрасно. Почему-то я подумал о Вии Шварценвальде. Не будь она шаманкой, в жертву Фрейе, возможно, решили бы принести ее: чтобы богиня отвела беду от хранимого города.
Я поклонился миледи (если вы думаете, что это просто сделать, не слезая с лошади, то попробуйте сами!) и натянул поводья чуть сильнее. Иллирика послушной рысью тронулась с холма. Герцогиня обернулась, ее серая Чайка обернулась тоже – словно чтобы пожелать подруге счастливого пути.
Эх, легко говорить о том, что все дороги одинаково хороши, и о том, что судьба непременно сделает лучший из возможных выбор – а уж мы-то ей подскажем! – когда разговариваешь с прекрасной дамой на вершине холма. И совсем другое – когда в летнюю жару едешь по проторенной посреди холмов дороге (и как назло – никаких тебе нависших веток, которые отбросили хотя бы жиденькую тень). Я скоро снял сюрко и ехал в одной рубахе, однако сапоги девать было некуда – не босые же ноги в стремена совать! Я понятия не имел, какой путь избрал Гаев, тем более, и герцогиня не могла мне ничего посоветовать. Оставалось только предположить удаляться от Адвента, начиная от того места, где мы расстались, по дороге расспрашивая всех, кого придется. И иметь в виду, что если астролог решил несколько деньков, скажем, отсидеться в лесу, опасаясь погони, мне придется туговато.
Я ехал не быстро и не медленно: еще не хватало торопиться, когда я не знаю, куда Гаев подался. Торопиться буду тогда, когда возьму след. И вот тогда уж покажу этому паршивцу… Нет, я не солгал герцогу, сказав, что не собираюсь мстить ему за то, что он не отдал мне Драконье Солнце – слова он действительно не нарушал. Я злился на него за то, что он обвел меня вокруг пальца.
Да, да, я человек, в сущности, мягкосердечный… хотя и не следовало бы, при такой-то жизни. Мною владела не столько тяжелая, ищущая кровавого выхода ярость, сколько азартная злость игрока, которому не повезло. Еще посмотрим, Гаев, кто окажется сильнее в следующем раунде!
Так вот, Иллирика чередовала шаг и рысь (иногда, если попадался достаточно длинный ровный участок дороги и если сама кобыла не слишком активно возражала, я пускал ее в галоп – исключительно для разминки), но все же мы с ней передвигались достаточно быстро. По крайней мере, быстро для того, чтобы догнать скрипучую тихоходную телегу. Хозяева впрягли в оглоблю костлявую клячу, кажется, обуреваемую всеми лошадиными болезнями. Но и груз был не так чтобы тяжел: на телеге стояла средних размеров пустая, как мне сначала показалось, деревянная клетка, добротная и довольно старая, из крепких сосновых досок. Я прикинул про себя, что в такой клетке, пожалуй, можно содержать детеныша медведя, которого водят-показывают по ярмаркам… а то и взрослого зверя, если вас не слишком-то заботит его благополучие.
Идущих рядом с телегой мужиков, одного с густой окладистой черной бородой, которой он, видно, немало гордился, и второго, лысого и бритого, но с отросшей трехдневной щетиной, благополучие обитателя клетки волновало мало. Как раз, когда я нагнал телегу, один из них ударил по прутьям длинной палкой. Лежащая внутри куча тряпья даже не пошевелилась.
Наверное, зверь был замордован до полного бесчувствия. Или вообще уже подыхал. Или… это был не зверь. С каких это пор звери стали носить одежду?.. Ведь не клали же лесному зверю подстилку из тряпок… Веток могли кинуть – это в лучшем случае.
-Что это у вас? – спросил я довольно-таки дружелюбно, хотя внутри уже просыпалось подозрение. На охотников за наградой эти оборванцы не походили – у тех обычно на поясах оружие посерьезнее охотничьих ножей и одного топорика на двоих. Может, поймали в лесу какого-то бродягу и собираются его продать на каторгу или в рабство. В человеке, торгующем себе подобными, есть что-то от бога… а богов я ненавижу всей душой.
-И вам добрый день, господин, - настороженно сказал лысый, косясь на меня.
Я достал из кошеля половину серебрушки и кинул ему. Он поймал – и сразу же подобострастно поклонился. Ну как есть, худшая божественная черта. Ради приношения готовы на все что угодно.
-Диковину в лесу поймали, - сказал бородатый веселым тоном. – Вот, господин. Не то гуль, не то шут знает, кто. На вид девка девкой, только кожа красная. И не говорит, дерется только. А одета, как человек. И даже говорить, как человек, может. Только больше любит кусаться.
Лысый поморщился, и подхватил одной рукой другую, перевязанную тряпицей.
Груда тряпья на дне клетки зашевелилась. Когда из-под него высунулась растрепанная голова, и за черными прядями, закрывающими лицо, сверкнули знакомые темно-зеленые глаза шаманки Вии Шварценвальде, я не испытал удивления. Мне, пожалуй, стало даже смешно. Это надо же! Астролог ее спасал-спасал, я ее отпустил, не расспросив и даже не попробовав привести к Хендриксону, а она тут же вляпалась в приключение. Вот это поистине невезучесть! Интересно, а что она поделывала до того, как оказалась пойманной в Адвенте?..
В тряпье я теперь узнал коричневый гармаш шаманки, пыльный и в паре мест порванный. Сапогов на ней не оказалось – наверное, их следовало поискать в вещевых мешках парочки возничих. Насколько мне помнилось, они были из добротной кожи. Только боязнью ее прежних тюремщиков перед колдовством можно было объяснить то, что их не отобрали еще раньше, в адвентской тюрьме.
Насколько я мог заметить, губы у нее были разбиты, под левым глазом фонарь… еще удивительно, что не что-то посерьезнее!
Бубна при ней тоже не было видно. Еще бы! Я не я, если он не лежит, разломанный, где-нибудь под кустом. Или тоже обретается в одном из вещевых мешках. Бубен стоит дешевле, чем сапоги, но тоже можно на что-нибудь выменять или продать. И в любом случае, запас карман не тянет.
-Мы раньше с медведем ходили-то, - снова включился лысый, ревниво глядя на своего спутника: видно, надеялся получить еще монету за рассказ. А может просто хотелось похвастаться человеку, который явно не станет отбивать прибыльное дельце. – Да только совсем вырос, лютый стал, и кормить накладно. Собаками затравили. Хотели в лесу ловушку на другую мамку поставить, чтобы, значит, медвежонка нового поймать. А вон как получилось. Ну, оно может, даже лучше! Такого на ярмарках еще не видывали. А там, может, через горы сведем. Говорят, при Главном Храме Вохумана жрецы платят неплохие деньги за диковины всякие…
-А довезете живой-то? – спросил я с веселым безразличием. – Путь неблизкий. Девчонка-то вроде хилая…
Мужики переглянулись.
-На все воля Фрейи-покровительницы…- уклончиво сказал бородатый.
«Не лез бы ты не в свое дело, благородный, - явственно говорил его взгляд. – Мы – люди вольные, тебе не принадлежим. Свою прибыль уж все равно как-нибудь не упустим!»
Взгляд шаманки скользнул по мне равнодушно. Она не просила спасения. Но…
Нет, конечно, я мог проехать мимо, и допустить, чтобы ее и впрямь показывали на ярмарках на потеху праздной толпе, а там на самом деле затравили собаками или продали бы жрецам, которые, говорят, разрезают еще живые существа бронзовыми ножами, чтобы посмотреть, как там бьется у них сердце. Однако… Я сам спасал эту девушку. Я даже перемолвился с ней парой слов. Наконец, я знал, что как бы там ни было, она была человеком, а не гулем.
-А то, может, уступите мне? – я окинул клетку оценивающим взглядом. – Мой сеньор тоже собирает диковины.
Мужики хохотнули, запереглядывались.
-Да как же вы ее допрете-то, господин хороший? Без телеги?
-Вы свяжете, а я перекину ее через седло, - хмыкнул я. – Давайте. Серебрушка.
Они снова переглянулись.
-А откуда мы знаем, - сказал черноволосый, - что на ярмарке мы не соберем больше?.. И сколько предложат нам жрецы?
-Вот именно, откуда знаете? – со значением спросил я. – Вдруг там не окажется денежных идиотов, готовых глазеть на вашу диковинку? Или она и впрямь помрет…
Мужики колебались.
-Смотрите, пока предлагаю добром, - я как бы невзначай коснулся мечом на поясе. – Обычно мне удается добыть то, что, по моему мнению, пригодится господину. А чтобы попусту не обагрять кровью мой славный меч, - я усмехнулся, - я готов увеличить плату, скажем, до одного с полтиной серебряных.
Серебряный с половиной – это была цена годовалой телочки. Более чем солидная сумма за такую «диковину». Чернобородый уже остановил лошадь, придержав ее за узду, и шагнул к клетке – видимо, выпускать, - как лысый окриком остановил его:
-Стой! А связывать ее кто будет?
Чернобородый нерешительно остановился.
-И впрямь… - он оглянулся на меня даже с некоторый беспомощностью. – Видите, господин, мы бы и рады, да еле в клетку ее загнали. Свирепая, страсть!
-Ха, - я спрыгнул с Иллирики, и, показывая, что дело решенное, вытащил из кошелька, не глядя, шесть монеток (вот уж что-что, а с деньгами я всегда обращаться умел), и метнул их в бородатого. А сам направился в клетке.
-Ну-ка, - сказал я властным тоном, - будешь баловать?.. – и добавил на лагарте, языке, на котором, как я знал, говорили на севере (вот только земель на севере много, поэтому оставалось надеяться, что выученный мной вариант лагарта не слишком отличался от диалекта этой девушки, и предложение я построил правильно). – Вот мы и снова встретились, драгоценная госпожа.
Взгляд шаманки не изменился – остался таким же равнодушным. Может быть, я ошибся?.. В конце концов, имя у нее типичное имперское, а в империи говорят не на лагарте, а на шпрахсте… Нет, все правильно: гули живут только в Карлитовых горах, а северной границей Империи вот уже три века является Митик, чтобы они там не думали по этому поводу. Так что если девушка умудрилась родиться полукровкой, произошло это, скорее всего, на правом берегу . Возможно, она просто мне подыгрывает.
-Правильно, - сказал я снова на лагарте. – Не отвечай мне. Позволь мне связать тебя – так будет проще, чем драться с этими. Потом отпущу.
Она молчала. И вдруг глаза ее закатились, она завыла, и скорчилась на полу клетки, отчаянно скребя днище обломанными ногтями.
-Вот… - выругался лысый. – Никак помирает?
-Это я заговорил ее, - сказал я надменно. – В нашем роду не боятся диких зверей. Давайте-ка веревку.
В действительности, никакой уверенности я не испытывал. Я так и не понял, восприняла ли шаманка мои слова. Кто знает, может, с ней действительно случился припадок?
-Кусаться будет…- неуверенно произнес чернобородый. Кажется, не слишком-то его убедило разыгранное мною – нами? - представление. Спасибо, что лагарт он не знал. Я мог обратиться к шаманке и, скажем, на игиле – языке Островов. Но в здешние края частенько заплывали островные купцы, и местные, если и не знали игиль, то, уж по крайней мере, сумели бы отличить его на слух.
Веревку они мне все же дали. Чернобородый даже открыл дверь клетки, запертую на сложный засов, и тут же отскочил в сторону. Только тогда я заметил, что он слегка прихрамывал. Это у него давно, или только с поимки «зверушки»?.. Шаманка явно сопротивлялась яростно. Как еще не убили…
Сейчас она, однако, не двигалась – валялась кулем на дне клетки. Я легко вытащил ее оттуда. Девушка казалась совсем невесомой: еще бы, неудивительно – кожа да кости, да при таком росточке!
Я, не особенно напрягаясь, смотал ей запястья, так же лодыжки, и примотал руки к туловищу. Возницы наблюдали за мной недоверчиво, еще и переглянулись. Такая вязка их явно не убедила. Ну и хрен с ними. Длинный хрен, ядреный.
Оборванцы тоже решили, что уже проблемы «благородного», как он будет дальше разбираться с дикаркой-зверенышем. А может быть, задумали еще немного последить за мной и поглядеть, не перегрызет ли шаманка мне горло. Тогда можно попробовать забрать «звереныша» обратно, да еще и вдоволь покопаться в моих седельных сумках…
Я перекинул шаманку через седло, сам вскочил сзади. Махнул рукой двоим – и пустил Иллирику вперед. Она и сама уже неловко переступала на месте, косилась на клетку, фыркала - от телеги пахло зверем. Понятное дело, лошади не любят медведей. И скорость она сразу набрала хорошую, несмотря на дополнительный – пусть и небольшой - груз.
Отгородившись от неспешно едущей телеги двумя холмами, я свернул в лес. Если верить плану местности, что в надежном кожаном футляре висел сейчас у меня на груди, ручей, возле которого мы распрощались с астрологом, приняв в себе несколько других родников, здесь подходил довольно близко к дороге. По сути, весь большак шел вдоль этого ручья, постепенно ширящегося и переходящегося в довольно солидную речку.
Я повернул Иллирику с дороги, и она послушно сошла с низкой насыпи в лес, в густой березовый подлесок, – к лесу она тоже привыкла, и он ее не пугал. Мягкая под травой и папоротником земля почти не давала шума, встречая лошадиные копыта. Скоро под копыта тоже свернула тропа – не то звериная к водопою, не то все же человечья. А еще через какое-то время я услышал шум ручья.
Сам ручей, однако, встретился нам еще не очень скоро – в тихом лесу звуки разносились далеко. Я спешился и вел Иллирику в поводу, чтобы не цепляться головой за низко нависшие над тропой ветки. Шаманка все так и лежала поперек лошадиной спины, связанная, не подавая признаков жизни.
Наконец мы подошли к ручью. Ручей тек в дубраве, и трава по берегам была уже не такая густая – под ногами густым серо-бурым ковром лежали прошлогодние листья, время от времени нога в сапоге натыкалась на желудь. Было здесь и темнее: густые кроны загораживали солнце. Зато прямо в ручей, словно мыском, вдавалась небольшой земляной мысок, еще и нависая над водой. Как зверю напиться…
Я снял шаманку с Иллирики, прикинул – посадить, положить… Вышло, что сажать: она открыла глаза и посмотрела на меня. Говорить не торопилась.
Я посадил ее на землю, прислонил спиной к ближайшему дубку, и начал развязывать – спасибо моей предусмотрительности, особого труда это не потребовало.
Шаманка все так же молчала. По уму ей полагалось бы спросить что-то типа того «Зачем ты меня спас?», но она не спросила. Либо не видела особого толку, либо понимала, почему. Пришлось первым спрашивать мне – не молчать же!
-Это как же тебя угораздило, Говорящая с Духами? – я спросил у нее на арейском. В этом языке слово «шаман» давно и прочно успело стать ругательным.
И вдруг девушка досадливо поморщилось. Поистине, это было удивительно! Первый раз нормальная человеческая эмоция. А я уж было решил, что она вроде блаженной.
-Дура была потому что, - сказала она хмуро. - Один на меня напал в лесу – у этого самого ручья, ниже по течению. Я не стала с ним драться, решила, что проще убежать. А он меня, оказалось, гнал на второго.
Потом она спохватилась и добавила:
-Спасибо вам, милорд. Увы, мне нечем отблагодарить за добро.
-Так ты умеешь говорить, как нормальные люди? – восхитился я. – Вчера ты не была такой разговорчивой.
-Вчера я очень испугалась, - призналась девушка. Я уже закончил распутывать ее руки.
Как только руки освободились, она сразу пошла к ручью умываться – ну, женщина, она женщина и есть, какого бы цвета кожа у нее ни была. А потом попробовала расчесать пятерней волосы, но получилось плохо: этого добра у нее хватало, хотя, скажем, моя сестра ни за что не стала бы стричься по-мужски, выше плеч. Большинство мужчин, конечно, стригутся еще короче. Вот рыцари, скажем, предпочитают оставлять на голове едва щетинку – под шлем. Я, конечно, не рыцарь, но и я не люблю, когда волосы отрастают до такой степени, что их приходится подвязывать веревочками. Неудобно, в конце-то концов. А может быть, это она не сама так, а другой кто обкорнал?
-У вас есть гребень, милорд? – спросила она.
-И даже зеркальце, - улыбнулся я. – И я их, так и быть, тебе одолжу.
-Зеркальце?.. – она чуть поморгала глазами, и посмотрела на меня как будто даже слегка подозрительно. Ну еще бы. Зеркала – штука дорогая, не у всякой модницы они есть. А чтобы нашлось у мужчины, да еще чтобы он таскал его всюду с собой…
-Память, - коротко сказал я.
И полез во вьючную суму.
На самом деле, зеркальце в черепаховой оправе было никакой не памятью. Оно, действительно, принадлежало не мне – его дала мне миледи Сюзанна. А для каких целей – расскажу в другой раз. Пока оно еще в назначенном качестве ни разу мне не пригодилось. А вот просто как зеркало – было дело, да…
Я бросил ей деревянный гребешок, и она принялась с шипением расчесываться, зло дергая черные пряди. Закончила довольно быстро, достала откуда-то из складок гармаша бечевку, и перевязала волосы по лбу. Более сложных причесок, хотя бы «конский хвост» она делать явно не собиралась.
-Почему вы не убили их? – спросила она, подняв на меня глаза.
-А что, должен был? – усмехнулся я.
-Вы должны были либо вообще проехать мимо, либо… но уж никак не давать им деньги. На благородного сеньора это не похоже. Тем более, что вы могли. У вас оружие, у вас навык, а они что?..
-Ну, не так уж я могуч, чтобы из-за своей прихоти рубить двоих. До этого мне не замков, не сокровищ не хватает. А полтора серебряных – невелика цена. Да и времени потерял меньше. Деньги добываются просто.
Дальше она не спрашивала.
..Нет, конечно, будь я не один, а будь нас целый отряд, мы могли бы до того запугать тех двоих, что они отдали бы и клетку, и телегу даром. Но один?.. Не запугаешь. Только убивать. Да и то… сбежит один, и как бы чуть позже меня в лесу не подстерегли озлобленные крестьяне…
Это не говоря о том, что просто противно. Хотя, по мнению шаманки, люди, способные обращаться с разумным существом, как со зверем, наверняка заслуживают гибели.
-Отпустите меня?
-Отпущу, - кивнул я. – Шаманка Вия Шварценвальде. Только скажи мне, что ты собираешься делать дальше? Мили не прошла, сразу кому-то попалась…
-Не повезло, - только и сказала она. – Потом повезет больше.
-Так повезет, что тебя просто под ближайшей осиной закопают, - усмехнулся я.
-Осина – священное дерево, - огрызнулась девчонка. – Выйдет достойный обелиск.
Хорошо держалась, короче.
-А может, расскажешь, откуда ты такая взялась? – это я спросил уже на лагарте.
-А может быть, вы расскажете, милорд, зачем вам нужно Драконье Солнце? – спросила она тоже на лагарте. Говор у нее был незнакомый, не тот, которому учили меня, но понять было можно.
-Откуда ты догадалась? – спросил я уже на арейском. Не собираюсь соревноваться в знании языка, который для меня родной, а для нее – нет. Пусть уж оба будем в равных условиях.
-Немного подумала, - ответила девушка. – Право, это было несложно.
Потом чуть помолчала, и сказала тоном, в котором вдруг проскользнули нотки просителя:
-Милорд… хотите, я помогу вам добраться до этого амулета? А платой будет то, что вы позволите мне воспользоваться им один раз. Драконье Солнце повелевает временем, это не обернется задержкой…
Я удивленно моргнул – хотя, если героически, то полагалось бы прищуриться. Да уж, девушка-шаманка преподносила сюрприз за сюрпризом.
-Каким образом ты мне поможешь? – спросил я. – И зачем оно тебе нужно?
-Время повернуть. Зачем – это долгий разговор, - уклончиво произнесла она. – А каким образом… Вы ведь даже не знаете, куда пошел астролог. А я могу спросить духов, и они мне скажут.
Сказано это было будничным тоном, как о самом обычном деле, и я удержался от реплики «Что ж они не сказали тебе, где подстерегает засада?» Может быть, и сказали, но обойти не удалось. Девчонка была совсем тощей, и впечатление хорошей драчуньи не производила, хотя, надо думать, царапаться и кусаться и в самом деле могла на славу.
-Предположим, расспросы людей заменят разговоры с духами, - усмехнулся я. – По крайней мере, один раз я нашел Гаева таким образом. Найду и второй.
-О да, милорд, - она склонила голову жестом ложной покорности. – А сумеете ли снова отличить, не подсунет ли он вам фальшивку вместо Драконьего Солнца?
Я чуть было не заорал: «Откуда ты знаешь?!» Небось, снова скажет – «подумала и догадалась». Она поняла, что я спасал астролога из темницы не по великой дружбе, а корысти ради. Какая эта могла быть корысть – догадаться несложно, если она и впрямь знала Гаева. Раз я отпустил его (да и ее) с миром – стало быть, получил то, что мне причиталось. А раз теперь гонюсь за ним, стало быть, был обманут в своих ожиданиях. Однако… что-то уж больно длинная цепочка рассуждений построилась, гениальные догадки одна к одной.
Встретившись со мной взглядом, шаманка произнесла:
-Я чувствовала, что Драконье Солнце – при нем. Не прикопано где-то в тайном месте, не спрятано, а именно у него. Когда мы встретились в крепости, я это поняла. А потом, когда вы меня разбудили там, у ручья… при вас его не было. Я сперва решила, что вы договаривались с астрологом о какой-то другой цене, но потом, когда увидела вас на дороге, подумала, что вы можете охотиться за Драконьим Солнцем. А когда вы так прореагировали на мой вопрос, я уже не сомневалась.
Я вычленил из ее речи главное.
-Так ты можешь чувствовать это Драконье Солнце?
-Не я, - коротко мотнула она головой. – Анде-риддари .
-Кто? – не понял я.
-Анде-риддари. Дух-спутник, - ответила девушка. – У некоторых шаманок есть такие. Мой бережет меня, как может и когда может.
-Не вижу я тут никакого духа!
Девушка только улыбнулась. И сказала:
- Мой дух обретает силу только ночью, да и вдалеке от родной земли он может не так много.
-И он, значит, может указать дорогу к Райну Гаеву?
-Может, - кивнула головой девушка. – Прошлой ночью дух сумел указать мне приблизительное направление. Этой ночью я хотела расспросить его поподробнее.
-Тебе обязательно ждать ночи?
-Не обязательно. Но так проще.
Я призадумался. И против воли вспомнил, как долго я выслеживал Гаева в прошлый раз – так долго, что в итоге пришлось ломиться в город, предназначенный герцогом для штурма! Неужели судьба будет насмехаться снова, и мне опять придется вести его до какого-нибудь малоприятного места, а потом следом за ним совать голову в пекло?.. Ормузд всех раздери, почему Драконье Солнце не отобрал у дракона какой-нибудь настоящий Магистр – убеленный опытом и сединами, старающийся лишний раз не покидать хлебное местечко при дворе какого-нибудь монарха?..
Ага, вопрос из разряда «И почему это трактиры бывают только при дороге, куда ни пойдешь?»
А еще во мне шевельнулось что-то вроде жалости. Смесь жалости с расчетливостью хуже, чем вино после виски: такого потом натворишь, что целый год будешь расхлебывать. Ясно, что стоит мне отправить эту малявку бродить самой по себе, как она немедленно огребет еще неприятностей, значит, придется брать ее с собой… а кроме того, вдруг еще удастся привести ее к Хендриксону?.. Уж он-то не преминет рискнуть и укрыть шаманку, не побоится божьего гнева. Он мне как-то говорил, что охотнее всего заключил бы договор с Изгнанниками – попадись они ему в руки. Еще бы ему весьма пригодилась ведьма из адепток Древнего Искусства… за шаманками в Северные горы он меня, правда, пока не посылал. Очень может быть, что пока.
То, что ей нужно Драконье Солнце – не беда. Если она и впрямь хочет им воспользоваться – почему бы и нет?.. Разумеется, с разрешения герцогини Сюзанны, потому что кто его знает, каким путем можно применить этот артефакт. Лично я судить не берусь, ибо ни хрена не понимаю в магических цацках. Если и впрямь никакого вреда не будет, то герцог с герцогиней вполне могут ей и разрешить. А почему нет?
-Предположим, я разрешу тебе… - задумчиво произнес я. – Откуда я буду знать, что ты не испортишь амулет?
-Вы не выглядите знатоком артефактов, милорд, - улыбнулась девушка. – Или я ошибаюсь?
Деликатный намек на то, что меня оставили в дураках. Ладно, стерпим. И впрямь ведь оставили.
-Не ошибаешься.
-Таким образом, раз уж вы взялись разыскивать этот артефакт, у вас непременно должны быть знакомые, вассалы или сеньоры, которые понимают в них больше. Иначе вам не было бы просто никакого смысла их разыскивать.
-Предположим, есть, - я кивнул.
-Мне не к спеху, - сказала Вия Шварценвальде. – Раз уж все равно время поворачивать…Поэтому путь тот человек тщательно обследует Солнце и скажет, смогу ли я испортить или спрятать его, воспользовавшись один раз. Я немного понимаю в этом – он скажет, что ничего артефакту не будет. И тогда я воспользуюсь им, и навсегда исчезну из вашей жизни.
-Хм… - я потер подбородок. – А все-таки… что такого ты хочешь сотворить, шаманка?
-Зачем вам это знать? – она сразу словно ощетинилась, инстинктивно прижавшись спиной к древесному стволу. Я подумал, что ей, должно быть, холодно сидеть на влажной от ночного дождя земле.
-Затем. Мне нужно понять, что ты замышляешь, - сказал я довольно холодно.
Шаманка вздернула подбородок.
-Моя мать умерла родами, - четко сказала она. – Я хочу повернуть время, и сделать так, чтобы этого никогда не случилось. Вы можете это понять, милорд?
Я подумал о своей матери… живой и здоровой, но в страшном далеке от меня. И расстояние тут измерялось не столько милями, сколько… бог знает, чем. Несказанными словами, непродуманными мыслями, ненужным прошлым…
-Могу, - сказал я. – Я даю тебе слово, шаманка Вия Шварценвальде: если это никак не повредит талисману, и не послужит причиной, по которой я утрачу Драконье Солнце, я сделаю все, чтобы ты воспользовалась им по своему желанию.
Я произнес эти слова, и тут же с внутренней усмешкой подумал: ну что, дал слово?.. А теперь будем ждать, когда же оно по закону подлости вывернется таким образом, чтобы достать самого тебя?.. Хотя… вроде бы предусмотрел все. Или нет?..
...Конечно, это неявное предчувствие беды, выскользнувшее из моих собственных слов, словно змея из конского черепа, оказалось правдивым. Мне действительно довелось пожалеть о своем обещании, но не так скоро. Посему мы вернемся к этому в свое время.
Из потерянного дневника Гаева Р. Г.
3022 год новой эры, 57 год от Рождества
В жизни всегда есть место подвигу. Но после подвига не всегда есть место жизни.
Народная мудрость
Вчера я решил возобновить свой дневник. Мои вещи лежат в моей келье – как ни странно, сумка пострадала меньше, чем я. Но руки так дрожали, что это похвальное намерение выполнить не удалось. Правда, меня вывели погулять в сад. «Погулять» - чересчур сильное слово, тем не менее, я посидел на солнышке, закутавшись в теплую шаль. Сестра Анна говорит, что правой рукой я смогу владеть как следует, со временем и думать забуду, что там были раны. Однако шрамы останутся не бедные: не только на плечах, но и на спине, на груди… проехалось по мне здорово, конечно. Если бы не моя сверхъестественная везучесть, не остаться бы мне в живых, это точно.
В саду было хорошо. Он маленький: этот монастырь задуман больше как крепость, поэтому места в кольце его стен не так уж много. Садик служит и огородом: здесь растет много овощей, сестры сами работают в нем. Это называется «во славу Изиды».
Каменные стены здесь обвивает душистый горошек. Сейчас, в начале весны, он как раз цветет: любо-дорого посмотреть. Над цветами вьются маленькие желто-коричневые бабочки. В Гаево их называли медушки. Как зовут здесь, понятия не имею… в общем-то, мне больше и делать нечего, кроме как наблюдать за ними. Вот странно – мне всего двенадцать лет, а я чувствую себя стариком. Наверное, это нормально, в таком-то состоянии души и тела…
Еще вчера, когда я сидел в саду, я видел печального человека в пурпурном сюрко. Сестра Анна сказала, что это король Саммерсонсий. Он приехал сюда молиться о том, чтобы Изида избавила его от бесплодия. Говорят, у него было уже три жены, и всех он пережил: все они умерли, так и не родив ему ребенка. На его месте я обеспокоился бы не заступничеством богини, а политическими соперниками: очевидно, есть таки у короля какой-нибудь ретивый двоюродный брат или племянник, который меньше всего желает появления преград между собой и престолом. Но это, конечно же, не мое дело. Тем не менее я начал прикидывать – просто со скуки, наверное – какие влияния планет могли бы определять подобную невезучесть. И чуть не рассмеялся. Да уж, Райн, ты еле-еле вытащил из могилы ту самую пресловутую «одну ногу», а все к прежнему лезешь! Неисправим, что сказать!
Впрочем, хорошо, что моя голова и память не пострадали, потому что другой мой дар, кажется, больше мне не принадлежит. Сегодня с утра я почувствовал себя настолько хорошо, что попросил у сестер грифель и кусочек пергамента. Сестра Анна сперва не хотела мне давать, думала, что я опять упаду в обморок, но Ирина, послушница, все-таки принесла. Пергамент самый дешевый, тонкий, а грифель ломается, но я рисовал и худшими. Не в этом дело. Я хотел нарисовать Ирину – у нее очень доброе лицо, хотя и некрасивое. Ничего не вышло. Пальцы двигаются, как надо, но это и все. Мне наконец-то ясно, что рисунки мои никуда не годятся. Я вижу душу моей невольной модели, и понимаю теперь, что она слишком хороша, чтобы отдавать ее пергаменту или даже самой лучшей бумаге с Восточных Островов. Если бы я мог, я бы сделал так, чтобы никогда не было нарисованных мной картин. Но что поделать?.. Это прошлое я стереть не догадался.
Ну да ладно. Мои раны заживут, и я отправлюсь в долгое путешествие на восток. Придется изрядно покружить, если я не хочу не нарваться на неприятности, но, если повезет, до зимы я буду дома. Может быть, даже еще в начале осени. Признаться, мне страшно. Мне очень страшно. Как знать, что получилось у меня?.. Кто выйдет мне навстречу: обрадованные моим возвращениям, но скорбящие о моей неудаче Рая с тетей Ванессой, или… или вся моя семья, радостная и счастливая?.. Мне, кстати, только что пришло в голову: если в этой, новой реальности, порожденной Драконьим Солнцем, родители остались живы, у меня ведь могут появиться новые братики и сестрички! Это было бы забавно…
Но полно. Больше не буду писать так в дневнике: подобные мысли искушают судьбу. Тем более, мне не дает покоя еще последние слова дракона. Почему дракон смеялся, когда умирал?.. Ну почему?.. Хочется верить, что люди для драконов вообще смешнее некуда, но что если смеялся он надо мной?..
А, ладно. Если начнешь задумываться над побуждениями дракона, недолго и впрямь свихнуться и превратиться в блаженного. В конце концов, мне удалось же добиться того, что не получалось еще ни у кого в мире. Значит, дай бог, и пожать плоды своей удачи удастся…