Морские приключения

Ксения Приходько
 Морские приключения

 повесть


Автор: Ксения Приходько
 

 
 - Пароход готовится к отплытию! – зычным голосом объявил капитан.
 Двенадцатилетняя Анна с сестрёнкой Ниной сидела в каюте парохода. За окошком, занавешенным белыми шторами, ровно расстилалась лазурь моря.
 Бок гиганта-парохода выступал из шёлковой глади воды, как белый айсберг, отколовшийся от общей льдины. По маленькому трапу сбоку карабкались пассажиры.
 Рядом с девочками, Анной и Ниной, присела мама, держа на коленях чемодан. Её бледное лицо обрамляли чёрные кудри. Голубая дымка больших выразительных глаз была скрыта вуалью.
 Отец сел напротив. Пудель Бобби смирно сидел и лизал хозяину руки. Со стороны Бобби был похож на обыкновенного барашка, только завитки густой шерсти у него были коричневыми.
 - Не дразни Бобби куском печенья! – недовольно сказала Анна Нине. – Ты дразнишь, а я тоже хочу есть! Не провоцируй меня!
 Нина молчала, – она понимала, что благоразумнее будет съесть своё печенье и ничего не говорить на упрёки сестры.
 Раздался странный рёв, – это пароход подавал гудок, отчаливая от берега. Бурлила вода, как будто в водовороте. Гигантский айсберг-пароход отчалил от берега и величаво устремился по глади волн к цели – островку среди моря с благоухающими лесами, пышными пальмами и тёплым золотым песком.
 Отправиться в путешествие придумала мама, а отец поддержал её идею. Анне и Нине оставалось только подчиниться, – они гораздо больше хотели бы отправиться на два месяца в летний лагерь, неподалёку от деревни, где живёт бабушка. Там они целыми днями могли бы гулять, водить дружбу с местными ребятами и играть с Бобби. Но родители и не подумали об этом. Рассуждая о пользе такого путешествия, мама сказала:
 - Морской воздух очень полезен для детей. Они наберутся сил, загорят и закалятся на солнце. Разве это не замечательно?
 - Конечно, замечательно, - подтвердил отец, а Нина и Анна молчали: у них ещё не было своего мнения.
 Сидеть больше пяти часов в душной каюте было, скажем, не так уж приятно. Сильно укачивало, голова кружилась, всё время хотелось пить. Единственной радостью был плюшевый, пушистый Бобби, любимец обеих сестёр. Бобби жил с бабушкой, которая обожала породистых собак и даже сделала пуделю стрижку в угоду моде. Мама упросила бабушку отпустить Бобби на лето с девочками, ведь они собирались провести на юге больше месяца. Уговорить бабушку было не так уж просто, старушка была ворчлива и своенравна, но всё же сказала:
 - Хоть отдохну от него. Что ни день, дерётся с соседской собакой. Лай, шум, крик – хоть уши затыкай. Забирайте его хоть на всё лето. Меньше хлопот будет, к тому же ради своих любимых внучек я на всё согласна.
 Разумеется, это было большой радостью для Нины и Анны.
 … Пароход плыл, мерно покачиваясь на волнах. Море шептало свою сказку, и венец солнечных лучей сплетался с шёлковой гладью воды золотым хороводом солнечных зайчиков. Нина уснула на коленях у матери; Анну отец взял на руки и перенёс на койку.
 Девочки проснулись поздним вечером, когда в кают-компании уже подавали ужин. Бобби зале под стол и молча ждал, жадно уставившись на подносы с едой. Стол был очень длинным и покрывался белой скатертью; он был уставлен фарфоровыми вазами и столовыми приборами. Одна белокурая девушка тихонько трогала клавиши рояля и пела, а все остальные рассаживались за стол. Вокруг стола были расставлены два ряда стульев, поэтому места хватило всем.
 Ели молча. Бобби удобно устроился под столом, в ногах у Анны, и ждал, когда его начнут угощать. От нетерпения он высунул свой влажный нос и положил мохнатую мордочку на колени Анны, жалобно глядя, как все остальные расправляются с едой. Анна тихонько щёлкнула любопытного пуделя по рыжему носу. Нос исчез, а Нина взяла с большого белого блюда кусок колбасы и бросила под стол. Внизу раздалось хрюканье, чавканье, чмоканье, означавшее полностью удовлетворённые надежды. Скатерть свисала донизу, поэтому, к счастью, никто из обедавших не увидел пуделя, расправлявшегося с куском колбасы. Но девочки-то знали, кто умудрился залезть под стол во время обеда, кому еда кажется гораздо сытнее, чем остальным. Нина тихо хихикала, а Анна прикрыла рот рукой, чтобы не вторить сестре: ей было неприлично смеяться в обществе чужих людей.
 Мама и папа не замечали выходок Бобби и двух дочерей: до того они были увлечены беседой с другими пассажирами, которые тоже обедали в кают-компании.
 Вечер незаметно прокрался в чертог пронзительно-голубых небес. Вечер был волшебником, у которого был огненный взгляд созвездий, а его чёрный плащ покрывал небесную голубизну. Зажглись тысячи иллюминаторов, и волшебная сказка вечера убаюкала всех вокруг. После ужина белокурая девушка вышла на середину зала и запела, а мужчина в чёрном фраке стал играть на рояле. Тогда все встали в пары и закружились в танце. Тени от танцующих пар мелькали, порхали, трепетали, словно прячась от света. К вечеру в кают-компании зажглись люстры, и лучи света пересеклись, образуя яркую солнечную сеть, в которую попадались мелькающие тени. Звучала музыка, шуршали подолы дамских платьев, стучали каблуки. Всё слилось в едином танце. Отец взял за руку маму и повёл её туда, где не занимали место стулья, и где можно было свободно потанцевать.
 Бобби наскучила эта сцена и, украв со стола ещё два бутерброда, он трусцой убежал туда, где располагалась их каюта: он узнал там запахи хозяина.
 Нина и Анна пили лимонад, а иногда брали с корзиночки пирожные. В танцах они не участвовали. Увидев, что Бобби вылез из-под стола и убежал, они тоже решили выйти и прогуляться по палубе, – полюбоваться вечерним пейзажем.
 Где-то далеко мерцал маяк. Ночь складывала на небе звёздную мозаику. Жужжал самолёт. Упругая волна лизала бок гиганта-парохода, скатывалась вниз и превращалась в брызги пены, белые-белые, как маленькие снежные сугробы. Как всё это было красиво и загадочно…
 Сёстры, обнявшись, смотрели, как на сине-алом фоне – небо, расцвеченное закатом – мелькал корабль. Балки в основании корабля хрустели, словно им было больно удерживать корабль на глади моря; паруса его разметались, как рубище нищего. Казалось, что по морю бродит старый нищий великан, а наверху его голову венчают красный и зелёный флажки. Загадочность – главная прелесть моря, манящая и отталкивающая, красивая и пугающая. Само море – загадка, и никто до сих пор не может дать на неё ответ.
 
 … - Аня, Нина! Где вы? – закричала мама. – Мы ищем вас, а вы здесь!
 Прекрасную сцену затмили встревоженные лица мамы и отца. Песню моря заглушили их голоса.
 - Давно пора спать! Идите в каюту, - сказал отец.
 - А вы? – спросила Нина, робко прижимаясь к руке матери.
 - Мы взрослые, нам можно позже ложиться спать. Детки, будьте умницами. Идите в постель, приятных вам снов. Дайте и маме с папой отдохнуть.
 Мама поцеловала обеих девочек и отправила их в каюту. Отец дружески потрепал по щеке сначала Нину, потом Аню:
 - У вас много времени впереди. Ещё нагуляетесь.
 Аня покорно разделась и юркнула под одеяло. Нина обняла своего плюшевого мишку и положила его на подушку, рядом. Она думала, что это мишка посылает ей каждую ночь хорошие сны.
 Боб долго не спал и ёрзал под койкой Анны. В конце концов, и он угомонился.
 В каюте воцарилась тишина…
 
 … - Аня, Нина!
 Могучая волна бушевала, как всегда во время шторма. Пассажиры толкались, отвоёвывали друг у друга шлюпки – желанное спасение.
- Мы тонем! – донеслись крики.
- Лево руля! – командовал капитан.
 Буря носила по морю шлюпки, как свои игрушки, заставляя их поддаться законам своего течения.
 Плохо соображая, мама с отцом кинулись к койкам, где мирно спали дети:
 - Вставайте, скорее!
 Анна протёрла глаза.
 - Мама? Куда мы бежим?
 Но отец уже обхватил её одной рукой, а другой держался за шлюпку.
 - Сюда! – кричал он.
 Мама неслась сзади с Ниной на руках. Ветер унёс её шляпку, растрепал волосы, но ей было не до того.
 - Скорее, скорее…
 Другой пассажир уже отвоёвывал у отца шлюпку.
 Последним нёсся Бобби, – держал в зубах плюшевого мишку, который случайно упал с койки, где спала Нина.
 Мама бежала, на лице её был написан ужас и отчаяние, она путалась в юбках. Ещё один шаг – и она у цели…
 Отец уже сажал в шлюпку перепуганную Анну…
 И в этот момент корабль, принесённый бурей от соседнего острова, изо всей силы ударился о бок парохода. Образовалась течь.
 Из трюма выгружали дорогие товары, матросы скидывали всё в лодки…
 - Скорее! – кричал капитан, но никто не слушал его: все думали, как бы самим спастись в борьбе со страшной стихией.
 Шлюпку, в которой находилась Анна, отнесло от края парохода. Там, на палубе, мама прижимала к груди плачущую сестрёнку.
 - Мама! – закричала Анна, пытаясь грести руками, но буря относила её всё дальше и дальше.
 Бобби плыл рядом: он успел спрыгнуть с палубы в последний момент. Он хотел влезть на лодку, не получалось: он уцепился зубами за край лодки, и воздух вышел из надувного баллона. Анна взвизгнула и очутилась в ледяной воде.
 Пальцы окоченели от холода. Анна схватилась аз ошейник пуделя и долго держалась, но ошейник отстегнулся, и Анна вновь оказалась одна во власти бури. Пудель плыл вперёд, его шерсть намокла, а Анна окончательно теряла силы. Рядом с ней плавала сплющенная лодка, похожая на рваное одеяло…
 Всё, что она увидела в последний момент, – отец, обняв Нину, прыгнул вниз, а вслед за ним – мама, путаясь в длинных шёлковых юбках.


 … Сознание постепенно возвращалось к ней.
 «Я жива? – удивлённо подумала Анна. – Я выжила. Лучше было бы, если б я умерла. Как я буду жить, сирота, без любимой сестры, без отца и мамы? Увижу ли я бабушку? А Бобби? Жив ли он? Может, он выплыл и позвал на помощь людей, и те спасли меня. А может, они спасли и маму? – радостно подумала девочка. – И мама и папа живы? О, какая радость! Я снова буду с ними!»
 Она подумала, что всё это ей просто приснилось. Но, увидев невдалеке от себя обломки парохода, она поняла, что этот кошмар не был сном.
 Яркие солнечные пятна играли на воде.
 «Где я? – с удивлением подумала Анна и обнаружила себя лежащей на голой земле, укрытой циновкой. Голова её покоилась на подушке. Платье было порвано, на руках ссадины. Пальцы всё ещё ощущали обжигающий мороз, как вчера, от ледяной воды. А над головой расстилалось чистое, ясное небо.
 Мальчик в грубых холщовых штанах, сшитых из куска зелёной материи, в рваной рубашке, сидел рядом и сторожил её сон. Увидев, что девочка в сознании, он протянул ей чашку с водой.
 - Ты ангел? – прошептала Анна. – Ты спас меня?
 Мальчик рассмеялся и сказал:
 - Я не ангел. Я просто Джон. Зови меня так.
- Как я оказалась здесь? – спросила Анна, отрывая
голову от подушки.
 - Я подплыл на лодке. Была буря. Ты плавала в воде и чуть не утонула.
 - А ещё? Другие люди? Маленькая девочка – моя сестра, мои мама и папа? – с тревогой спросила она.
 - Да, я спас ещё маленькую девочку. – Джон показал туда, где под старым ватным одеялом покоилась русая головка. – Она здорово наглоталась воды. И ещё вот этот, - он кивнул на рыжего пуделя Бобби, который сидел, облизывая мокрые лапы. Шерсть у него вся осела, и теперь Бобби не был похож на барашка, а стал обыкновенной гладкошерстной собакой. Вода капала у него с нос и падала на песок, оставляя там маленькие кратеры.
 - Бобби! – Пудель залаял и подбежал на зов. Девочка гладила его мокрую шерсть и целовала влажный нос:
 - Как я рада, что ты жив, мой милый Бобби!
 - Теперь ляг, - сказал мальчик. – Тебе ещё нужно набраться сил.
 Анна была ещё слаба, поэтому покорно опустилась на подушку.
- А мама? – тихо спросила она. – Где моя мама?
 - Больше там не было людей. Может быть… - и мальчик осёкся.
 - Ты хочешь сказать: «может быть, они утонули»? – спросила Анна. Она готова была заплакать.
 - Отдохни, - мальчик ласково провёл рукой по её лбу. – Мы поедем домой, и всё будет хорошо…
 - Мой дом далеко, и здесь я всё равно чужая… - безнадёжно покачала головой Анна. Глаза её были влажными.
 … Ей снился зал кают-компании. Танцующие пары, звуки рояля, белокурая девушка скрестила руки на груди. Она не видит мамы: едва она хочет представить мамино лицо, упругая волна с шумом ударяется о бок парохода, унося из памяти милый облик. Потом танцующие пары встали в два ряда: лица людей печальны, они словно облекли себя в траур, их печальные взоры обращены к углу, где лежит любимый мишка сестрёнки Нины. Его мордочка, набитая ватой, обагрена кровью…
 «Мама!» – закричала Анна. Сердце её бешено стучало. Задыхаясь, она проснулась.
 По широкой дороге, залитой солнцем, как апельсиновым соком, ехала телега. Колёса, ворочаясь, скрипели. На огромной куче сена сидел старик в застиранной, залатанной одежде и, натягивая поводья, покрикивал на лошадь:
 - Ну, чего встали! Дальше поехали! Но, но!
 - Дяденька, дяденька! – закричал Джон, подбегая к старику. – Дяденька, выручи! Отвези нас к маме!
 Сощурив серый глаз, старик долго-долго смотрел на мальчика, потом ответил:
 - Ну, садитесь. Подружки твои, что ли?
 Не раздумывая, мальчик кивнул:
 - Да, подружки. Приезжие они.
 - А что у них платья рваные, если приезжие? – лукаво спросил старик, взъерошив волосы на голове мальчугана.
- Обстоятельства, - серьёзно ответил тот.
 - Эх, давай сюда своих подружек! – Старик взмахнул кнутом. – Поехали!
 Нина уже проснулась и, улыбаясь, положила мокрую мордочку Бобби к себе на колени.
 Анна обрадовалась, Нина тоже. Девочки обнялись и радостно рассмеялись.
 Джон посадил девочек на телегу, подсадил Бобби, затем сел сам. Старик натянул поводья:
 - Трогай, старушка! – Лошадь медленно пошла, цокая копытами, затем набрала скорость и рысью помчалась по дороге.
 Сначала вокруг вовсе не было видно домов. Но дома, по мере того, как дальше двигалась телега, росли вдоль дороги, как грибы после дождя. Кругом цвели деревья, переплетались лианы, образуя арки. Лианы, как руки, цеплялись друг за друга, как сети, в которых метались солнечные зайчики.
 За рядами домов расстилались зелёные поля, пышные леса. Это было похоже на небольшой посёлок, окружённый чистой красотой природы, нетронутой людьми. Среди пышной зелени обильно пестрели цветы. Капли росы дрожали на крупных листьях, вбирая в себя солнечный свет.
 Ветер перебирал волосы Анны, звенел в ушах, приглаживал шерсть Бобби. Рваные рукава рубашки у старика-извозчика развевались на ветру.
 Бобби, схватив в зубы охапку сена, удобно разлёгся на телеге.
 Дорога была весёлой. Солнце, высоко поднявшись над домами и равнинами, освещало путь.
 Наконец телега поравнялась с домом на окраине зелёного квадрата поля. Дом был старый, с деревянными ставнями, со щелями в крыльце. Крыша была укрыта от дождя соломой. Миловидная смуглая полная женщина, темноволосая, с косынкой на голове и в клетчатом переднике, поливала из глиняного кувшина цветы возле порога.
 Джон крикнул:
 - Стой!
 - Здесь, что ли? – спросил старик и легонько толкнул лошадь кончиком сапога, чтобы та сбавила шаг.
 - Да, здесь. – Джон спрыгнул, подал руку сначала Нине, потом Ане. Боб спрыгнул сам и отряхнулся от соломы.
 Женщина обернулась на крики.
 - Мама!
 - О, дорогой гость пожаловал! А это что, подружки твои? – спросила она, кивнув на девочек.
 Из дома вышла старушка в старом фартуке и грубых деревянных башмаках, вероятно, бабушка Джона. Она крутила ручку кофейника:
 - Путники, будете обедать? Я уж и пироги испекла, и чай поставила, а кто хочет, тому и кофе будет.
 Джон рассказал маме, как всё было. Мать вылила всю оставшуюся воду из кувшина и покачала головой, бабушка уронила кофейник и всплеснула руками.
 - Бедняжки! – сочувственно проговорила она, сжав замёрзшие руки девочек в своих тёплых ладонях. – Пройдёмте в дом, мы вас накормим и обогреем.
 Старик слез с телеги, взял пучок сена и дал своей лошади. Лошадь нетерпеливо жевала, причмокивая губами, похрустывая и смакуя на языке.
 - Спасибо, добрые хозяева, а я поеду, - сказал старик, похлопывая лошадь по взмыленной спине. – Я не голоден, моя лошадка тоже. Только бы водички попить.
 Мать Джона вынесла ему воду в большом ковше. Старик выпил, утёр рукавом лицо, поблагодарил и влез на лошадь.
 - Но, но! – кричал он, натягивая поводья. Кнут свистел в воздухе, со скрипом ворочались колёса, телега, поднимая клубы пыли, скрывалась за чёрной кромкой горизонта.
 Аню и Нину провели в дом, усадили за стол. Дом был обставлен бедно, но уютно: печка, две кровати и раскладушка. Небольшая тумбочка, сколоченная из грубых досок, в маленьком кувшине букет полевых цветов. В небольшом шкафчике книги в истрёпанных обложках. Кувшины, горшки и миски стоят на столе возле окна. Там же – расписное блюдо с нарисованными плодами и цветами из райского сада. Другой стол застелен белой скатертью; на нём – чашки, тарелки, вилки и ложки. Большое блюдо с фруктами стоит посреди стола; на подносе нарезан хлеб.
 Аня и Нина не стали ничего есть и скромно отказались. Боб, стащив со стола ломоть хлеба, хрустел под столом румяной корочкой. Женщина, мать Джона, налила в чашку воды и подала Ане. Девочка смочила сухие губы, глотнула немножко, затем дала сестрёнке; Нина жадно пила большими глотками и вскоре осушила всю чашку.
 - Спать хочу… - сказала она, откинувшись на деревянную спинку стула и закрыв глаза.
 Женщина взяла сонную Нину на руки, укрыв шерстяным одеялом уставшую девочку, положила её на кровать в соседней комнате. Комната была светлая, просторная, окно занавешено цветастой ширмой, под ногами – мягкий ковёр. Нина сразу уснула, Анна примостилась с нею рядом. Бобби залез под кровать и заурчал, зарыв лапы в шуршащие складки ковра. В комнате воцарилась атмосфера сна…
 Мать мальчика тихонько притворила дверь и сказала Джону:
 - Девочкам нужен покой. Иди на улицу, а я уберу посуду.
 Мама принялась мыть тарелки и скрести их ножом от жира, а Джон никуда не уходил. Он сел на порог и слушал, как чужая собака с шерстью завитушками лежит под кроватью, урчит и скребёт когтями дощатый пол.
 
 Девочки стали жить в доме у Джона. Они ели ту же еду, что и хозяева, и спали на одной кровати. На другой кровати спала бабушка Джона, мама устраивалась на раскладушке. Джон стелил себе на полу; перед сном он долго лежал и смотрел, как рыжий Бобби удобно устраивается под кроватью своих маленьких хозяек, закрыв замёрзший нос кудрявыми ушами и теребя лапами кончик ковра.
 Девочки жили хорошо, все по-доброму относились к ним, дали им новую одежду вместо старой и рваной, кормили. Но их всё время мучила мысль о том, что из-за них хозяева терпят лишние хлопоты, и мечтали вновь увидеть целых, живых маму и папу. По ночам им снились кошмары: корабль тонет, и рядом с мёртвыми телами плавает плюшевый мишка, бывший любимец Нины; его плюшевая мордочка разорвана, и из неё капает кровь…
 Анна не вытерпела бы долго такой жизни. У неё из головы не выходили мысли о маме. У мамы были такие добрые глаза, такие нежные, заботливые руки. Неужели она, Анна, лишена этого навсегда? Со временем всё, конечно, забудется, но любовь к матери никогда не пройдёт в её сердце. Тяжело будет у неё на душе, она будет томиться долгими, мучительными воспоминаниями о том, что было для неё особо дорогим, любимым, бесценным…
 Нину, сестрёнку, донимали те же самые мысли, и однажды сёстры решили бежать от этого дома, где их приютили родственники Джона, где пахло хлебом, молоком, полевыми травами и цветами, тихо звенела посуда и тихо шуршал ковёр. Они не достойны всего этого, если не сумели спасти маму и отца; так пусть лучше они бросятся в море, и ангелы унесут их страдающие души туда, где нашли приют души мамы и отца, – там, где среди облаков скрываются двери рая…
 Солнечным утром мать Джона взяла корзинку и пошла туда, где индейские купцы выставляли свои товары. Раз в год в полумиле отсюда проходила небольшая ярмарка, и женщина надеялась купить там дорогих шёлковых тканей для шитья. Бабушка уснула в старом, покрытом чехлом кресле; чулок, который она не довязала, упал в корзинку с разноцветными шерстяными клубками.
 Джон сидел на крыльце, жевал травинку и смотрел, как большая лягушка важно ползёт по садовой дороге.
 Девочки обедали. Анна вздохнула:
 - Я хочу убежать.
 - Почему? – удивилась Нина.
- Мне здесь нет места. Я чужая. И ты тоже.
 - Ну и что? – сказала маленькая Нина, которая уже привыкла ко всем обитателям дома. – Нас не гонят, к нам хорошо относятся. Почему тебе не нравится здесь?
 - Лучше умереть, чем жить сиротой, в чужом доме, - сказала Анна. Глаза у неё стали влажными. Нина сглотнула комок в горле: ей тоже стало не по себе.
 - Разве это справедливо? – заплакала Анна. – Ты считаешь, это справедливо?
 Нина принялась утешать сестру:
- Ну, не плачь. Как ты можешь говорить, что мама и папа умерли? А может…
 - А может, так и есть? – прервала её Анна и схватила Нину за руку: - Бежим!
- Куда?
 - Сама не знаю, - печально проговорила Анна. – Всё лучше, чем обременять заботами о себе совершенно чужих людей.
 - Пойдём в пещеру, жить отшельниками? – робко спросила Нина и взяла с тарелки два куска хлеба и яблоко: - Я возьму, ладно?
 - Нет, положи! – остановила её Анна, затем одумалась: - Хотя нет… возьми. Пригодится.
 Нина аккуратно убрала свои маленькие припасы в карман.
 - Напишем записку? – спросила она.
 Анна кивнула, взяла старый, обгрызенный грифель карандаша и написала на обрывке бумаги: «Простите, больше так не можем. Спасибо за всё, что вы для нас сделали. Не ищите нас, пожалуйста, и забудьте. Прощайте. Анна и Нина».
 - Пусть знают, мы благодарны им за всё, - сказала она и тихонько отворила дверь. Бобби облизывался после обеда, глядя на пляшущие искорки в печке. Анна подозвала Бобби, погладила его:
 - Сиди здесь смирно, мальчик.
 Бобби, поведя ухом, недоумённо посмотрел на девочку. Нина сказала:
 - Там Джон на крыльце!
 - Мы выпрыгнем в окно. Вставай на стул, я тебя подсажу. Ух, какая ты тяжёлая!
 Нина спрыгнула, отряхнула платье от мелкой пыли и протянула сестре руку:
- Прыгай.
 - Убери руку, а то сломаю, - проворчала Анна, перебрасывая ногу в чулке через подоконник.
 … Они бежали долго и лишь изредка останавливались, чтобы перевести дух. Сердца их стучали так сильно, будто готовы были вырваться из груди. Нина упала на дорогу и сказала:
- Больше не могу.
 - Вставай! – Анна силком потащила сестру дальше. У Нины заплетались ноги, она плакала:
- Пусти меня! Я хочу обратно!
 - Нельзя обратно, - вздохнула Анна и, обняв сестрёнку за плечи, бережно повела её дальше.
 А дорога вилась, как петля, узкая, как змейка, уводя отважных путешественниц всё дальше и дальше.
 Они пошли напролом через лес. Влажная вязкая почва затягивала их ноги в себя, как страшная речная воронка, башмаки были перепачканы землёй. Ветви деревьев, длинные, как плети, били Анну по лицу, но она терпела и раздвигала ветви руками, чтобы Нине было легче проходить в этих страшных неведомых дебрях.
 Попугай пролетел низко, чуть не задев лицо Нины разноцветным крылом. Девочка вскрикнула, а попугай, насмешливо крякнув, скрылся в густой тёмной чаще.
 Раздалось рычание неведомого зверя.
 Нина в испуге попятилась. Анна прижалась к земле и крепко-крепко обняла сестрёнку:
 - Не бойся. Он нас не тронет.
 Зверь прошёл мимо, невидимый и страшный, раздвигая лбом нависшие ветки. Глубокие следы впечатались в чёрную землю.
 В лесу кто-то пел на разные голоса, звонко, переливчато, весело. Звенела вода в ручье. Стрекотали кузнечики. Сквозь зелёную стену леса пробивались лучи солнца.
 Ветер свистел в ушах, бил в лицо, играл ветками деревьев.
 Страшный, неведомый мир открывался перед детьми. Здесь другие законы, другие нравы, другие обычаи, которых они не знали. Этот мир был полон жизнью. Он был красив, манил и в то же время отпугивал.
 - Терпи, - твердила себе Анна. – Не бойся. Тот, кто боится, может умереть, а мне нельзя умирать. Вдруг я дождусь маму? Вдруг они с папой живы? Я должна, обязана дождаться…
 «Я обязана дождаться, - думала она. – Сейчас или никогда. Если я умру, а родители живы, как они будут жить? Им будет так тоскливо без меня… без нас…».
 Они присели на старое гнилое бревно под сенью высоких деревьев. Нина молча жевала хлеб. Аня думала…
 «Я вытерплю. Я дождусь», - думала она.
 
 … Бабушка уже проснулась. Она достала из шкафа патефон, завела пластинку; сидела, долго слушала, как из-под вертящегося рычага вылетают ноты, из нот вырастают слова, звучит красивая мелодия, и звуки тают в воздухе…
 Мама пришла, довольная. В её корзинке пестрели разноцветные ткани.
 - Теперь я сошью тебе рубашку, - сказала она, потрепав по щеке Джона, который сидел, ломая тростинку. – А ты что такой грустный? Почему не играешь со своими подружками?
 - Кажется, они ещё обедают, - протянул Джон и бросил тростинку. – Бабушка там, спроси у неё.
 - Джон какой-то грустный, - пожала плечами мама, поставив корзинку под бабушкино кресло. – Что с ним?.. А ты что, уже помыла посуду? – спросила она у бабушки, выключив патефон.
 - А я ничего и не мыла, - ответила бабушка, удивлённо уставившись на неё.
 - Как?.. Разве девочки не обедали? – в свою очередь, удивилась мама.
 - Какие девочки?.. Ах, девочки. Так их тут нет. Я думала, они гуляют с Джоном…
 Бабушка развела руками.
 - Джон сидит на крыльце, - быстро сказала мама. Она явно волновалась.
 - Как?.. Сидит? А где же… - Бабушка отворила дверь, заглянула в комнату, где спали девочки. – Нет, здесь их нет. Может, убежали гулять?
 - Они ни шагу без Джона, а Джон ни шагу без них, - опровергла мама бабушкино предположение.
 В комнату ворвался Джон.
 - Что? Мама, что случилось? Что с ними? Где они?
 - Сынок, - печально проговорила мама, - мы думали, что ты знаешь это лучше нас…
 Джон метнулся в комнату, за ним с лаем помчался Боб. Мальчик ничего не нашёл там, кроме записки, оставленной девочками.
 - Прочти, мама, - сказал он, скользнув встревоженным взглядом по написанным строчкам.
 Мать прочла и побледнела. Бабушка нахмурилась.
- Дожили… - тихонько проворчала она.
Джон сел и взъерошил волосы.
- Я понял, - горько повторял он. – Я всё понял…
Мать погладила его по голове.
 - Ничего, сынок. Мы их найдём. Мы обязательно их найдём…
 Она не знала, где они найдут девочек, быть может, уже умерших от холода и голода, но решила не огорчать сына. «Он ещё мал, - подумала женщина, - и расстраивать его нельзя».
 Сын взял руку матери: на ней билась синяя жилка. Так всегда происходит, когда мама волнуется. Между бровей у мамы залегла глубокая складка, она смотрела серьёзно куда-то вдаль. Мама о чём-то думала…
 В лице у мамы появилась необыкновенная мудрость и уверенная мысль: «Мы их спасём!»
 Джон уткнулся лицом в тёплую мамину ладонь. От мамы пахло хлебом, чем-то родным и знакомым. Мама – она всегда такая решительная, уверенная, смелая…
 «Мы их спасём!» – говорил мамин взгляд.
 «Я надеюсь», - мысленно ответил ей Джон.

 … В доме царила суматоха.
 - Господи, и что за суета? – пробормотала бабушка, усаживаясь к своему шитью.
 Джон лежал на кровати и плакал. Мама утешала его:
 - Ну, сынок, не плачь. Разве можно так? Конечно, мы их найдём, всё будет хорошо…
 - Да? Найдём? А где они? Может, они уже мёртвые? А может, их растерзали дикие звери? – И Джон с плачем зарылся лицом в подушку.
 Мама приложила руку ко лбу.
 - О, Боже! – вздохнула она. – За одной бедой следует другая. Этого несчастья мне не миновать.
 - Не понимаю, - проворчала бабушка, откусывая нитку и принимаясь шить снова. – Они нам совершенно чужие. А вы чуть не плачете из-за них.
 - Мама, ты не понимаешь… - горько проговорила молодая женщина, с укором глядя на мать. – Джон – ребёнок…
 - И очень избалованный ребёнок! – с жаром воскликнула бабушка, разрывая нить и заново начиная узор. – По-моему, тебе давно пора основательно заняться его воспитанием! Парню одиннадцать лет, а он плачет, как девчонка. И, к тому же, он до сих пор не учится в школе.
 - Ты прекрасно знаешь, что на нашем острове нет школы, - сказала мать.
 - А ты не училась? Вот и передай ему свои знания! И чтобы я не видела больше этих слёз! Он мужчина, и ему не положено плакать, да и вообще терять бодрость духа.
 Джон рывком поднялся с постели. Он был бледен; щёки его были влажными из-за слёз.
 - Джон, миленький, не плачь! – пыталась успокоить его мама. Джон обнял мать и тихо произнёс:
 - Бабушка права. Я плохой мужчина…
 Он вышел из комнаты. Мама заплакала, утирая лицо передником:
 - Мама, ты бессердечна. Разве можно…
 Бабушка махнула рукой:
- И ты тоже, как он. Девчонка ты, что ли, чтобы лить слёзы?
 … Джон сидел на крыльце, углублённый в свои мысли. Мать давно накрыла на стол и позвала его обедать, но он не откликнулся, даже не поднял головы. Он рисовал в своём воображении страшные картины того, что могло за это время произойти с его подругами. Дикие звери… болото… грабители…
 Пудель Боб понимающе глядел на мальчика. Женщина манила Бобби куском колбасы, но он даже и носом не повёл. Просто сидел, положив свою умную, добрую мохнатую мордочку на колени Джона.
 Джон гладил собаку, и всё время повторял, глядя в её умные глаза:
 - Это я виноват… ты прости меня, Бобби…
 Собака вдруг залаяла, принюхалась к воздуху.
 - Боб! – встрепенулся Джон. – Ты знаешь… ты можешь показать, где они?
 Пудель сошёл с крыльца и слегка повернул голову, как бы приглашая идти за собой.
 Джон вскочил и понёсся за собакой, которая лаяла и мчалась во весь опор, отчего над дорогой поднялся столб пыли.
 Мама, которая в это время мыла тарелки на кухне, выглянула в окно, услышав пронзительный лай и топот босых ребячьих ног.
 - Джон, миленький, куда же ты? – Набросив на плечи шалевую накидку, мать побежала за ними. Платок упал с её головы, и целый град длинных тёмных волос рассыпался по плечам, отражая блеск полуденного солнца.
 … Цепочка быстрых ребячьих следов вилась на песке.
 Джон устал бежать, прислонился к дереву и закрыл глаза. Бобби сел рядом с ним, высунув язык и пуская слюну.
 - Нам ещё долго? – спросил Джон у собаки. Пудель, обмахиваясь длинными ушами, устремился в путь. Напрягая все свои силы, мальчик побежал за ним.
 Было бы удивительно, что пёс породы Бобби вмиг превратился в отличную ищейку. Но дело в том, что Бобби любил своих маленьких хозяек и был глубоко предан им. Он скучал без девочек и решил во что бы то ни стало найти их: иначе кто будет кормить его, выводить на прогулку, играть с ним, как не они? Он полностью разделял тревогу Джона из-за своих маленьких покровительниц, ведь дружба и любовь побеждают смерть, и, если бы Бобби умел говорить, он сказал бы нам то же самое.
 Джон бежал через лес, раздвигая ветви. Сердце его бешено колотилось от быстрого бега; щёки пылали; глаза тревожно вглядывались в зелёную чащу растений, сквозь которую его всё равно настигали палящие лучи солнца. Капельки пота стекали по его лбу, он изнемогал от жары, но поиски не прекращал. Камни вонзались ему в пятки, ветви били по лицу, руки ныли от напряжения, но он всё ближе подходил к своей цели, твёрдо зная, что только он может помочь.
 Боб бежал впереди. Иногда он сворачивал с дороги и убегал в кусты: наверное, пугал какую-нибудь пичужку, а потом выныривал из своей засады, взлохмаченный, с колючками, запутавшимися в густой шерсти.
 - Веди меня, Боб! – кричал Джон. – Веди! – приказывал он, и сердце радостно подсказывало мальчику, что желанная цель близка.
 
 … Нина дремала на коленях у Анны. Зной окутывал их густым облаком. Сквозь листву пробивались лучи. Порхали пёстрые птицы. Кто-то невидимый стрекотал в траве.
 Анна съела румяную горбушку хлеба и вздохнула: больше никаких припасов у них не было, кроме кусочка яблока. Она просто не представляла, что они будут делать в этом страшном, тёмном, таинственном лесу.
 Шорох в кустах насторожил девочку; она воинственно взяла в руки палку и приготовилась запустить ею во врага. Кто-то схватил её за руку.
- Джон!
 Анна раскрыла рот от изумления.
 - Как ты нашёл меня?
 - Обстоятельства подсказали, - ответил Джон. – Почему ты убежала?
 - Прости, не хочу рассказывать об этом. А кто там? – и Анна показала на кусты, в которых что-то шевелилось.
 - Бобби помог мне найти тебя, - сказал Джон.
 В этот же миг из кустов с весёлым лаем выскочил Боб. Он встал на задние лапы и принялся лизать лицо девочки.
 - Фу, Боб! Убери лапы… ты пачкаешь платье!
 - Умывает свою непутёвую хозяйку, - сказал Джон, указав на тёмный след грязи, протянувшийся вдоль щеки девочки.
 - Фу, Боб! Убери лапы… щекотно! – закричала Анна.
 Нина тут же проснулась и весело закричала:
- Бобби, Бобби, наш Бобби с нами!

 … Через час в старом доме на столе, покрытом вышитой скатертью, стояла крынка молока и блюдо с гренками.
 - Думаю, гренки – это самое вкусное, что я могла приготовить, - сказала мама, очень довольная.
 Она была в своём обычном фартуке, в косынке, в старых башмаках с истёртыми подошвами, в коричневой кружевной кофточке. Она улыбалась. Теперь всем было спокойно.
 - Ну, где вы бегали, озорники? – спросила бабушка, глядя на девочек через очки в тяжёлой роговой оправе.
 Анна отвернулась и стала глядеть в окно; Нина покраснела; мать Джона в смущении принялась теребить кончик рукава, а сам Джон сидел, надувшись, подпирая руками щёки. Он был очень сердит на бабушку за её нежелание помочь и неуместные вопросы.
 - Ну, что вы смутились? – спросила бабушка. Мама быстро шепнула ей на ухо:
 - Идём, не надо им мешать.
 Ворча и негодуя, бабушка ушла. А рыжий Боб, Нина, Аня и Джон стали весело играть. Дети давно уже забыли про все минувшие неприятности, и не стоило им об этом напоминать.
 … И в старом доме вновь воцарилась атмосфера дружбы, любви и веселья.
 Однажды Аня, позавтракав, сказала Джону:
 - Давай пойдём гулять к морю.
 - Почему к морю, а не ещё куда-нибудь? – спросил Джон.
- Просто так, - уклончиво ответила Анна.
 А Нина добавила:
 - Мы не знаем здесь ничего, кроме моря и вашего дома.
 - Ну, я не возражаю, пошли, - сказал Джон, взял старую бабушкину котомку и положил туда яблоко, апельсин, две горбушки хлеба и поставил бутыль с водой. – Так лучше, а то по дороге проголодаетесь.
 Бабушка шила, а мама месила тесто для пирогов, поэтому никто из взрослых не стал их сопровождать. Но Джон обнадёжил девочек; он сказал, что знает эти места не хуже взрослого человека. Он ведь с детства гулял здесь, обследовал кусты в поисках ящериц, ловил кузнечиков и рогаткой распугивал птиц, которые, распустив пышные хвосты, раскачивались высоко на ветвях деревьев.
 … Через час они уже достигли желанного берега. Солнце дарило цветам и травам свои яркие лучи. Пели птицы. Пышный веер пальмы раскачивался над ними, и огромная тень металась из стороны в сторону.
 - Смотри, корабль! – Маленькая Нина увидала огромный корабль, лениво покачивавшийся на лазури волн. Она уже видела такую картинку в книге, которую достала из шкафа у бабушки. Белый парус развевался на ветру, и пена, колыхавшаяся внизу, разбивалась на осколки ослепительно прозрачного зеркала вод.
 - Тише! – Джон рывком прижал Нину к себе. Своей рукой он нащупал руку Анны и тихо произнёс:
 - Смотри.
 Он указал на мачту. Там развевался настоящий пиратский флаг! Да, ошибки быть не могло. Чёрное знамя, посередине – белый череп с костями. У Анны похолодела кровь. Жутко…
 - Разбойники наверняка пристали к острову, чтобы грабить и убивать местных жителей, - тихо сказал Джон Нине и Ане. – Я боюсь, как бы они не добрались до нашего дома.
 Из трюма на палубу поднялся высокий смуглый мужчина в широкополой шляпе с золотым пером, с серебряными пуговицами на камзоле. Огромные сапоги с отворотами и белый кружевной воротник дополняли его убранство. Вместо брюк, как у всех горожан, которых видела Аня, на нём были надеты красные турецкие шаровары, перетянутые кожаным поясом. Рука незнакомца покоилась на рукоятке кинжала; клинок оружия сверкал на солнце. Слегка сощуренные глаза пирата зорко вглядывались в зелёный лес на берегу; смотрел он с недоброй усмешкой. У Анны подогнулись колени: она думала, что разбойник видит их, и сейчас подаст знак, чтобы их схватили…
 Она прижалась к Джону и удерживала возле себя любопытную сестрёнку, которая глядела на мачты, балки, паруса и на смуглое лицо пирата.
 - Аня, что это за дядя? – спрашивала она, не вслушиваясь во встревоженный голос сестры. – А кинжал у него настоящий? А почему он блестит? А дядя на нас смотрит, он нас видит?
 - Это очень нехороший дядя, - сказала Анна, прижимая к себе сестрёнку, которой не терпелось выйти и как следует рассмотреть этого нарядного незнакомца. – И он берёт в плен непослушных девочек.
 - А я послушная, и он меня в плен не возьмёт! – ответила Нина.
 - Вот и будь послушной девочкой, и никуда не ходи, - придерживая её, сказала Анна.
 - Я знаю этого пирата, - сказал Джон, задумчиво скользя взглядом по мускулистым рукам, отворотам на сапогах, по блестящему клинку ножа… - Это Джек Большая Голова, - сказал он. – Он самый главный из пиратов. И очень лютый разбойник.
 - Он нас не поймает? – осторожно спросила Анна, избегая смотреть на недобрую ухмылку смуглого лица.
 - Нет. Надеюсь, нет. Но, думаю, лучше нам скорее уйти отсюда.
 - Подожди! – Анна увидела, как мужчина поднял вверх два указательных пальца. Тотчас, точно по его знаку, ещё три пирата – все мускулистые, смуглые, в шароварах и с красными повязками – протащили мимо пленников, мужчину и женщину. Руки и ноги пленников были скручены верёвками, и разбойники толкали в спину своих жертв. Лица людей Анна разглядеть не успела, но женщина отчего-то показалась ей знакомой… очень знакомой. Сердце девочки кольнуло, и она, едва уловив нить памяти, тут же потеряла её. Когда пленников протащили мимо, главный пират приподнял голову женщины за подбородок и долго смотрел ей в глаза. Затем он щёлкнул пальцем, и разбойники увели пленников. Они бросили мужчину и женщину в темницу, небольшой трюм, забили его гвоздями и заколотили досками, чтобы пленники не могли выбраться наружу.
 - Пусть сидят, - сказал ещё один пират, с рыжими закрученными усами. – Так спокойнее.
 Затем главному пирату вынесли клетку с голубем. Пират вынул птицу из клетки, погладил её, сунул ей в клюв что-то белое и… птица взвилась в воздух.
 
 - Это у него почтовый голубь, - пояснил Джон дрожащей Анне. – Он посылает с голубем письма к ещё одному своему приятелю с соседнего острова. Они вместе, всей своей ватагой совершают набеги на местных крестьян.
 Затем он внимательно посмотрел на подругу и спросил:
 - Ты чем-то взволнована?
 - Мне показалось… я думала… - горячо прошептала Анна, и Джон услышал, как бьётся её сердце.
 Джон тихонько обнял девочку за плечи и увёл их с Ниной от этого странного и опасного места.
 … Мама резала ножом горячий, зарумянившийся пирог и слушала рассказы детей.
 - А сбоку у него кинжал, - говорила Анна. – Мы боимся, как бы он не убил пленников.
 - Да, это уже не шутки, - озабоченно проговорила мама. – А ты что скажешь, матушка?
 - Я вот что скажу: вам бы не вмешиваться в эти дела, - проворчала бабушка, которая вечно была чем-то недовольна.
 - А я думаю, что это будет настоящим приключением, - сказал Джон.
 - Джон, ради бога… - заволновалась мама.
 - Знаю, знаю, ты скажешь: избегай опасностей, - пожал плечами Джон. – Нот ты ведь не хочешь, чтобы эти разбойники напали на наш дом?
 Мама мотнула головой и положила золотистый, хрустящий кусок пирога на тарелку Ани, затем положила Нине.
 - Ох, ребята, не приведёт вас это к добру! – вздохнула бабушка.
 Джон что-то шёпотом обсудил с девочками, потом сказал:
 - Мама, спасибо за пирог, мы пойдём гулять.
 Они ушли, а бабушка укоризненно заметила:
 - Озорники. Почему ты не остановила их? Это же опасно.
 Мама ничего не сказала и только печально вздохнула.
 
 Джон, Нина и Аня уже стояли в зарослях неподалёку от берега. Боба с собой не взяли, оставили собаку на попечение матери и бабушки: ещё погонится за какой-нибудь пичужкой, начнёт лаять и поднимет кругом суматоху. Джон был уверен в себе, шёл бодро; Нина и Аня в растерянности плелись сзади и молчали. Анна уже начала раскаиваться, что напросилась на такое опасное приключение, да ещё втянула в это дело Нину. Нина ведь ещё маленькая, глупая, того и гляди, – попадётся в лапы к этим разбойникам.
 Корабль мерно покачивался на волнах. Белый парус развевался, как облако, на синем фоне неба.
 - Мы должны проникнуть на корабль и освободить пленников, - шёпотом говорил Джон. – Я просто обязан это сделать. Я хочу быть героем, и для этого буду совершать подвиги. А вы не боитесь? Будете мне помогать?
 - Честно говоря, я немножко боюсь, - призналась Анна.
 - Я так и думал, - мрачно сказал Джон. – Всё придётся делать самому.
 - А я вот ничуточки не боюсь, и не знаю, чего бояться! Я пойду с тобой! – обнадёжила его Нина.
 - Ну, если ты не боишься, тогда и я пойду, - решительно сказала Анна.
 - Хорошо. Дождитесь меня здесь… - Джон исчез в кустах.
 - А нам что делать? – спросила Нина.
 - Не знаю. Послушаем, что скажет Джон.
 Прошло пятнадцать минут, и Анна начала беспокоиться: где Джон? Что с ним? Успеет ли он прийти обратно, пока разбойники не заметят его? И что с бедными пленниками? Что с ними сделали бандиты?
 Но вот из кустов вынырнул Джон, очень довольный. Лицо его так и сияло. Он показал девочкам свою находку.
 - Подзорная труба! – догадалась Аня.
 - Правильно, - сказал Джон. – Я, на свой риск, подошёл ближе и разглядел, чем там занимаются эти разбойники. Кажется, они обедают… - Джон облизнулся. – Там так вкусно пахло ухой.
 - А что потом? Когда они пообедают?
 - Посмотрим. Но, думаю, потом они завалятся спать. Я уже следил за ними и, во всяком случае, угадал их привычки, повадки.
- А что с пленниками? – спросила Анна.
 - Они живы. Но их плохо кормят. – Губы Джона болезненно искривились. – Не понимаю, зачем мучить людей? У них, как я понял, нет ни денег, ни ценностей.
 - Разбойники – они и есть разбойники. Им нравится издеваться над людьми, - сказала Анна. Ей было жалко несчастных пленников, и она придумывала, как бы им помочь.
 - Вот именно, - подтвердил Джон. – Я слышал, о чём сегодня говорили разбойники. Они хотят сделать пленников своими слугами, чтобы те мыли им посуду, стирали, чистили и скребли, а за это им дают объедки с кухни. Людей запугали, им угрожали. Им говорили, что, если только они вздумают сбежать, в них будут палить из пушек, а, поймав, будут пытать. Но они врут. Оружия у них нет, кончились последние патроны, порох тоже. Порох они истратили, сражаясь с другой командой пиратов, которые не захотели поделить с ними добычу – богатый клад, найденный в пещере. Единственное их оружие – неиссякаемое красноречие, убедительность слов. Вот и всё.
 - Как же мы проберёмся туда? – спросила Анна.
 - Не знаю. Надо подумать…
 Джон задумчиво поскрёб подбородок, но тут ан палубе показалась женщина, босая, растрёпанная, с распущенными волосами и в тёмном рваном платье. Юбка у неё была сплошь в заплатках, рукава были закатаны до локтей.
 - Это пленница, - кивая на женщину, сказал Джон. – Разбойники велели ей стирать бельё, а сами напились вина и теперь спят.
 Женщина взяла огрызок мыла и принялась тереть тёмное въевшееся пятно на рубашке. Анна яснее вгляделась в этот облик. Одежда рваная, волосы растрёпаны, но эти глаза, эта улыбка, эти добрые, трудолюбивые руки…
 - Мама! – закричала она. Сердце её кольнуло, она пошатнулась. Радостно крича, она бросилась к матери:
 - Мама! Мама!
 - Куда ты? – пытаясь удержать её, закричал Джон.
 Но было поздно…
 - Мама! – громко крича, бросилась Анна навстречу женщине. Вслед за ней выбежала и Нина…
 Женщина, услышав крики, подняла голову. Она выронила мыло, вскрикнула и взмолилась:
 - Не подходите! Не подходите! Вы мёртвые!
 - Мама… - нерешительно остановившись, произнесла Анна.
 - Нет! Не подходите! – ещё громче закричала женщина и убежала.
 - Ты что? – догоняя Анну, возопил Джон. – Ты сошла с ума? Зачем ты выбежала?
 - Всё ясно: она нас не узнала, - не отвечая Джону, горько проговорила Анна. – Мама…
 - Твоя мама? – Джон был ошеломлён. – Она жива?
 - Я не уверена… мне показалось, что я её узнала… - начала Анна, но Джон не дал ей договорить. Он схватил её за руку:
 - Бежим!
 - Куда?
 - Скорее, скорее! – заторопился Джон, пряча в кустах Нину и Анну.
 На палубу вышел капитан пиратов, в своём прежнем разукрашенном камзоле, в шляпе с пером, гордый и дерзкий. Вслед за ним, понурив голову, шла женщина-пленница. Сзади шёл ещё один пират с длинными рыжими усами. Он во весь рот ухмылялся.
 - Кого ты видела? – грозно спросил капитан, оборачиваясь к женщине. – Кого? – с яростью закричал он, больно сжав ей руку у кисти.
 Женщина молчала.
 Капитан ударил её по щеке:
 - Ты солгала мне, мерзкая девка! Ты что-то скрываешь. Ты пыталась сбежать, и ты ответишь мне за это!
 Затем он отдал приказ:
 - Отвести её в трюм! Не давать ей пищи, пока не сознается, кого она видела на берегу!
 Из глаз женщины брызнули слёзы. Рыжий разбойник скрутил ей руки и увёл.
 - Он бьёт маму… - Анна с ненавистью сжала кулаки. – Я убью его! Я…
 - Постой, постой, а ты уверена, что это твоя мама? – перебил её Джон.
 Девочка с укором посмотрела на него.
 - Ладно, ладно, я тебе верю. Надо лечь в засаде и подождать, пока они успокоятся и уснут. Тогда начнём операцию по освобождению пленников.
 … Они залегли в траве.
 - А долго ещё ждать? – спросила Анна.
 - Не знаю.
 «За это время может произойти всё, что угодно», - подумала Анна, уткнув лицо в ладони. – Убьют, измучат, заморят голодом»…
 Она представила мамино лицо. Бедная мама! Как она страдает! Она, должно быть, думает, что её дочка мертва, а она жива, она рядом. «Ничего, мамочка, потерпи, - мысленно говорила Анна, - я скоро приду и освобожу тебя».
 Но вот прошло ещё немного времени, и Джон сказал:
 - Пойдём, они, наверное, спят. Ты, я вижу, волнуешься.
 «Ещё бы! Как же мне не волноваться!» – подумала Анна, но вслух этого не сказала.
 Нину оставили дежурить в кустах, велели молчать, не шуршать и не шалить, а если что, громко кричать и звать на помощь. «Но разве положишься на эту девчонку! – подумала Анна. – Она ещё глупа, мала и наверняка подведёт нас».
 Осторожно, стараясь не шуметь, они зашли в воду по колено и взобрались на корабль. На палубе стояли бочки и ящики. «Наверное, здесь они хранят наворованное добро», - решила Анна.
 - Пошли, - шёпотом сказал Джон. Они взялись за руки и осторожно прокрались в одну из кают.
 Вот так раз! Прямо посреди каюты, на двух матрацах, широко раскинув руки, лежал разбойник с рыжими закрученными усами и храпел во всю мощь. А они чуть не попались к нему в лапы! Слава Богу, он не проснулся!
 - Это Рыжий Лис, - объяснил Джон, когда они с Анной осторожно выбрались из логова усатого разбойника, - правая рука капитана Джека. Лисом его прозвали за хитроумность и коварство. Он может легко войти в доверие, а потом обмануть. Он искусно лжёт. Из-за этого его боятся даже больше, чем капитана разбойников.
 - Ох! – покачала головой Анна. Она по-настоящему испугалась! – Ох! А я думала, это прозвище ему дали из-за рыжих усов.
- Отчасти и так, - улыбнулся Джон.
 Они на цыпочках крались вдоль палубы.
 - А здесь оружейная, - шёпотом пояснил Джон, когда они проходили мимо двери с гербом пиратов: кривая сабля и мёртвая человеческая голова.
 Они увидели, как разбойник с тонкими чёрными усиками, с мощными волосатыми руками, любовно точил клинок ножа. Он напевал себе под нос что-то весёлое: видимо, перед боем он был в бодром настроении.
 - А ты говорил, что все они спят! – шепнула Анна.
 - Конечно, а один остаётся караулить, нет ли поблизости вражеских агентов, - ответил Джон.
 Они прошли ещё несколько кают. Откуда-то доносился громкий храп, откуда-то – странное мурлыканье, откуда-то – жалобное сопение.
 - А здесь трюм, - сказал Джон, заглядывая в щёлку. – О, только посмотри…
 Аня тоже заглянула в щель. Скрученная верёвками, заплаканная женщина стояла на коленях на сыром полу, а капитан разбойников стоял перед ней и что-то говорил.
 - Идёт допрос, - прошептал Джон. – Здесь обычно допрашивают вражеских агентов, подвергают их пыткам. Ужас…
 У Анны заныло в животе. Ею снова овладела ненависть. Она мечтала вонзить кинжал в жестокое сердце пирата.
 Между тем капитан выпытывал у пленницы:
 - Кого ты видела? Отвечай, или пожалеешь о своей лжи.
 - Девочек… - еле шевеля посиневшими губами, ответила женщина.
 - Каких девочек?! Не лги! В гневе я неумолим! – Капитан больно дёрнул её за волосы.
 Женщина заплакала:
 - Я видела моих дочерей. Они давно умерли, честное слово, они мне привиделись! Я клянусь вам!
 - Ну, если ты солгала мне, не жди пощады. Я узнаю правду, учти это. – Капитан убрал меч в ножны и, звеня шпорами сапог, вышел.
 Дети притаились неподалёку, стараясь даже не дышать. Когда главарь пиратов ушёл, Джон быстро сказал:
 - Идём.
 Они прошли в трюм, где измученная женщина содержалась в неволе. Всюду бегали крысы, подбирая остатки пищи. По потолку ползали тараканы.
 Услышав шаги, женщина подняла голову. Увидав дочку, как она думала, давно умершую, женщина в испуге закричала:
 - Уйдите! Вы умерли! Вы умерли…
 Анна приложила палец к её губам:
 - Тихо, мама. Не кричи, пожалуйста, разбойники могут нас услышать. Не бойся, я жива. Я пришла спасти тебя.
 Мать нащупала руку Анны и почувствовала, как бьётся на ней пульс.
 - О Боже, радость моя! – вскричала она, пытаясь подняться на ноги. – Ты жива? А я уже не надеялась тебя увидеть!
 Она заплакала.
 - Тише, - сказал Джон. Он достал ножик и аккуратно разрубил верёвки, связывавшие женщину по рукам и по ногам.
- Там… там… - Бормоча что-то сквозь слёзы, она показала в угол, где лежал связанный мужчина. Волосы его спутались, щёки были цвета воска. Видимо, он потерял сознание. Он был крепко-накрепко скручен ремнями.
 Джон начал обрубать ремни и тут услышал за спиной насмешливый голос:
 - Хотите сбежать? Не выйдет!
 Рыжий разбойник с грохотом вставил ключ в замочную скважину.
 - Посидите тут и подумайте, детки! А потом мы, может быть, поджарим вас на углях! Мы давно не ели мяса, да ещё такого сочного и нежного!
 Дверь захлопнулась.

 … Они сидели в трюме уже полтора часа. В углу пищала крыса. Отвратительные зелёные тараканы, шевеля усами, бегали по потолку.
 В маленьком окошечке синел квадратик неба.
 Мать положила на колени голову уснувшей Ани. Джон сидел, уныло глядя перед собой. Вид у него был печальный.
 Мужчина уже проснулся. Это был отец Ани.
 - Она жива? – с дрожью в голосе спросил он. – О, Господи, благодарю Тебя за величайшую милость к нам!
 - Бог даёт и забирает, - мрачно ответила мать. – Мы едва не очутились на свободе. Но помощник капитана всё равно изловил нас.
 - Анна очень плакала, она волновалась за Нину… - тихо добавил Джон. – Эх, и зачем только мы оставили её там?
 Тут же они услышали голоса:
 - Так решил капитан, а мы ни при чём. Мы всего лишь исполняем приказ.
 - Мы накачаем туда воды. Они утонут…
 - А корабль? А мы? – спрашивал кто-то жалобным писклявым голосом.
 - А мы выберемся на берег и унесём с собой сокровища! Мы разбогатеем! – ответил-напел густой бас.
 - Вовремя же мы их поймали! – дружно захохотала вся команда.
 - О, Боже! – воскликнула мать. – Неужели мы не успеем выбраться отсюда?
- Мама, - раздался тихий голос.
 У окошка стояла Нина, протягивая в ручонке связку ключей.
 - Нина! – Мать метнулась к окну и поцеловала её крошечную ладошку.
 - Держи, мама. – Нина протянула ей ключи. – Откроешь, и скорее бегите. Я вынула ключи из кармана у главного пирата.
 - О, ты так рисковала ради нас! – воскликнула мама, и сердце её переполнила радость и гордость. Но тут она забеспокоилась: - А что же будет с тобой?
 - Не волнуйтесь, я выберусь. Скорее, - заволновалась Нина, зажав ключи в маминой руке, - сейчас они придут сюда. Я слышала.
 Девочка исчезла. Мама вставила ключ в замок, и – о, вот долгожданное спасение! – дверь открылась!
 - Ура! – вскочила Анна.
 - Ура! – подхватили отец и Джон, забыв о той опасности, которая подстерегала их.
 Мама строго посмотрела на них:
- Тсс!
 Все сразу присмирели и успокоились. Отец взял Аню на руки, Джон на цыпочках шёл за ними, осматриваясь, нет ли поблизости шпионов-разбойников. Мать шла рядом с Джоном, положив руку на плечо мальчика: она была так благодарна детям за то, что они так рисковали ради них.
 Они вышли на палубу. Солнце играло своими лучами, и ясное-ясное небо проглядывало сквозь воздушные крепости облаков.
 - Свобода! – облегчённо выдохнула мама.
 - Тише! – Отец вместе с женой, дочкой и Джоном притаился за бочками и ящиками. – Кто-то идёт.
 Во главе разбойников, как всегда, шёл капитан. Трое других волочили Нину, ещё двое смотрели во все стороны, – охраняли. Так значит, они всё-таки захватили сестрёнку!
 - Ждите, я сейчас вернусь. – Джон незаметно выскользнул из укрытия.
 - Куда ты? Не рискуй! – зашептал ему отец, но мальчик, отмахнувшись, ушёл.
 - Ха-ха! Птичка попалась в клетку! – хохотал капитан, водя своим ножом около горла Нины. – Теперь вы поплачете, ох как поплачете!
 - Подожди радоваться. Погляди вверх!
 На верхней мачте стоял Джон.
 - Как? Мы же посадили вас в темницу! – вскричал помощник главаря пиратов, Лис, накручивая рыжие усы.
 - Растяпы! Лодыри! Не могли уследить за ними, как следует! – Кулак капитана обрушился на челюсть рыжего Лиса, и тот со стонами, словно толстый клубок в тельняшке, откатился в сторону.
 Капитан тем временем поманил пальцем Джона:
 - А ну, спускайся сюда. Спускайся, спускайся, выручай свою подружку! Мы люди добрые, чего нас бояться? Это рыжий Лис так пошутил, – зачем нам таких хорошеньких детишек в темницу сажать? Мы на них и другую управу найдём. Хи-хи! – И капитан злобно расхохотался.
 - Сейчас спущусь! – обвязавшись верёвкой, Джон повис на балках.
 «Зря он так, - с горечью подумала Анна. – Они же поймают нас!»
 - Капитан! – вытянувшись в струнку, перед главарем встал толстый пират.
 - Чего ещё? – поворачивая голову, спросил капитан.
 При этом он поднял вверх руку с кинжалом, как бы готовясь с высоты поразить беззащитную Нину.
 - Говори! – приказал он, обращаясь к толстому пирату.
 Джон спускался всё ниже. Из укрытия мать, отец Анны и сама девочка с волнением наблюдали за этой сценой. Кинжал капитана был нацелен Нине в голову; та отчаянно дёргалась, словно пытаясь ослабить хватку крепких верёвок, но они лишь сильнее скручивали руки и ноги девочки. И тут, когда ноги Джона почти коснулись палубы, он протянул вперёд руки и… вырвал у капитана кинжал!
 Все охнули. На палубе царило смятение. Только толстый пират, стоявший рядом с капитаном, был весел и приободрён, и его толстый живот колыхался, будто от смеха. Видимо, ему было смешно смотреть на неудачу капитана.
 - Я тебе покажу, как мешать мне! – Капитан взял толстого пирата за шиворот, как котёнка, и стал трясти, на страх всем. – Ты что, сделал это нарочно?!
 - Нет… никак нет, капитан… - протянул испуганный толстяк.
 А Джон, подтянувшись на верёвке, спрыгнул невдалеке. Он засучил рукава, готовясь к бою.
 Кто-то подал капитану меч, и противники с яростью набросились друг на друга. Видя, что все увлечены борьбой Джона с капитаном, маленькая Нина бросилась к матери. Мать тут же подхватила дочурку на руки. Дети плакали и обнимали мать. Отец, пользуясь всеобщим интересом к битве, не привлечённый вниманием ни одного из пиратов, спрыгнул в воду и принял на руки сначала Аню, потом Нину, потом подал руку матери. Они быстро гребли к берегу и вскоре очутились в безопасности, далеко от разгоревшейся битвы.
 - А Джон? – порывалась вернуться Анна. – Его же схватят пираты!
 - Нам надо бежать! – поторапливал её отец, не выслушивая никаких возражений. – Ладно… - сказал он вдруг, тронутый отчаянием дочери, - я пойду ему на помощь, а вы бегите.
 - Милый, вернись! Они убьют тебя! – закричала ему мама, но отец махнул рукой… Он был уже далеко от берега.
 Боролись недолго. Джон ловко увёртывался от ударов меча, а взбешённый капитан носился за ним по палубе, кричал:
 - Что вы стоите, дурни! Помогите мне! Ловите бегле… - И он осёкся на полуслове.
 Джон, сильно размахнувшись, выбил из рук капитана кинжал! На палубе раздались крики возмущения и ужаса. Капитан, пятясь перед яростным натиском Джона и подоспевшего на помощь отца Анны, всё же не терял смелости. Он энергично отдавал приказы пиратам:
 - Лови! Держи их! Они же удерут! О-о!
 Хрупкий дощатый пол палубы провалился под топотом убегающей толпы пиратов. Их оттесняли к краю всего двое – Джон и отец. Доски хрустнули, и пираты очутились в ледяной воде. Кто-то кричал, звал на помощь, просил о пощаде, кто-то шмыгал носом, кто-то визжал и хохотал, как от щекотки. И только капитан, балансируя в воде руками и ногами и тщетно пытаясь выбраться, по-прежнему командовал:
 - Немедленно! Держите их! Они же уде… - И он захлебнулся водой.
 Джон и отец, мокрые и усталые, гребли к берегу. Там их уже ждали мать и двое дочек, переволновавшиеся, но… счастливые. Наконец-то они обрели свободу!
 Чёрный плавник акулы мелькнул за обломками корабля, далеко в море. Раздалось хлюпанье воды, – и всё стихло. Море стало спокойно.
 - Поделом этим убийцам, - сказал отец. Затем он тихонько обнял маму за плечи, пожал крохотные, замёрзшие ручонки девочек и сказал: - Обещаю, что в следующие летние каникулы вы не поедете на море, а гораздо лучше проведёте время в летнем лагере. Ведь этого вы хотели, не так ли?
 Девочки захлопали в ладоши и закричали «ура». Затем все посмотрели на Джона. Он был спокоен, но слегка грустен: значит, он больше, возможно, никогда не увидит ни Ани, ни Нины, ни милого, славного кудрявого Боба! Но с другой стороны он радовался за девочек: ведь они снова со своими родителями, и все радостны и счастливы. Да, хорошо, что в большинстве всем историям приходит счастливый, достойный конец!
 Аня взяла мальчика за руку и поглядела на бледное, серьёзное, молчаливое его лицо благодарными глазами. И… в этот момент показалось ей, что между ними на секунду произошло нечто большее, чем дружба.

 … - Я поздравляю вас, - сказала мать Джона, пожимая руку сначала маме девочек, потом их отцу. – У вас замечательные дочери! Вы вправе ими гордиться.
 - А у вас замечательный сын, - заметил отец. – Если бы не он, нас бы, наверное, уже не было в живых.
 - Я надеюсь, что Джон заслужил эту похвалу, - улыбнулась мать мальчика. Её глаза сияли от гордости за сына.
 Джон сидел возле Анны и Нины, притихший, молчаливый. Сегодня последний день их пребывания в этом доме…
 Анна и Джон молчали и смотрели друг другу в глаза, – всё было понятно и без слов… Маленькая Нина сидела рядом, гладила Боба и смеялась. Все трудности были позади, теперь близка встреча с родимым домом. Нина мечтала как можно скорее ступить на родной берег и обнять бабушку, которая сразу же придёт на пристань встречать их. О том, что Джон грустил весь этот день, она не думала, она была весела и беззаботна, как любой ребёнок. Анна же полностью разделяла чувства мальчика и просила родителей позволить им остаться подольше на этом острове, но отец наотрез отказался:
 - Хватило нам здесь приключений. Пора возвращаться домой.
 - Возвращайтесь хоть когда-нибудь, - тихо повторил Джон. Анна подбодрила его улыбкой, вселяя в сердце мальчика маленькую, но прочную надежду:
 - Обязательно.
 Рыбаки, которые ежегодно приезжали на остров ради хорошего улова, отъезжали сегодня. Они доставят Анну, Нину и родителей к ближайшей пристани, а там недалека дорога к родимому дому.
 Джон вызвался проводить девочек. Стоя на пороге, он сунул Анне в чемодан какой-то свёрток. Анна улыбнулась и прошептала:
- Спасибо.
 Лишь потом родители узнали, что это была книга по географии – единственное богатство дома на острове, которое бабушка Джона хранила много лет, чтобы подарить её достойным людям, если, конечно, такие люди найдутся. Для Ани и Нины это было лучшим подарком.
 Девочки вздохнули. Их всё равно не утешил подарок. Ведь часто видеться с Джоном теперь не получится. Родители работают, бабушка всё чаще жалуется на нездоровье, – не с кем поехать. И у самих дела, учёба… «Если бы Джон мог ехать с нами, - подумала Анна, взглянув на мужественные черты лица мальчика. – Тогда и он бы мог с нами учиться…»
 Вот и пристань. Шипя, накатываются на берег белые барашки. Нина загребает в горсть песок и бросает в море. Отец берёт девочку на руки, и что-то говорит ей. Нина кивает и с улыбкой закрывает глаза. Они взбираются по трапу; вслед за ними, с каменным лицом, идёт Анна. Следом идёт мать; она одета в новое платье, которое дала ей мама Джона, вместо потрёпанной и рваной одежды. Стоя на палубе, Анна её раз помахала мальчику рукой и улыбнулась. Джон ещё долго стоял, глядя, как гигантский силуэт парохода с маленькой девчоночьей фигуркой на вершине тает вдали…
 - Будьте счастливы! – закричал Джон вслед, надеясь, что Анна всё же услышит его.
 Анна стояла на пароходе. Ветер развевал её волосы. Она настороженно вглядывалась в сгущавшиеся вокруг корабля белые клубы дыма, словно надеялась разглядеть вдали знакомое лицо… Нина была уже мыслями дома.
 - Мы скоро приедем, мамочка? – то и дело спрашивала она.
 - Скоро. Потерпи, - улыбнулась мама.
 Она подошла к Анне, всё ещё стоявшей на краю палубы.
 - Аннушка, что ты всё смотришь? – мягко спросила мать и обняла девочку.
 - Я, кажется, немножко влюбилась, - смущённо призналась Анна и прижалась к матери.
 - В Джона? – Мать рассмеялась и пригладила Аннины волосы. – Ах ты глупая моя девочка! Ты ещё такая глупенькая!
 - Ах, ну я влюбилась в Джона самую чуточку! Просто он мне нравится. Он ведь хороший мальчик, правда, мамочка?
 - Да, милая. – Мама обняла Аню и старалась не думать о том, что на далёком берегу грустит об их уезде чужой и очень одинокий мальчик.
 … - Они вернутся, мама? – тихо спросил Джон.
 Они по-прежнему стояли на пристани, не отводя глаз от пенящихся волн.
 Мама с искренней улыбкой обняла мальчика:
 - Они вернутся. Обещаю тебе. Друзья никогда не забудут нас.
 
 Конец
 
27.07.06.