За окном иллюминатора по-прежнему было темно. Сверив показания приборов с картой маршрута, Марк перешел на автопилот, устало откинувшись на спинку кресла. Лететь предстояло еще часа полтора. Чтобы как-то разрядить однообразие обстановки, включил радиоприемник.
Кабина наполнилась звуками джазовой мелодии, вызывая приятные воспоминания: он обещал Мари что в ближайшие выходные они поедут в горы, он познакомит ее со своими друзьями, покажет свои любимые места, откуда открывался великолепный вид на город. Размечтавшись, он не сразу понял, что произошло. Какой то посторонний звук привлек его внимание. Как опытный дирижер сразу определяет фальшивую ноту в своем оркестре, так и Марк больше чутьем, интуитивно понял, что происходит что-то не то. Стрелки приборов тряслись как в лихорадке. Корпус самолета скрипел и потрескивал по швам, будто встретился с сильным встречным ветром. Такое уже бывало, когда самолет попадал в грозу. Но накануне вылета метеосводки ничего подобного не предвещали. Когда же самолет стало бросать из стороны в сторону, он перевел управление на себя.
Марк был опытным летчиком, не раз попадал в переделки, но сегодня ему было как-то не по себе. Самолет будто живое существо проявлял характер и не желал подчиняться. Несмотря на отчаянные попытки выровнять самолет, снижение продолжалось. В кромешной темноте летчик пытался определить, как далеко находится земля, когда увидел чуть заметную линию горизонта. Начинался рассвет, может быть последний в его жизни….
Очнувшись, увидел, что по-прежнему сжимает штурвал, хотя самолет находится на земле. Вокруг не было ни души только измятые густые заросли, да поломанные верхушки деревьев, говорили о том, что здесь произошло.
«Слава богу, - жив, - подумал Марк, - надо сообщить на базу и ребята прилетят на помощь». Попробовал встать, острая боль пронизала до самого мозга. На минуту он впал в забытье, а когда очнулся, решил действовать осторожнее.
С трудом, выбравшись из чудом уцелевшей кабины, он как мог оказал себе первую помощь: превозмогая боль, он долго перевязывал глубокие кровоточащие раны разорвав свою рубашку. На это ушли последние силы…
Яркий солнечный день принес с собой ощущение надежды, ему казалось, что скоро, совсем скоро кончатся его мучения. Он надеялся, что поиски его и пропавшего самолета уже начались. Связаться с базой он не мог, при падении рация разбилась, но уверенность в том, что его обязательно найдут, придавала ему сил.
Двигаться было трудно. Марк решил не тратить силы, а просто ждать.
Острая боль в ногах утихла, нестерпимо хотелось пить, но не было никого, кто мог бы помочь ему в эту минуту. Природа равнодушно взирала на беспомощное свое дитя. Солнце отражалось на кабине изуродованного самолета так ярко, что было больно смотреть на нее. Время тянулось нестерпимо долго.
О следах недавней аварии напоминали изорванные в клочья густые заросли, да покалеченные деревья уныло стоявшие без верхушек.
Пролежав на земле довольно долго, Марк так и не услышал гула самолета, что могло служить признаками поисковых работ.
Томительное ожидание сменилось обидой на всех, кого он мог вспомнить в эту минуту. Ему так стало жаль себя, что слезы навернулись на глаза, потом эта минутная слабость сменилась злостью: «Слабак - подумал он, - хорошо, что еще никто не видит.»
К желанию пить присоединилось и чувство голода. Лежать становилось невтерпеж, надо было что-то предпринимать, как-то обнаружить свое место пребывания. Он пробовал кричать - никакого результата. Птицы, которых здесь было великое множество, удивленно и испугано взирали на него. Отлетев в сторону, они вскоре вернулись на свои места.
C большим трудом он перевернулся на живот и пополз. Запах прелых листьев защекотал в носу, он чихнул и вскрикнул от боли. Вскоре он оказался на поляне, с неглубоким оврагом. Вода пробивалась среди камней по его дну и журча, стекала куда-то. Это была удача. Облизав пересохшие губы, Марк уже не полз, а катился к воде. Он пил долго и жадно. Вода принесла облегчение и притупила чувство голода, даже мысли об ожидаемой помощи отошли на задний план. « Как мало надо человеку для счастья»,- пошутил он сам с собой.
Проснулся он оттого, что какой-то нахальный муравей беспардонно разгуливал у него по лицу. Смахнув нахала, Марк прислушался, он все еще, надеялся на помощь.
Молодой организм не давал расслабиться, он требовал еды и движения. Вечерело. Стихли голоса птиц, и послышался шум прибоя. Монотонно повторяясь, этот звук словно указывал в каком направлении необходимо было двигаться…
Прошло несколько дней. Борьба за жизнь свелась к поискам еды и выхода из создавшегося положения. Поначалу было трудно передвигаться, но острая боль ушла, оставив только желание жить, жить во что бы то ни стало. Он научился добывать моллюсков и ловить небольших рыбешек на мелководье, а иногда разнообразил свой скудный рацион, разоряя птичьи гнезда. Раньше он часто получал нагоняй от начальства за беспорядок в салоне своего небольшого почтового самолета, а сейчас все найденное в нем стало подарком судьбы: и моток проволоки, и пустая бутылка из под воды, и канистра, и даже обрезки веревки, – все пошло в дело.
Позже, исследовав остров, он понял, что надеялся на помощь зря. Ураган занес его туда, где искать его не могли. Это был один из безлюдных островов вулканического происхождения, который при желании часа за два можно было пройти вдоль и поперек.
Несмотря на небольшие размеры, здесь было достаточно зелени, а для птиц это был просто рай. Зеленые, красные, синие, - они стаями носились по острову, наполняя его разнообразием звуков.
Поначалу одиночество Марку давалось нелегко: бытовые неурядицы не так раздражали его как невозможность общения. Он разговаривал сам с собой, хвалил себя за удачно сделанную работу и ругал, когда позволял себе расслабиться. Осознание своего вынужденного заточения на острове угнетало. Он не мог забыть того комфорта, который, казалось, впитал с молоком матери. Невозможность включить свет, когда наступала темнота. отсутствие горячего душа, утреннего кофе, уютных комнат с милыми сердцу безделушками, отсутствие информации, а самое главное - сигарет доводили его до бешенства.
Если бы он мог, то пешком прошел бы все то расстояние, что пролетел на своем самолете.
Надеясь на помощь проходящих вдали кораблей, свое убежище он соорудил на берегу из веток и листьев. Оно отдаленно напоминало шалаш и несколько раз заваливалось, прежде чем, он успевал привыкнуть к этому подобию жилища …
Угнетенное состояние из-за вынужденного одиночества не давало ему насладиться красотой острова и понять, что он по настоящему свободен, свободен от тех условностей, что окружали его раньше.
Однажды, сидя в своем шалаше, он обратил внимание на закат: уходящее за горизонт солнце стало огромным красным диском. Оно казалось нереальным из за своих размеров и цвета. По красному небу плыли фиолетовые облака. На безбрежной глади океана пролегла золотая дорожка, а стройные огромные пальмы - словно часовые замерли, любуясь уходящим солнцем.
Эта картина так поразила его своей красотой и величием, что он не мог оторвать от нее взгляда, пока не сгустились сумерки.
Ощущение беспомощности перед природой и одновременно преклонение перед ее могуществом и красотой овладели им. Только сейчас, здесь, он понял, что полностью принадлежит ей, и зависит от нее.
Отступили на задний план проблемы, которые раньше казались важными и значительными, его больше не волновали ни карьера, ни положение в обществе, ни то, как он одет, как выглядят его ногти, прическа, за которой он так тщательно следил раньше, - все это сейчас не имело для него никакого значения. Как удивились бы друзья, увидев его обросшее небритое лицо и жалкое подобие одежды. Он настолько сблизился с природой, что стал ее частью. Он был вольным как птица и одновременно пленником своих воспоминаний. Ему понадобилось немало времени, чтобы повернуться лицом к реалиям новой жизни.
Перестав жить прошлым, он постепенно привыкал к новым условиям. Проснувшись утром, бежал к океану и с разбегу плюхался в воду, стряхивая с себя остатки сна, затем кипятил воду в жестяной банке, заваривая ее травами, которые собирал на острове. Вспоминая приключения Робинзона, он часто жалел, что у него нет ни Пятницы, ни попугая, хотя птиц на острове было предостаточно. Попытки поймать и приручить хотя бы одну из них окончились неудачей, то ли птицы стали умней, то ли расторопности Марка не хватало, но изрядно намучившись он оставил эту затею из «соображений гуманности». Все равно ему нечем было бы кормить ее, да и клетки у него не было. К его развлечениям на острове, кроме купания, прибавилась рыбалка, если ее можно было так назвать.
Проголодавшись основательно, он заострил конец длинной палки и попробовал действовать ею как гарпуном. Поначалу ничего не получалось, так как он не учитывал преломления света в воде. Он долго примерялся и бросал свое оружие пока не добился результата
Добыча была небольшой, но это был успех. Позже он без особых усилий мог прокормить себя и даже насушил рыбы впрок. Его рыбалка привлекала и хищных рыб и морских птиц, питающихся рыбой. Когда он входил в воду, птицы кружили у него над головой, зная, что он обязательно поделится с ними. Его забавляло то, как они на лету подхватывали брошенную им мелкую рыбешку, даже не давая ей упасть в воду.
Однажды он так увлекся, что не сразу заметил акулы, кружившей неподалеку. Не успев испугаться, Марк воспользовался своим оружием весьма удачно. Получив удар самодельным гарпуном, акула ушла на глубину. На следующий день Марк вел себя осмотрительнее, и завидев острый плавник, сразу поспешил на берег.
Несколько дней он не занимался ловлей рыбы, так как ему показалось, что акула охотится за ним. Все это время он загорал на берегу, собирал ракушек на мелководье и питался сушеной рыбой.
Как-то наблюдая за яркими рыбешками в прозрачной воде, он увидел небольшого осьминога. Тот медленно переползал по дну как бы стекая с камня на камень. Его движения были плавными и грациозными. Добравшись до небольшой расщелины, он вполз в нее и исчез. Марк долго соображал, как ему удалось поместиться в такую узкую щель. И будто бы в ответ на его сомнения из щели показалась щупальца, захватив небольшой камень, она закрыла за собой вход, и снова исчезла.
Сидя вечерами у костра, Марк вспоминал обо всем, что произошло с ним за день и обдумывал наперед то, что будет делать завтра. Это помогало ему держать себя в форме.
Корабли на горизонте он видел часто, но все его попытки привлечь к себе внимание проходили безрезультатно, То ли его принимали за развлекающегося туриста, то ли просто не видели, Марку было неизвестно, но шли дни, а он оставался на острове.
Однажды он обратил внимание на серое облачко, показавшееся на горизонте. Оно росло и приближалось к острову. Природа будто замерла в ожидании. Воздух стал тяжелым, стихли голоса птиц, деревья застыли неподвижно, небо медленно опускалось.
Океан притих, будто собираясь с силой, накапливая в себе энергию разрушения.
Марку стало не по себе, и он поспешил подальше убраться от берега.
Небо словно разорвало грозою, и потоки воды хлынули на землю. Сразу стало темно, только молнии на мгновение освещали то, что творилось вокруг: раскачивались и стонали огромные пальмы, высокие волны с ревом набрасывались на берег, казалось им не будет конца. Небо и океан слились, будто меряясь силой.
Шторм бушевал всю ночь, а к утру стих. Остров сильно изменился и уже не напоминал прежнего райского уголка. Он выглядел так, словно огромный великан в гневе растоптал все вокруг. Повсюду валялись обрывки лиан, поломанные невероятной силой пальмы, лежали на земле, по берегу были разбросаны водоросли, вперемешку с мертвой рыбой. Остров напоминал поле битвы, где не было ни победителей, ни побежденных.
Океан отливал сталью, сейчас он был похож на сердитого старика, который беспрестанно ворчал и хмурил свои седые брови.
Марк ощутил себя песчинкой, чудом уцелевшей, в этом хаосе страстей. Он ходил по острову и не узнавал его. Идиллия гармонии с природой была разрушена. Страшно захотелось домой, подальше от потерь и потрясений. Только там можно было почувствовать себя в безопасности, укрыться от невзгод, поведать близкому и родному человеку о том, что пришлось пережить ему за эти последние месяцы.
Марк продолжал обходить остров и то, что он вдруг увидел за холмом не сразу дошло до его сознания. Небольшая рыбацкая шхуна раскачивалась неподалеку от берега, вид ее говорил о том, что ей не сладко пришлось во время шторма. Отчаянно крича, Марк кинулся к берегу, боясь, что шхуна уйдет без него. Команда на шхуне с удивлением разглядывала худого, обросшего человека, неизвестно как оказавшегося на берегу пустынного острова. Он был похож на сумасшедшего, который размахивал руками, и что-то дико орал…
.