Жил во городе русском добрый молодец один. И сильна кручина была у того добра молодца, не по сердцу ему было, как народ плохо живет. Так кручинился, так страдал, что народу помочь не может. И решил от отчаянья убить самого царя. Царь же оказался ловкий, от убийства убег, а того добра молодца казнить велел. Так и погиб добрый молодец от любви своей к народу.
Но это присказка, а сама сказка-то впереди будет.
Был у того добра молодца младший брат Владимир. Тоже сильно за народ кручинился, говорил бывало: "А почто правители воруют, народ обирают, порабощают, богатеям да лиходеям лишь житье привольное?" После смерти брата опечалился Владимир и еще больше порешил за народ бороться, против недобрых сил выступать. Думал, думал он о борьбе своей, так и вырос, с виду невелик, но богатырем изрядным.
Поехал он во стольный град и стал дружину собирать, кличем громким призывать, говоря: "Кто со мной народ-страдалец защищать пойдет, буйну голову не пожалеет?" Встали тут перед ним богатыри во стольном граде, кинули шапку оземь и сказали "Мы за народ-страдалец пойдем, веди нас, Владимир ты Ильич, буйну голову не пожалеем." Обрадовался Владимир, стал дружину потчивать, пировать, да дело свое обсуждать. И с того дня начали они много выступать, со всякими недобрыми силами сражаться, народ освобождать пытаться.
Скоро сказка сказывается, нескоро дело делается. Раз, когда уснула дружина, Владимира-то Ильича лень вдруг одолела, тоска приступила. Решил, нет, не смогу я за народ бороться, велики они, силы зла, а я слаб и ростом невелик, срам со мной лишь будет. Снарядил он коней ретивых, поехал в место дремучее из стольна града, нашел там шалаш и в нем заснул с дороги. Дружина утром проснулась, нет Владимира Ильича. Стали думать-гадать. А потом коней пропавших хватились, да по следам коней его и разыскали. Вышел перед ними Владимир Ильич, расплакался горькими слезами и говорит: "Каюсь, братцы, лень-тоска меня одолела. Не могу я за наше дело сражаться, сраму со мной не оберетесь".
Пристыдили тут его добры молодцы богатыри, укорили: "Ах ты гой еси Владимир Ильич! Не ты ли нас на это дело звал? Не ты ли дружину собирал, народ защищать обещал? Негоже в шалаше спать, нежиться, когда народ страдает, силы недобрые над нами веют!" Одумался Владимир Ильич, говорит дружине: "Назовите меня, добры молодцы богатыри всякими словами погаными, заслужил я их за свою лень". Поназывали тут его всякими словами погаными, а за лень с тех пор нарекла дружина его Лениным.
Вернулся Владимир Ильич со товарищи в стольный град, стали они снова за народ сражаться, недобрые силы искоренять, да о свержении царя подумывать. Но возник между богатырями разговор, раздор серьезный, да распря немалая. Часть дружины, что была ростом поменьше, говорила: «Царя-то мы свергнем, но богатеев всяких не тронем. Будем следить лишь, чтобы они народ не попирали, не обманывали». А богатыри ростом побольше на смех их подняли, стали обзывать и говорить: «Вы, меньшевики, ступайте себе, а нам, большевикам, богатеи и лиходеи по плечу. Мы народ-страдалец ото всех недобрых сил освободим». Обиделись богатыри-меньшевики и пошли своей дорогой. А большевики пошли своей дорогой. Владимир же Ильич, хоть и сам ростом невелик, а над меньшевиками тоже посмеялся и большевиков возглавил. Стала у него дружина крепка, из одних большевиков.
Худо ли бедно ли, но царя свергли. Думали, народ освободили, но не тут то было. Засели во дворце царском всякие богатеи и стали говорить, дескать, мы народом заправлять будем. Ужаснулся Владимир Ильич, говорит дружине: «Доколе терпеть такое! Возьмем золото у богатеев, часть дружине оставим, а часть народу раздадим, будет пир на весь мир, радость народу и богатырям». И пошли большевики Владимира Ильича ко дворцу, выгнали оттуда богатеев, золото у них отняли, сели там и стали думу думать, как теперь народом заправлять. Так много они думали, ум-разум свой напрягали, что никакой радости у них не получилось, пошли еще дальше раздоры и споры. А еще не могли поделить золото, что отняли у богатеев.
Народ же продолжал страдать не меньше прежнего, от чего был печален Владимир Ильич, наблюдая распри в своей дружине. А тут один из друзей его стал богатых крестьян разорять, гнать, убивать, заявляя, дескать, они тоже богатеи, бедным крестьянам жить не дают. Услышал о том Владимир Ильич и стало ему горько. Призвал к себе друга своего и говорит: «Ты почто, друг мой дорогой, крестьян то обижаешь? Самых работящих гонишь и убиваешь? Кто же теперь народ кормить будет? Вот, видишь, голод настает страшный, народ гибнет, все плохо у нас стало». Потупился горе-богатырь, ничего не отвечает. Заплакал Владимир Ильич, обнял его и поцеловал: «Люблю я тебя, но мы все тут ради одного дела. Раз ты стал врагом народа, надлежит теперь тебя казнить как всякого лютого врага народа». Заплакал тут тоже богатырь и сквозь слезы слово молвил: «Люблю я тебя, ох ты гой еси Владимир Ильич! Да будет по слову твоему и по воле твоей». И казнили богатыря, не медля, упокоился он в сырой земле.
Пошел тут слух в дружине, что Владимир Ильич уже не в своем уме от горя за народ, лучших друзей казнит. Говорят: «Если уж такого друга казнил, то что с нами будет?». Особливо был один богатырь, спустившийся с дальних южных гор, недоволен, а в тайне метил самому возглавить дружину вместо Владимира Ильича. Обращался он к товарищам с речью, расстилал перед ними слова златотканые, дескать, зачем нам теперь этот Ленин, ленивый, да еще и без ума, народу он помочь не умеет, а опасен нам весьма. Так дружинники и призадумались о Владимире Ильиче.
А Владимир Ильич все боле страдал, что плохо народу, лишь дружинники пируют, а народ голодает, гибнет. И все боле ругал и казнил, усмиряя ропот и смуты бесконечные. Обсуждали между собой дружинники, толковали: «Нет, не по уму нынче судит Владимир Ильич, невинных казнит, а народу все хуже живется».
Случилось тогда вдруг с Владимиром Ильичем дело нехорошее, недоброе, ранили его в плечо. А богатырь, сошедший с южных гор и доволен, говорит целителям, дескать, не старайтесь особо, он уже давно на тот свет смотрит. Так и умер Владимир Ильич, один, без друзей, никто ему не помог в час кончины. Богатырь же с южных гор, как и хотел, занял вскоре его место, возглавил дружину. Но о том уже другой сказ. Было много с тех пор великих битв, поражений и побед, голода тяжелого и пиров буйных. И я кое-где был, мед-пиво пил, по усам текло, а в рот не попало.