Судьба в руках случая, и никуда от этого не деться. Катится жизнь по ровной дорожке к великому удовольствию людей, и пусть бы на веки так осталось, но нет. Произойдёт,не дай Бог, случайная встреча: завертит, закружит, и всё может пойти насмарку. Где и когда остановится это житейское торнадо? Никто не знает. Ни предсказать, ни угадать, ни предположить.
Такое случилось с Софьей Львовной. В тот судьбоносный день она, уважаемый серьёзный человек, заведущая терапевтическим отделением поликлиники, едва сидела в своём кабинете. Ей не здоровилось. Кроме того, она устала от работы, от суеты, от пациентов. Сегодня на приём их пришло больше обычного. Хотелось поскорее очутиться дома, с семьёй. Она мечтала выпить горячего чаю и пораньше завалиться спать. Но надо было дождаться последнюю на сегодня диспансерную больную. Врач отпустила медсестру,сидела в кабинете одна, вяло листая последнюю на сегодня историю болезни. В дверь постучали и, не дожидаясь разрешения, вошёл невысокий, плотный мужчина средних лет. Заведующая взгянула на него и отметила, что вломившийся человек вовсе не выгядит больным. Она вопросительно подняла брови и, не дождавшись объяснения, спокойно сообщила посетителю:
-У меня приём сегодня окончен. Я жду последнюю по записи пациентку. Если у вас что-то срочное, то зайдите, пожалуйста, к участковому врачу.
Мужчина на мгновение замер у порога, его приятное лицо дрогнуло, он с усилием, преодолевая неловкость, произнёс:
-Простите за вторжение. Я предупредить. Позвольте представиться. Шлимп Павел Иосифович, можно Павел. Пришёл сообщить, что жена, Лидия Борисовна Шлимп не может явиться на приём. Простудилась.
-Спасибо за предупреждение. Я как раз её ждала. Как её состояние?
Температура?
-Температуры нет. Но насмарк, слабость. Участковая врач у неё была.
Софья Львовна понимающе улыбнулась и стала убирать документы со стола. А посетитель стоял, не двигаясь с места.
-Не могли бы вы уделить мне пять минут, поговорите со мной о супруге. Последнее время она будто погасла. Меня беспокоит её вялость, равнодушие ко всему, даже к себе и сыну. Могу ли я как-то помочь ей.
Заведущая была тронута такой заботой о больной жене. Она знала, что сильно затянувшаяся болезнь женщин часто вызывает либо равнодушие, либо раздражение у близких.
-Садитесь, пожалуйста. Что я могу сказать вам нового? Вот уже несколько лет её состояние ни лучше и не хуже. Если так будет и дальше, то это не так уж и плохо. Слабость... Нормально при её заболевании. Не требуйте от неё невозможного, - вздохнула Софья Львовна.
Потом она конкретно и популярно ознакомила его с заболеванием жены. Дала несколько очень дельных советов. И с чувством удовлетворения от хорошо выполненной работы тепло ему улыбнулась.
Павел Иосифович знал участкового врача. У них давно установились дружеские отношения. Но такого содержательного разговора, как с заведующей между ними никогда не было. Кроме стандартного сочувствия и призывов к терпению никакой информации не выдавалось. Заведующая отделением регулярно сама смотрела тяжёлых больных по просьбе участкового врача. Павел Иосифович встретился с ней первый раз и был не только чрезвычайно доволен беседой, но и очарован собеседницей. Красивая дорогая одежда оттеняет прекрасный цвет лица. Аккуратно причёсанная головка с крупными тёмными глазами на длинной шейке, обвитой золотой цепочкой. На хрупких плечиках белый халат, который не застёгнут на верхнюю пуговичку. Она по-королевски очень прямо восседала за двухтумбовым столом, из под которого были видны её стройные ножки в чёрных элегантных туфельках.
Получив информацию, Шлимп распрощался и удалился. Но встреча не оставила его равнодушным. Он улыбаясь шёл по улице и в голове вертелась фраза из студенческой песенки: "Али-Баба, смотри: Какая женщина!"
Через полгода случай опять свёл Павла Иосифовича с доктором жены в том же кабинете. Он уже много знал о ней, о её возрасте, о её семье. Знал, что она считалась лучшим врачём в поликлинике, что у неё добрый нрав и полгорода в друзьях. В эту встречу Шлимп заметно волновался и было видно невооружённым глазом, что он к своей собеседнице, скажем мягко, неравнодушен. Он просто пожирал её глазами, отмечая что она выглядет моложе своих лет, что она опять великолепно одета. На этот раз в её голосе не было холода, она говорила с ним как с добрым знакомым.
-Какая женщина! И на работе, как на балу. Не такая, как все, – с тоской подумал Павел Иосифович, невольно сравнивая её со своими сослуживцами. Внутри у него что-то взорвалось и заполнило невесомостью и теплом всё его существо.
Такое с ним случилось впервые. Нет, по своей натуре он не был ханжой. Он любил женщин. Случалось, тайком ходил от жены на сторону, но свой долг перед семьёй помнил. Из семьи не уходил. Да и ни разу никакая женщина не привлекала его настолько сильно, что вставал вопрос об разводе с больной женой. Он всегда был благодарен своим временным подружкам за любовь и ласку, но не больше. Считалось, что Шлимп очень любит жену и сына, мужественно переносит беды, которые регулярно в течение последних лет преподносит ему тяжёлая неизлечимая болезнь супруги. И сам он был уверен, что дорожит только своей семьёй. А вот сейчас чужая женщина, врач жены, притягивала его как магнитом. Он сидел и лихорадочно соображал, как бы ему задержаться у неё подольше. От такого сильного нервного напряжения у совершенно здорового мужчины внезапно заболела голова, он побледнел и, пытаясь встать, даже покачнулся.
-Что с вами, Павел Иосифович, вам плохо? – по обязанности спросила врач.
-Наверное. Голова странно болит, - ответил он и возблагодарил случайную боль, как подарок судьбы.
-Сидите спокойно. Сейчас на всякий случай проверим давление.
Давление было такое, какое нередко бывает у тяжело больных людей во время гипертонического криза. Софья Львовна не на шутку перепугалась, вскочила и уложила мужа пациентки на кушетку. Он скосил глаза в её сторону и видел не врача, а моложавую женщину с потрясающей фигурой. Он тут же решил, что теперь его и трактором не стащить с этой узкой кушетки. А Софья Львовна, не теряя времени, по телефону вызвала процедурную сестру с лекарством для инъекции.
-Лежите спокойно, сейчас мы вам сделаем укольчик и всё будет хорошо.
А ему уже было очень хорошо. Он стал пациентом несравненной женшины. Когда пришла медсестра со шприцем, заведущая решила ещё раз, на всякий случай, проверить давление больного. И каково было её удивление, когда она обнаружила у него сильно пониженное давление. Она пришла в ужас от того, что чуть не убила человека, введя препарат для понижения давления.
-Как вы себя чувствуете? – слабым голосом спросила она больного.
-Да так. Сердце колет, - ответил мужчина ещё более слабым голосом.
-Та-ак! На этой административной работе уже деградирую. Пора менять работу, - Софья Львовна усмехнулась и попросила сестру вызвать кардиолога.
Втроём они помогли раздеться больному до пояса, и все трое уставились на его торс. Он был прекрасен. Это не живой человек, это дивная греческая статуя. Сердца трёх женщин одновременно полетели вниз, а потом с трудом вернулись на место. И это чудо природы погибает?!
-Срочно ЭКГ! – решили врачи.
Вызвали сестру снять электрокадиограмму. Аппарат не выявил никакой патологии сердца. Давление меряли втроём по очереди и оно постоянно менялось.
-Это переутомление, - вынесла вердикт кардиолог.
На всякий случай для укрепления сердца сделали укол и, сильно сомневаясь в правильности своих действий, отпустили больного домой с больничным на три дня, обязав пройти амбулаторно обследование и, если что-то будет беспокоить, обращаться сразу в поликлинику. Павел Иосифович был на седьмом небе от счастья. Он получил разрешение на несколько официальных свиданий с прекрасной женщиной. Желая как-то отметить этот необыкновенный день, он не придумал чего-либо оригинального и явился домой с цветами и тортом. Сын и жена удивлённо смотрели на сияющего от счастья главу семейства.
-Цветы и торт! По какому поводу праздник, папа? – поинтересовался сын.
-По поводу здоровья нашей мамы. Я был у врача. У тебя всё стабильно, крошка. Ты у меня молодец, Лидусик. Кроме того, я получил ряд очень полезных советов. Теперь-то мы с тобой справимся с недугом. Мы полюбим его, подружимся с ним и будем жить так, как-будто его нет. Я хорошо всё объяснил?
-Неплохо. Я готова подружиться с кем и чем угодно, лишь бы боли не было, - улыбнулась жена.
Зная прижимистый характер мужа, точнее, зная его жадность, Лида сразу поняла, что беда стучится в дом. После Нового года он стал каким-то странным, задумчивым. Но что сейчас произошло? Он сиял, как-будто выиграл на спортивных соревнованиях. Лида не просто знала своего мужа, она его чувствовала, как себя. Она всегда знала о его увлечениях женщинами, как бы они ни скрывались, но никогда его эмоции не затрагивали кошелька. Сын, Федя, не помнил случая, когда бы папа без особо веских причин радовал его подарками. Нет, они никогда не бедствовали, но излишества в их семье не имели места. Федя по-детски обожал сладкое, которого дома никогда не было. Мама всегда сидела на диете, папа её в этом поощрял и никогда не приносил в дом чего-либо сладкого или калорийного, а тут принёс торт. Мальчик тихонько ущипнул себя за руку, чтобы убедиться в реальности происходящего.
-Значит у нас сегодня...- задумчиво начал сын.
-... пир, сыночек, - закончил счастливый отец.
-Или поминки, - подумала мать, но вслух ничего не сказала, а сдержанно улыбнулась, глядя на радость своих мужчин.
Софья Львовна летела домой на крыльях. По дороге она ещё переживала разговор с кардиологом.
-С чего она решила, что Шлимп не сердечник? – удивлялась заведущая.- Конечно, может быть это нервы или не дай Бог онкология... Какой мужчина! И такое недомогание. Странно... очень странно. И с чего это вдруг... эта холодная, как рыба, Королёва ... так разволновалась и вцепилась в пациента? Она же не нашла патологии сердца. Это не её больной. Я разберусь с ним сама. В конце концов я обязана это сделать как заведущая. Конечно, опыта у меня больше, но такого я никогда не встречала. Как же жалко человека.
Едва переступив порог своего дома Софья Львовна забыла все перипетии её рабочего дня. В прихожую, как всегда, тут же выскочили оба сына и муж.
-Мама, мы не ужинали, тебя ждали, - сказал Глеб, принимая у мамы сумочку и подавая ей домашние тапочки.
-Ой! Спасибо, мой хороший, - заулыбалась сыну мама.
-Да, дорогая, сегодня ты немного задержалась, - пробасил муж, принимая её пальто и вешая его на плечики.
-Боречка, сейчас я переоденусь, умоюсь и всё расскажу. Накрывайте на стол, – вдруг засуетилась жена.
-Всё уже готово, - сказал Женя.
-Какая-то я рассеянная сегодня, - смущённо улыбнулась Софья.
-Да, и возбуждённая, - отметил Борис. - Ребята, где мамина подушечка? Ну-ка быстро положили на её стул.
За столом Соня рассказала о странном пациенте и о том, как они втроём крутились около него, но так ничего и не поняли, диагноза не поставили.
-С нервами у него что-то. Похоже придётся мне самой им заниматься.
-Он ведь спортсмен? Ну так вот. Я думаю, он здоров, как бык, и валял дурака. Йоги запросто жонглируют своим дыханием, сердцебиением, и артериальным давлением, - с улыбкой спокойно предположил муж.
-Ты демаешь? Может быть... Я об этом не подумала. Только зачем ему это надо?- возмутилась Соня.
-Может быть хотел произвести впечатление? - предположил Глеб, а отец поблагодарил его лёгким подзатыльником.
-Попало? – засмеялся Женя.
-Тихо. Когда я ем, я глух и нем, - откликнулся Борис, пресекая шалости за столом.
-Всё. Завтра передам его кардиологу, пусть она с ним забавляется. Надо же?!
На следущий день Софья Львовна обсудила с кардиологом состояние Шлимпа и озвучила своё сомнение по поводу его болезни, но всё-таки на всякий случай попросила врача проверить пациента вместе с участковым терапевтом, чтобы не проглядеть чего-нибудь. Через неделю врачи пришли к заключению, что состояние здоровья у подопечного вполне соответствует норме. Заведущая прочитала заключение и забыла этот случай.
Прошло три недели после странного случая со Шлимпом в кабинете у заведующей. Павел Иосифич пришёл к Софье Львовне после посещения участкового врача. Она удивлённо посмотрела на него.
-Я пришёл просить у вас прощения. Я пошутил с давлением в прошлый раз, - смиренно произнёс он.
-Это была плохая шутка, - обидилась заведущая
-Это потому, что я просто сражён вами на смерть, - очень серьёзно сказал собеседник и опустил голову.
-Глупости меня не интересуют. Покиньте, пожалуйста, мой кабинет. Я ухожу. Рабочий день у меня закончился, - рассердилась заведущая.
-Я хочу всё вам рассказать.
-Не надо. Идите домой, прошу вас, - Софья Львовнв встала из-за стола и подумала, что у несчастного Шлимпа явно не порядок с головой.- Ему надо бы к психиатру. Это от несчастий дома. Может быть, и на работе непорядок.
-Я бы ушёл, но от себя не уйдёшь. Я давно уже не мальчик. Не гоните меня, сначала выслушайте, а потом я уйду, - настойчиво с тоской попросил больной на голову.
Непонятно почему, но она пожалела его, промолчала и снова села за свой стол. Он рассказал ей о своей жизни всё. И об увлечении вольной борьбой и йогой, и о женитьбе на красивой студентке его института, мастере спорта по художественной гимнастике. Особо подчеркнул свою привязанность к семье и сыну. Скупо сказал о несчастье с женой и обязанности заботится о ней. Софье Львовне все эти сведения были ни к чему, но она поймала себя на том, что ей нравится его голос, его манера говорить, его лицо и ей хочется сочувствовать ему.
-В Новый год я видел вас на новогоднем вечере в ресторане «Русский лес». Тогда нас с женой позвал на вечер мой друг. Я понял, вы меня не вспомнили. А я пригласил вас на вальс, и мы танцевали. Я увидел ваши глаза и понял, что пропал. Я не смог вас забыть. Тогда я ещё ничего не знал о вас, кроме имени. Уже не надеялся когда-либо увидеть вас. А тут такой случай. Жена опять не смогла придти на приём. Вот так я вас ещё раз встретил. Это судьба.
-Действительно, я вас не помню. И вообще мне это не нужно, простите, – с трудом очнулась она от завораживающего голоса и быстро встала.
-Подождите! Я у вас прошу ещё одну минуту. Когда в прошлый раз я увидел вас, всё для меня перестало существовать. Сегодня я пришёл к вам первый раз на свидание. Пришёл увидеть вас. Я многого не прошу. Не гоните меня, позвольте мне видеть вас и иногда говорить с вами, хотя бы о моей жене, - торопливо говорил Павел Иосифович.
-Боюсь, что из этого ничего хорошего не получится. Вы правы, мы не дети, и у нас у каждого сложилась своя жизнь. Так сказать, мы имеем свой багаж, с которым нам никак нельзя расстаться. Лучше нам сейчас попрощаться, - мягко сказала Софья Львовна и как-то криво ему улыбнулась.
Она пошла к двери. Он, понурив голову, пошёл вслед за ней. Так закончилось их первое свидание.
Потом не менее двух недель она суетилась по поводу дня рождения старшего сына Глеба. Тот позвал к себе домой весь свой класс. Софья хотела отметить совершеннолетие сына по высшему классу. Она всё делала по высшему классу. Это был её принцип. У неё всё должно быть самое лучшее. Конечно, странный поклонник совершенно вылетел из её головы.
На следующий день утром после семейного торжества, чувствуя себя крайне усталой, но довольной, она рано приступила к приёму больных. Постепенно усталость развеялась, жизнь вошла в обычный рабочий ритм. Софья Львовна любила свою работу, ей нравилось ощущать себя значимым и нужным человеком, тем более, что результат её усилий долго ждать не приходилось. В разгар рабочего дня из регистратуры ей передали записку от неизвестного мужчины. Софья Львовна машинально сунула её в карман и только собираясь домой, проверяя карманы белого халата, нечаяно обнаружила конверт. Она вскрыла его и прочла.
Среди житейской суеты... мещанского тумана...
Я очень жажду теплоты, любви, а не обмана.
Я очень жажду твоих рук, твоих прикосновений.
Мне ощутить бы сердца стук в неистовстве мгновений.
Мне ощутить бы нежность рук, что рушит расстояния.
Хочу чтоб в жизни было так, исполнились желания.
Меня привлёк и яркий лик, и глубина познаний,
Ты слышишь? Это сердца крик, моей души рыданье.
Мешает мыслей нагота, страх твоего презрения.
Любовь, не просто суета, а Божье озарение.
И я останусь лишь с тобой, к тебе моё доверие,
И пусть течёт оно рекой, уносит все сомнения.
-Это он. Ну скажите, пожалуйста! Он ещё и поэт. Какой настырный. И зачем мне это? – с замиранием сердца подумала Софья Львовна и перед её глазами возник скульптурный торс Шлимпа, послышался его глубокий голос.
Она ещё раз перечитала послание. Хотела подумать, но эмоции захлестнули её. Быстро собравшись, она, не помня себя, бежала домой. У дома её ожидал Борис. Она, неожиданно встретив его в сумерках перед подъездом, сильно испугалась, её сердце забилось, как птица в силках. Когда муж её окликнул, она будто проснулась. Почему неспокойна её душа? Она вдруг потеряла всякую уверенность в стабильности своей жизни. Земля качалась под ногами. Ей стало по-настоящему страшно.
-Я только что купил билеты в кино на последний сеанс. Дети накормлены. Давай сходим с тобой поужинать в ресторан перед сеансом, – тем временем весело предлагал ей муж. - Как ты на это смотришь?
-А как я могу смотреть? Только с восторгом. Надо быстро занести домой сумку, умыться и переодеться, - с облегчением засмеялась Софья.
-Тогда вперёд, на штурм лифта! – совсем расшалился Борис.
Уже в ресторане, разомлев от выпитого и съеденного, она совершенно успокоилась, с нежностью смотрела на лицо мужа и вспоминала студенческое время, свою любовь к бедному студенту, первые годы совместной жизни. Небольшой зал наполняла тихая танцевальная музыка, они с удовольствием танцевали. От вина, от танца или от воспоминаний её сердце размягчилось, глаза затуманились. Она прошептала может быть себе, может быть своему мужу:
-Я люблю тебя.
-Я тоже безумно люблю тебя. Я помню каждый день нашей жизни. Ты моя, только моя любимая, - шёпотом ответил ей на ушко Борис.
Отдохнувшие от рабочих забот, сытые, немного под хмельком, они неторопясь прибыли в кинотеатр. Софье было очень приятно, что Борис купил хорошие дорогие места. Шла веселая комедия с Андреем Мироновым. Они смотрели её увлечённо, от души смеялись, потом в самом наилучшем состоянии духа прибыли домой. Софья, сама не зная зачем, вдруг показала мужу письмо Павла Иосифовича. Веселье его мигом испарилось. Стихи он внимательно прочитал с каменным выражением лица, поглядел в глаза жены и, не найдя в них тени эмоций, облегчённо вздохнул. Она улыбнулась в ответ.
-Сколько я тебя знаю, ты всегда окружена воздыхателями. Однако, я спокоен, у меня перед ними преимущество. Наши сыновья, наша долгая и счастливая жизнь. Это дорогого стоит. Сонечка, ты мудрость во плоти, я верю тебе. Скоро будет наша серебряная свадьба.
-Через семь лет.
-Но через месяц будет двадцать лет любви. Это что-то значит. А? Надо отметить.
После этого вечера ничего не происходило. Текла обычная размеренная спокойная жизнь. Всё в совершенном порядке: работа, дом, муж, дети. Но Софья Львовна стихи не выбросила, нет-нет да вытащит записку и почитает. Сердце её немного ускорит свой стук.
Павел Иосифович с того памятного объяснения почти каждый вечер упорно, как на часах, стоял в сторонке от подъезда поликлиники, дожидался выхода предмета своей страсти, всё ещё надеясь, что она его позовёт. Обычно она торопилась к автобусу, его не замечала. Изредка, когда Софья Львовна шла домой пешком, он, как мальчишка, невидимый провожал её до дома.
Шли дни. Потеплело, весна вошла в свои права, Шлимп вдруг полюбил сидеть ночами на лавочке у дома любимой, смотреть на её окна и на небо. Домой являлся незадолго до восхода солнца. Входил в квартиру и валился на диван, спал часов пять и уходил на работу. С женой и сыном почти не общался, но когда общался, то был добр и нежен. А Лида, всё видела и всё понимала. Как не понимать? Ей было с чем сравнить поведение мужа.
Когда-то, очень давно, они встретились на катке. Выяснилось, что они учатся в одном институте, но никогда до этого не встречались. Они учились на разных факультетах и разных курсах. После этой встречи они постоянно сталкивались то в буфете, то в библиотеке, то в коридорах, останавливались и подолгу говорили не в силах быстро расстаться. Однажды Павел заявил, что из-за случайных встреч они слишком много времени тратят на всякие разговоры и предложил не расставаться. Больше они не расставались. Они оба азартно увлекались спортом. Он молодой красивый атлет смотрел на неё сияющими от счастья глазами, носил её, как ребёнка, на руках. Она маленькая тростиночка только для него делала свои подвиги, побеждая соперниц на соревнованиях. Он был её путеводной звездой, её талисманом. Она не мыслила себя без него.
-Крошка моя! До чего же ты тонюсенькая, просто тени не даёшь. А когда делаешь свои упражнения, ты просто исчезаешь из глаз, - смеялся он, целуя её от макушки до пяточек.
А потом у них родился сын, и они оба ушли из большого спорта. Они были как две руки одного тела. Этим телом была семья. Она помнила их любовь только такой и не замечала как по-тихоньку менялись с годами их отношения.
Лишь недавно с глаз спала пелена. Она увидила, что теперь всё не так. Он часто, думал о чём-то, глядя сквозь неё. Теперь она, уже более объёмная, чем раньше, точно исчезала из его глаз. Лида ещё сильнее, чем когда-либо, любила мужа. Она страдала, чувства и обида переполняли её, но излить их было не перед кем. Ни мамы, ни сестры, ни близкой подруги, никого не было, с кем она могла бы разделить своё горе. Она совсем извелась от переживаний, ей казалось, что сердце не справится и разорвётся. Поддавшись своему безумному порыву, она вылила все свои эмоции на бумаге в письме ему, своему любимому. Но перечитав через час написанное, она удивилась безумной глупости своего письма. Успокоилась, подумала и, взвешивая каждое слово, создала правдивое послание от своего сердца и души мужу.
«Любимый мой! Спасибо тебе за счастье, которое ты дал мне. Спасибо тебе за годы, которые ты подарил мне. Я понимаю, что всё проходит, всё уходит рано или поздно. Ушли в прошлое мои светлые счастливые дни с тобой. Ушла от меня твоя любовь. У меня, кроме этой потери, уже было много других тяжёлых потерь. Вернуть ничего нельзя. Мне больно. Но могу ли я роптать? Мне очень больно, но красота прошлого до сих пор поддерживает меня. Я живу моим прошлым, а ведь могло совсем никогда не быть счастья. Я могла прожить очень длинную тусклую растительную жизнь, не познав счастья. И это много хуже. Да, я благославляю тебя уходящего и одного прошу у судьбы – это остаться в твоей памяти и видеть иногда тебя. Мне больно за сына. Но ведь сына никто не может вытеснить из твоей души? Он занимает своей уголочек в ней, правда? А я? Что я? Выходит такая у меня судьба. Но я сильная, крепкая духом, не телом. Я, в конце концов, смирилась со своей участью, стала жить тем, что жестокий рок мне ещё оставил. Я благодарю и благославляю тебя.
Твоя счастливая Лида»
Вот такое получилось у неё письмо. Мужу она его не показала. Письмо сыграло свою роль. Оно помогло ей как-то разобраться со своими желаниями, справиться с вихрем неготивных эмоций, которые могли уложить Лиду уже навсегда. Она сблизилась с сыном, стала жить только его заботами, не навязывая свои идеи. Она поняла цену своей «мудрости» и решила, что сын сам должен жить свою жизнь и сам делать свой выбор. Сын оценил тактичность мамы, спокойно доверял ей себя и свои секреты, оставаясь и рядом с мамой и свободным. Иногда она говорила с сыном об отце. Но говорила только хорошее, даже объясняла сыну, как много отец со своей стороны принёс жертв, как испортила её болезнь их жизнь. Ребёнок был совсем не дурак и понял, что мама готовит его к разлуке с отцом. А он-то любил и его, и её. И шестнадцатилетний сын понял, что больная мама потеряла поддержку, и поклялся себе никогда не предавать её. Письмо Лида спрятала подальше, надеясь, что муж прочтёт его после её смерти.
В это время Павел Иосифович ломал голову, как разрешить сложившуюся ситуацию. Он не готов разрушить свою семью, предав интересы тяжело больной женщины и сына. Он никогда никого не предавал. Сидя на лавочке у дома любимой женщины, он искал возможность, не обижая никого, стать счастливым. Ведь у него тоже одна жизнь. Похоже, он уже наделал много глупостей в своей жизни. А теперь он должен принести в жизнь много зла. Наконец, пришёл к единственно мудрому выводу. Он должен узнать у Сони насколько он ей нужен. Свои сомнения и эмоции он изложил в стихах и послал их на имя Софьи Львовны простым письмом, которое она совершенно случайно вынула из почтового ящика сама. Вскрыв конверт, она прочитала послание и обмерла.
Мы в юности жизнь видим бесконечной,
Гормоны бродят, будоражат кровь.
В желаньях и забавах мы беспечны
И делаем ошибки вновь и вновь.
Своею жизнью за свои ошибки платим.
Подчас не ведая, что мы с собой творим.
Не думая на что мы время, силы тратим
Довольствуясь хоть чем, когда любим.
Казалось, у меня отбушевали страсти.
Перебесился я. Пришла в мой дом жена.
И ничего не надо больше мне для счастья.
Есть дом, есть сын, есть я и есть она.
Но вдруг я увидал тебя, такое наваждение.
И появилось то, что до сих пор не знал.
Я понял, что я спал. Печально пробуждение.
В житейских путах я, и я теперь пропал.
И как не знаю, но случилось озаренье
Я понял, выбор крут: моя любовь иль мгла.
И жизнь у всех одна, едино вдохновенье.
Если б молодость знала, а старость могла!
-Опять он. Это переходит все границы, - возмущалась Софья Львовна, но в душе-то знала, что она ждала весточки от него.
То ли весна повинна во всём, то ли надоела размеренная обыденная жизнь, а может захотелось немного романтики, но строчки плохонького стишка ложились в душу. Она в этот день пришла домой раньше всех, и прочитав стихи, не смогла усидеть в четырёх стенах. Грешные мысли гнали её вон из дома на улицу. Она пошла по дороге в парк и, пребывая в глубокой задумчивости, не сразу заметила Павла, который шёл почти рядом с ней.
Она думала о себе и о своём военном детстве. Шла война с немецкими фашистами. Всего не хватало: хлеба, одежды, дров. Они жили впроголодь, мёрзли в тесной грязной халупе вместе с другими эвакуированными, носили заношенные старые платья. А она мечтала о ярком, красивом, нарядном. Однажды, когда ей особенно сильно хотелось есть, она, дрожа от холода, решила, что вырастет, выучится и будет кушать только самое вкусное, а носить только самое красивое. Всё в её руках. От таких мыслей она успокоилась, согрелась и уснула. С тех пор она стремилась иметь и имела всё самое лучшее. Она шла, улыбаясь своим мыслям. Павел заговорил первым.
-Софья Львовна! Вы улыбаетесь. Мне нравится, как вы улыбаетесь. У вас очень красивая улыбка, глаза светятся и делают лицо одухотворённым. Интересно, о чём таком хорошем вы думаете?
-Ничего особенного. Я вспоминала своё детство в эвакуации. Я была такой наивной. Теперь все мои мечты мне кажутся смешными.
Они заговорили о детстве, о своих мечтах и так доверительно, как будто знали друг друга много лет. У них было много похожего в мыслях, мечтах и желаниях.
-Вы получили моё письмо? – с замиранием сердца спросил он.
-Да, -прошептал она. – Вы давно пишите стихи?
-Представьте себе, до этого я никогда не писал в рифму ни одной строчки. Я не умел этого делать. А теперь я не могу написать вам о своих чувствах по-другому. Когда сажусь писать, со мной что-то странное происходит... Сначала появляется мысль и облекается в слова. Это первая строка. Потом я сижу и думаю, а мысли приходят одна за другой и ложатся в строчки. Это сильнее меня.
Погуляв часочек вместе, обсудив несколько тем, они расстались довольные друг другом. Софья Львовна вдруг почувствовала, что общение с этим неординарным человеком доставляет ей огромное удовольствие. Именно общение и ничего больше. Такого в её жизни никогда раньше не было.
На следующий день он провожал её от поликлиники к дому. Они говорили о спорте и о работе врача, у них нашлось немало общих тем, им было что обсуждать. Они расстались у дома Софьи. Такие прогулки стали повторяться всё чаще и чаще. Однажды при очередной встрече Павел вдруг заявил:
-Я уверен, что нас тянет друг к другу. Притяжение так велико, что я уже совсем не могу противиться этому. Вы пробуждаете во мне новые идеи. Я стал по-другому работать. Более увлечённо что ли... У меня прилив сил!...
-Не скрою от вас правды. Я стала пересматривать свои методы реабилитации. Стала больше обращать внимание на лечебную гимнастику. Это, честное слово, ваше влияние. Может быть, и онкологические заболевания лечить спортом? Как вы думаете? – засмеялась Софья.
-Мне ясно только одно. Я люблю вас. Это серьёзное настоящее чувство. Когда оно приходит, то его ни с чем не спутаешь, - он пристально смотрел в её глаза.
-Вы меня сильно волнуете, но есть долг, обязанность. О любви думать мне следовало раньше, - в смятении отбивалась она.
-Но мы же не виноваты в том, что встретились так поздно.
-Не знаю.
Они проговорили не менее трёх часов, пока Софья Львовна опомнилась и распрощавшись помчалась к своей знакомой, придумав какой-то незначительный повод. Посидев у знакомой пять минут, она пошла домой, на ходу придумывая правдоподобную историю для мужа, почему она засиделась у знакомой. Впервые в её семью вползла ложь.
Последняя встреча с Павлом Иосифовичем не прошла бесследно. Как порядочный человек и хорошая мать, Софья и в мыслях не держала возможность разрушения своей семьи. Их беседы со Шлимпом были безобидны и интересны. Их восприятие жизни, их взгляды во многом совпадали. Они гуляли под звёздным весенним небом, просто обменивались информацией и, развивая темы, духовно обогащали друг друга. По прошествии какого-то времени Павел Иосифович подарил Софье Львовне ещё одно стихотворение и просил прочитать его дома.
На небе звёздная семья заводит хоровод.
Игла метеорита пронзает небосвод.
И светит с неба нам луна такая, как всегда.
Да, мне понятно, никогда вспять не вернуть года.
А звёзды, словно светлячки, играют тут и там.
Они, небесные жучки, подмигивают нам.
Как необъятное объять такой короткой жизнью?
В ладони ветер как набрать? Как насладиться высью?
И в чём винить меня? Люблю сегодня, как вчера,
Пролёг от сердца к сердцу путь, и это не игра,
А круговерть моих страстей и мысленный надрыв.
Но я хочу в твою любовь с разбегу, как в обрыв.
Образ мужчины стоял перед глазами, сила его любви потрясла её. Его слова, его стихи, его искренность не прошли незамеченными. Теперь, когда она шла с работы, она ждала его появления. Прошло совсем немного времени, когда встречи с ним стали ей необходимы. И наступил вечер, когда их захватила такая страсть, что они не могли больше сдерживаться и, не владея собой, бросились молча целовать друг друга, не обращая внимания на окружающих. Они с большим трудом расстались около её дома. В этот вечер она, находясь телом в семье, мыслями была с Павлом.
На следущий день он повёл её в гостиницу, где снял номер. При встрече они от страсти не могли даже говорить, выглядели крепко подвыпившей парой. Они не пошли в лифт, пешком быстро поднялись на четвёртый этаж и взяв ключ у дежурной понеслись в номер. Едва войдя она рванулась в душ и через минуту выскочила из него. Он едва успел приготовить постель и тоже на минутку забежал ополоснуться. Когда он вышел, он понял, что ни на что не способен. Вот здесь женщина его мечты, вот они наедине и хоть стреляйся.
-Не знаю что сказать... Я уничтожен.
-Мой дорогой, мой любимый, всё будет хорошо. Я врач, я знаю, - и она начала его целовать, ласкать, нежно шептать на ушко ободряющие слова.
После этого свидания она чувствовала себя невероятно счастливой, а домой шла как побитая собака. С Павлом всё было сказочно хорошо. С ней такого не бывало и забыть такое уже невозможно. Отказаться от него теперь? Она уже не могла. Где теперь её дом? Как ей смотреть на детей и мужа? Борис слишком любил свою жену, чтобы не понять того, что произошло. Потрясённый догадкой, он отказался от ужина и уединился в спальне, чтобы подумать. Беда нависла над семьёй. А дети, как всегда, крутились около своей мамочки.
Соня с Павлом, как с цепи сорвались, шли в своей любви напролом, почти переселились в гостиницу. Павел забыл о своей семье, лишил её не только своего присутствия, но и крайне необходимой материальной поддержки. Через месяц Лида вынуждена была подать заявление в партком поликлиники, обвиняя в некорректном поведении заведующую, и ещё одно заявление по месту службы мужа о своём бедственном положении. В то время партия свято блюла добропорядочность своих граждан и стояла на страже нерушимости брака. И Павла, и Софью сняли с руководящих постов. Павел раскаялся, опомнился и стал давать деньги семье, платить положенные по закону алименты, но Софью не оставил.
До Бориса тоже добрались, потребовали навести порядок в его семье. Он набрался мужества и решил немедленно серьёзно поговорить с женой. Он чувствовал себя униженым и хотел отомстить ей за себя. Собравшись с духом он решительно вошёл к ней в комнату, но, столкнувшись с её взглядом, испугался. Он понял, что она не будет цепляться за семью, уйдёт. Он не мог потерять жену, он любил и хотел удержать её любой ценой. Борис сразу же простил ей всё. Он её уговаривал, он ей напоминал о любви и глубокой дружбе, которая связывала их много лет. Он просил не разрушать жизнь детей. Он говорил, что своим эгоизмом она кладёт в гроб больную женщину, которая доверилась ей, что она сиротит мальчика своей больной. Софья ничего не хотела слушать. Софья защищала своё право на любовь. Она говорила, что семья должна держаться на любви. Что их любовь не выдержала испытания временем, что они живут вместе только по привычке, что их ничто не связывает, кроме детей. А дети выросли и скоро покинут родителей. Брак не рабство, а добровольный союз. Борис нудно скрипел, что она не имеет права травмировать детей разводом, что её слова – это жалкие доводы эгоиста.
-О какой особой любви ты говоришь? Это всё выдумка. За два десятилетия мы срослись с тобой. Мы одно целое. У тебя просто новое развлечение, плохая забава, - монотонно гудел муж.
-Я чувствую твою боль. Но прошу понять меня. Я не могу быть твоей женщиной. Я сестра тебе. Не вини меня больше, я сама виню себя и страдаю. Но такова наша судьба. Я люблю, понимаешь, люблю другого.
-А как же наши двадцать лет вместе? А как же я? Как ты можешь всё это перечеркнуть?
-Да, двадцать лет мы жили рядом, как друзья. Давай же и расстанемся друзьями.
-Не понимаю! Это же увлечение, это несерьёзно. Из-за такой ерунды ты уходишь? Ты что дура?- повысил голос Борис.
Не имея ни одного другого разумного довода, не имея возможности добраться ни до сердца Бориса, ни до его ума, Софья сорвалась и начала кричать о своем праве на личную жизнь и на свободу. Она громко вопила о желании быть счастливой. Тут в спальню родителей вошёл заплаканый Глеб.
-Мам, пап, я понимаю, вы двадцать лет любили друг друга, но у меня завтра выпускной экзамен, а вы выясняете отношения.
-Я имею право хоть раз в жизни...- от стыда и горя в истерике завизжала его мама.
-Конечно, имеешь! Но сейчас два часа ночи, и мы, и соседи имеем право на сон и отдых, - отрубил старший сын и ушёл.
Софья бросилась на кровать, горько рыдая, а Борис пошёл в спальню детей, извинился и лёг спать на диван в гостиной. Он решил не выяснять больше отношений с этой взбесившейся кошкой. Что он может? Конечно, он стыдил, унижал её, а тот наглец писал ей стихи, окружил романтической любовью. Вот и поехала у неё крыша. Ничего, время покажет. У людей всякое бывало. И ничего. Он лежал и вспоминал свои ссоры с женой из-за её вечного стремления иметь всё самое лучшее. Ей всегда не хватало денег. Он, ещё молодым специалистом, подрабатывал вечерами и ночами подёнщиком на разгрузке и погрузке вагонов. За деньги не гнушался выполнять курсовые работы за бездельников. Однако деньги улетали с такой скоростью, что он не вылезал из долгов и, если бы его родители не подкидывали ему довольно крупные суммы на покрытие долгов, то страшно подумать, что с ними было бы. Сейчас у него хорошая работа и очень хороший оклад, но всё равно они с большим трудом укладываются в свой бюджет. А он так любил её, что ничего не замечал, не хотел замечать. Она была его стимулом. Если бы не она, он никогда не стал бы кандидатом наук, никогда не вырос до заместителя директора завода. Да, она здорово им руководила, но сейчас она его бросает. Сейчас он ничего не может сделать для того, чтобы удержать её. Несомненно, она думает, что нашла человека лучше. Ну и пусть. Он устал. Теперь судьба его и детей в её руках. Он может помочь только детям. Эта ночь стала его первой бессонной ночью в длинном ряду бессонных ночей.
Соня тоже не смогла за всю ночь на минуту закрыть глаза. Она была в ужасе от себя самой. Её Борис был ей самым родным человеком. Красивый, высокий, он держал себя просто, но всегда выглядел, как князь. В институте ему не было равных. Она была в него влюблена и бегала за ним, расшибая в кровь колени. Она яростно боролась за него. Конечно, в те времена, когда мужчин было много меньше, чем женщин, она подсознательно боялась остаться одной. А что же теперь? А теперь она узнала, что есть на свете любовь. Но почему она полюбила так поздно и чужого мужа, который меньше её ростом, ниже мужа по положению. Как жестока её судьба! Она плакала, награждала себя нелестными эпитетами, и, наконец, решила пожертвовать своей любовью во имя благополучия детей.
Утром она вскочила, приготовила вкусный завтрак и, не поднимая глаз, попросила у детей прощения, особенно у Глеба.
-Дети, вы уже большие, вы должны меня понять. У меня от переутомления просто подвела выдержка, растрепались нервы. С каждым такое может случиться.
Дети кивнули и молча ушли в школу. Борис не завтракая убежал на работу. Софья яростно начищала свою запущенную квартиру, когда раздался звонок и на пороге материлизовался Павел.
-Я за тобой. Бросай всю эту работу, собирайся и пошли. Я снял для нас квартиру.
-Я не пойду, потому что не могу оставить Глеба во время выпускных экзаменов.
-Сейчас выпускные экзамены, а потом будут вступительные экзамены в институт. Глеб здоровенный мужик. Зачем матери за ним ухаживать? Он может сам справиться без няньки.
-Что это за тон? Как ты со мной разговариваешь? Я что по твоему? кукушка? – побелела Софья.
-Нет, не кукушка, овца. Припугнули, приструнили и всё! Иди овца в своё стойло. Разве ты такая? Почему ты не защищаешь свою любовь? Ты думаешь, что у многих есть такое? Нет. Нам с тобой повезло, на нас Бог посмотрел, мы с тобой избранные. Разве у нас слишком много времени, чтоб его растрачивать? Я не могу быть без тебя, - уговаривал Павел.
-Я люблю тебя, - потеряно сказала Софья, - но детей сейчас не брошу, даже если из-за этого умру.
Павел понял, что убедить её не сможет, настаивать не стоит. Всё равно мать в ней возмёт верх, её любовь к детям победит их любовь. Они молча постояли посреди прихожей, глядя с тоской друг на друга.
-Я буду тебя ждать, - прошептал он и ушёл.
Софья Львовна замкнулась в себе, машинально выполняла свои обязанности на работе и дома. С мужем поддерживала дружеские отношения, холодно пресекая все попытки сблизиться. Дети прятались от родителей по углам. Семья постепенно превратилась в дружный коллектив индивидуалистов. Каждый сам по себе. Через месяц праздновали сорокалетие Софьи Львовны. В тот день прибыло много друзей и подруг. Праздник удался. В конце торжества неожиданно раздался телефонный звонок и следом звонок в дверь. В телефоне тишина, а за дверью в хрустальной вазе одиноко стоял роскошный букет цветов. В букете открытка со стихом.
Бутоном розы я свою раскрою душу.
Пусть лучик взгляда лепестки её затронит.
Пусть станет Вам тепло в житейской стуже,
Пусть годы в Вас любовь не похоронят.
Пусть нежность Вас от всяких бед укроет,
Пусть счастье Ваше никогда не оскудеет.
Пусть радостями Вас Господь умоет
И пусть очаг семьи Вас вечно греет.
Софья быстро взяла вазу и унесла её с цветами на кухню. Тактичные гости сделали вид, что ничего не заметили. А любопытным Борис спокойно объяснил:
-Поклонники из больных своего врача не забывают.
А праздник удался на славу. Много пили, много ели. Много танцевали и ещё больше пели. Софью любили, многим она помогла советом и лечением. Коллега ей подарил свою книгу, где благодарил её за помощь в его научной работе. Праздник прошёл на высоком уровне, так почему же ночью она горько плакала в подушку?
Маленький Женя прекрасно закончил седьмой класс. Глеб получил приличный аттестат зрелости и, к удивлению родителей, твёрдо решил поступать именно в медицинский институт. А Женька отправился последний раз в пионерский лагерь. Внешне семья жила, как прежде, но супруги ощущали себя не лучше, чем на пороховой бочке. Борис боролся за жену из последних сил. Он окружил ее своей нежностью и вниманием. Он часто встречал её с работы, и они немного гуляли в парке. Он ходил с ней в театр, на концерты, в гости к друзьям. Она отвлекалась от своей мучительной страсти. И только она чуть-чуть оживала, а у Бориса появлялась какая-то надежда на сохранение семьи, как Софью где-нибудь перехватывал Павел Иосифович и напоминал о незабываемых мгновениях, говорил ей как он её любит, как о ней тоскует, как жалеет о безжалостно уходящем времени. У неё голова шла кругом, она уже точно ничего не соображала. Наконец, умница Глеб успешно сдал вступительные экзамены и поступил в институт. Можно передохнуть. Борис тут же увёз жену в Грозный к родителям в гости, надеясь оторвать её от соблазнителя.
У Павла кончилось терпение. Он подготовился к решительному разговору с Софьей, потому зашёл в поликлинику прямо с работы. С утра в Москве было холодно, а он немного простужен, и Павел облачился в драповое светлое жёлто- коричневое пальто, пришёл с тяжёлым набитым рабочими бумагами портфелем в руках. Он решил встретить её, но не встретил. Не видя её выходящей с работы, тут же выяснил в поликлинике, что она ушла в отпуск. Он помчался к ней домой и застал дома только Глеба. Глеб никогда не видел Павла, и потому простодушно рассказал ему, куда уехали папа с мамой. Не заходя домой, Павел бросился в аэропорт и через несколько часов рано утром уже был в Грозном. Зная фамилию и отчество Бориса, зная его возраст, он быстро вычислил возраст его родителей и через горсправку узнал их адрес. В Грозном было много теплее, чем в Москве, просто жарко. Люди там ходили в лёгких платьях и майках. А он парился в своём, модном на два размера большим, чем надо, драповом пальто. Обливаясь потом, он примчался к дому родителей Бориса и стал терпеливо наблюдать за подъездом, прячась за трансформаторной будкой. Люди, проходя мимо, подозрительно косились на него, недружелюбно ворчали. Он чувствовал себя неловко, смущался, но терпел. И наконец терпение его было вознаграждено. Из подъезда вышел Борис и отправился в булочную. Это означало только то, что адрес он получил точный. Павел стоял и ждал появления Софьи хоть в окне, но она не появлялась. Положение его было отчаянным, надвигалась ночь. И он решился пойти в милицию за помощью. Там он рассказал о своей любви всё без утайки и растопил суровое сердце пожилого дежурного милиционера. Тот нашел подходящую женщину-милиционера и придумал легенду, с какой та пойдёт в дом, и, зайдя в нужную квартиру, шепнёт Софье, что её ждёт на улице Павел. Всё шло гладко до тех пор, пока Соня не услышала волшебное имя Павел. Она встепенулась, вся засветилась, тут же бросилась к окну и увидела, что Павел под окном, подплясывая в своём чудовищном пальто, размахивает руками и портфелем.
Борис взъярился, собрался бежать, чтобы проучить нахала, но его мама твердо сказала:
-Отпусти её сынок, не держи. Видишь, что с ней творится. Ваши пути разошлись.
И Борис сник. Усталость согнула его спину и придавила плечи. Он тихо сказал жене:
-Я люблю тебя. Я хочу жить с тобой. Но если хочешь уйти, уходи. Я тебя больше не могу держать.
Не успел утихнуть голос мужа, как Софья выскочила из подъезда и с ходу бросилась на шею любимого. Через шесть часов они уже были в Москве в чужой маленькой квартирке, которую снял Павел. Софья не пошла домой. Она осталась с Павлом.
Борис гостил у родителей две недели, но не смог залечить свои душевные раны. Он страдал несказанно, пытался пить, но стало ещё хуже. К душевным страданиям добавлялись страдания от похмелья. И он смирился. В конце концов с ним остались его дети. Мало ли что бывает в жизни. Они жили одни, трое мужчин, в своей квартире больше месяца. Софья их ни разу не посетила. Как-то встретились в автобусе Борис с Софьей. Он поздоровался, она ему ответила. Помолчали, потому что говорить было не о чем.
-Как живёшь? – спросил он.
-Хорошо, - улыбнулась она.
-Как любится? – спросил он.
-Хорошо, - ответила она.
И всё. Ни слова о детях. Ни одного вопроса об их здоровье. И опять она пропала на месяц.
Вдруг Софья явилась в восемь часов вечера и сказала:
-Я не понимаю, почему ты живёшь в моей квартире, а я должна снимать какую-то халупу. Уходи немедленно.
-Куда? – потрясённо спросил Борис.
-А мне какое дело? Все порядочные мужчины, уходя из семьи ничего с собой не забирают. Всё остаётся жене и детям. Это моя квартира.
-И моя тоже. Я её получил на себя и на семью, - ещё сопротивлялся Борис, понимая что всё проиграл.
-Вот именно, на семью. Но Глеб вырос и скоро уйдёт, и ты уходи, - давила Софья взглядом и голосом.
-Куда уйдёт?! – совсем ошалел Борис.
-Он нашёл девочку с квартирой и собирается на ней жениться.
-Как жениться!?! Ему только восемнадцать! Он не может содержать семью!
-А как же я? Я никому не нужен?– закричал Женя и громко горько заплакал.
Борис схватил шапку, пальто и выбежал из квартиры. Навстречу ему шёл с чемоданом Павел. Вылетев на улицу, он понял, что идти ему некуда. Тогда взяв в ближайшем магазине две бутылки водки, он отправился в парк. По дороге выпил одну бутылку, но не опьянел. Ночь теплая, темная. Он неподвижно сидит на скамейке и перед глазами стоит заплаканное несчастное лицо Жени. Он слышит его отчаяный голос. А что он может сделать? Если бы остался, то точно убил бы её или Павла. Сыну было бы не легче.
-Бог отвёл. Бог есть. Спасибо тебе, господи, - громко сказал Борис и с чувством перекрестился, забыв, что всю жизнь был атеистом.
На душе у него полегчало. Есть тот, кому он не безразличен. Он простит его, помилует и спасёт. И пока есть Бог в душе, он не пропадёт. Сейчас всё не так, но он устроится и заберет к себе детей. Его давно приглашали работать в министерство, теперь он согласится. Он сам не заметил, как открыл вторую бутылку и начал потихоньку прихлёбывать тёплую противную жидкость. Он с отвращением глотал её и пьянел, думая о сыновьях. Было уже больше двенадцати ночи, когда к нему подошла девушка.
-Вам нельзя здесь сидеть. Вас могут убить или ограбить. Давайте я вас провожу домой.
-У меня нет дома, - с пьяным надрывом промолвил глубоко несчастный Борис.
Девушка не ушла. Она молча постояла рядом, сочувствуя пьяному. Потом сообразила спросить его:
-Хорошо, но где-то вы живёте?
-Я нигде не живу. Я даже не знаю, живу ли я, - заплетающимся языком сообщил ей непохожий на бомжа или бездомного алкоголика мужчина.
-Хотите, я вас возьму к себе?
-Хочу.
Она привела его домой в убогую квартирку. Вход в её комнату был через тесную кухню. На кухне сидели жалкие старички. Они мельком глянули на Бориса и отвернулись. Борис не владел своими ногами, но, как ему казалось, всё ясно видел и запоминал.
-Кто это? – спросил он девушку.
-Мои родители.
А потом он отрубился.
На утро он не помнил как разделся, как очутился в кровати. Она спала одетой в халат на маленьком диванчике рядом. Он изо всех сил пытался рассмотреть её, но глаза не фокусировались, голова разрывалась от боли. Он глухо застонал, неловко поворачиваясь на бок. Она сразу открыла глаза и села.
-Как вы себя чувствуете? Мне кажется, что у вас сильно болит голова. Хотите рассолу или водки?
-Я не знаю чего хочу, но мне сегодня надо быть на работе.
-Хорошо, начнём с рассола. Потом холодный душ. Потом я сварю кофе.
За два часа она поставила его на ноги. Накормила завтраком и дала денег на дорогу и на обед. Он попросился к ней жить. Она не отказала. После работы он пришёл домой, собрал свои личные вещи. Все его вещи, вместе с книгами по экономике, уместились в небольшом чемодане. Он взял свою сберкнижку, где лежало всего тридцать рублей. Дома был один Женя.
-Папа, у нас теперь живёт Павел. Он противный и злой. Придирался ко мне.
-Как придирался?
-Пришёл в комнату и сказал, что у меня всё в беспорядке. До двенадцати не давал спать, воспитывал. А мама молчит.
-Сыночек, прости, но я сам нигде не живу. У меня нет денег снять комнату. Скоро получу зарплату и всё устрою. Я заберу тебя. Ты мне очень нужен, сыночек.
Женя, как ласковый котёнок, прижался к отцу. Борис задохнулся от острой жалости и нежности к сыну. Он долго стоял, прижав к себе ребёнка, и нежно гладил его голову, худенькие плечики и спинку.
До зарплаты Борис жил у той девушки, которая привела его, пьяного, к себе в дом. О себе он ничего не говорил. Зато девушка поторопилась всё рассказать о себе. Оказалось, что зовут её Аллой. Она замужем, но муж в тюрьме за злостное хулиганство. Алла сказала, что он выпивоха. А когда напьётся пьяным, совсем дурной бывает и убить может.
-Я думала о счастье, а муж вон какой оказался, с бусырью. Я его сильно боялась. Выходит, и я не счастливая, - Алла смахнула со щеки крупную слезинку.
-Ты думаешь, что я несчастливый, - удивился Борис.
-А как же, - подтвердила прозорливая женщина и продолжила свой рассказ о себе.
Мужа она не любит, замуж вышла по глупости, но одумалась и давно уже подала документы на развод. Сама она работает в соседнем магазине в две смены. В тот день, когда они встретились, она работала во вторую смену и бежала домой через парк, так как через парк до дома ближе. Увидела на скамейке приличного человека и совершенно пьяного. Понаблюдала и видит, что он совсем в отключке и пожалела его. Она не сказала, что ей понравилось его холёное красивое лицо, красивая одежда, что он показался ей человеком не из этого мира. Она не сказала, что, когда он пришёл в себя, она просто влюбилась в него. Она решила удержать его рядом подольше, сколько сможет, любой ценой.
Борис был тронут бесхитростностью и открытостью этой доброй девочки. С каждым днём она нравилась ему всё больше и больше. Ни тени эгоизма, ни тени жадности или амбиций он в ней не заметил. Он получил зарплату и отдал ей половину за еду, за обслуживание и за угол в её комнате.
-За что так много?- потрясенно спросила Алла, увидав такое богатство в своих руках.
-За всё, что вы для меня делаете.
-Я для вас и без денег всё сделаю, поверьте мне, - прошептала она дрожа.
Он приобнял её, чтобы успокоить, а она обхватила его за шею и стала страстно целовать. Они не смогли остановиться. Не стоит судить их. Они оба свободны. Он ещё не старый мужчина, а она молодая красивая женщина. Какой здесь грех?
Борис перешёл на работу в министерство. Софья развелась с ним. Вскоре в министерстве его поставили на очередь по улучшению жилищных условий. Алла ничего не имела против того, чтобы Женя жил с ними. И Борис начал переговоры с Софьей.
-Боря, я мать и не отдам тебе сына. Ты просто не хочешь платить мне алименты. Это низко. Я от тебя этого не ожидала, - холодно заявила Софья.
-Я буду платить тебе алименты независимо от того, где будет жить Женя.
-Ты говорил, что у тебя плохие жилищные условия. Кстати, когда ты выпишешься из моей квартиры? Долго мне терпеть?
-Нет, недолго. Я скоро получу от работы новую квартиру. У Жени будет своя комната.
-Павел прав. Всё-таки ты берёшь Женю из корыстных целей. Ты хочешь иметь побольше квартиру. А я буду платить за лишнюю площадь. У меня и без того нищенская зарплата. Ты хочешь, чтобы я голодала,- заводилась бывшая жена.
-Но ведь Глеб прописан у тебя. Если хочешь, мы не будем выписывать Женю из твоей квартиры.
-Я не хочу жить одна, - вдруг заявила Софья.
-Соня, я тебя не понимаю. Ты сама ушла от меня. Или ты хочешь...
-Я не хочу жить с тобой! Я не могу! Но Павел не торопится жениться на мне, жалеет свою жену и сына. А кто меня пожалеет? Боречка, всё так запуталось, - вдруг всхлипнула Соня.
-Давай спросим Женю. Женя с кем ты хочешь жить?
-Не бросай меня, сыночек. Я без тебя пропаду, - зарыдала Софья.
-Папа, я люблю и тебя, и маму. Маму жалко, - тихо сказал Женя, размазывая по щекам слёзы.
Женя давно перестал уважать свою мать. Но он очень любил её. Он любил её за нежность и красоту. Правда, с ней что-то случилось, и она разлюбила его замечательного папу. Сын стал считать её слабой и очень несчастливой женщиной, и от этого любил и жалел её ещё больше, если только это возможно.
-Ну, хорошо. Женечка, если захочешь ко мне, скажи. Я тебя возьму в любое время. Соня, не надо плакать. Неужели ты не понимаешь, что сама рубишь концы? Ну не хочешь жить со мной, не любишь меня больше. Пусть так. Будем друзьями, мы всегда были друзьями. У нас же общие дети, - Борис потянулся к бывшей жене, желая обнять её, приласкать.
-Уходи! Не хочу тебя слушать! Как ты не понимаешь? У нас очень давно уже нет ничего общего! Ты приспособленец, и всегда был мне противен! - вдруг истерично завизжала Соня.
Борис, как ошпареный, выскочил на лестничную клетку. Он был потрясён до глубины души таким заявлением.
-Что такого я делал не так? Да, я любил её. Из-за неё я приспосабливался к жизни. Я жил как все. Я простой человек. А она? Двадцать лет жила со мной, оказывается я ей всегда был противен. Кто же приспособленец? Может и Алле я противен? Господи! Смилуйся, прости меня грешного и научи меня, - ещё раз к Богу обратился оскорблённый отчаявшийся мужчина.
Действительно, доброта имеет границы, а жестокость безгранична. Софью трясло от отвращения к Борису, к себе и ко всему миру. Мысленно она пыталась убедить себя в многогрешности своего мужа, хотя в жадности, расчётливости и наглости он ранее замечен не был. Ох и тошнёхонько ей! В каком совершенно не мыслимом положении она оказалась! Это она-то, уважаемый врач, жена заместителя директора завода, мать двоих сыновей, упала так низко. На неё показывают пальцем, с ней не здороваются. Соседи, сослуживцы и все знакомые сторонятся её. Друзья и те покинули её, или, что ещё хуже, смотрят не неё с сочувствием, как на тяжело больного человека.
-Я не псих! Я та же! Вы уважали меня. Вы говорили, что я мудрая. Вы помните? Забыли? Но я люблю. Это все вы, живущие без любви, достойны моего сочувствия. Вы, как животные, не понимаете и не знаете любви! Потому не переносите моего счастья! Если бы вы поняли, что такое любовь. Только любовь – нормальное состояние, необходимое для счастья каждому, вы бы не гнали её, как проказу. Мы были бы счастливы. Нет, я не сошла с ума, я из-за вас страдаю, - страстно говорила Софья, меряя шагами комнату. Слёзы ручьём текли по её щекам. Она, познав вкус любви, не могла больше жить без неё.
Павел Иосифович не хотел зла никому, особенно жене и сыну. Он жалел их, но себя он жалел ещё больше. Он привык заботиться о них, сейчас ему неловко, стыдно перед сыном. Он переживал не лучшие минуты и пытался позолотить горькую пилюлю, сообщая о своём желании развода.
-Павел, я понимаю тебя, сочувствую тебе. Ты здоров, нашёл любовь и счастлив. Ты можешь жить с ней. Зачем тебе формальный развод? У вас, наверное, не будет детей. Возраст не тот. А у меня с сыном единственное утешение, что мы тобой не брошены. У меня больше ничего нет. Ты помнишь, что я никогда тебе не мешала, ты всегда был свободен? Я никогда у тебя ничего не просила, а благодарила за то, что ты сам давал. Я прошу тебя первый раз в жизни и только ради сына. Сжалься над ним. Он ещё мальчик и так раним, подожди, ну совсем немного. Подожди до его совершеннолетия.
Она смотрела на него своими прекрасными глазами, из-за которых он когда-то сходил с ума. Она говорила тихим бархатным голосом, который он когда-то любил, и который умел в минуту развеять его огорчения. Его сердце ныло и страдало, но он хотел развода. Он мучительно любил своего мальчика, он жалел его, но больше всего на свете он хотел развода. Ему было нужно всеми способами привязать свою любовь, он не мог её потерять, он не мог жить без неё, страстной, доброй, ласковой и безумно жестокой. И набравши сил и дьявольского упрямства, он сказал:
-Прости, Лида, но лучше сразу отрезать и забыть боль, чем растягивать пытку на годы. Я ничего из дома не возьму, буду платить тебе алименты, как на двоих детей. Буду заботиться о вас, навещать вас, но мне нужна стабильность.
-Прости, Павел, но развода я тебе добровольно не дам. Придётся вам подождать моей смерти, - и Лида холодно улыбнулась в лицо опешевшему Павлу.
На первом судебном разбирательстве судья вынес решение об алиментах жене и сыну, а дело о разводе отложил на полгода. Исполнительный лист сразу был оправлен по месту работы Павла.
Совместная жизнь Павла и Софьи была усыпана розами с острыми шипами. Они слишком поздно встретились. Как говорилось раньше, прижимистый Павел не любил излишества на обеденном столе, а Софье нравилось всё самое лучшее и в большом количестве. Павел мог сколько угодно сотрясать воздух, доказывая пользу простой и дешёвой пищи. Софья в явочном порядке ставила его перед фактом, принося в дом дефицитные продукты, добытые с двойной переплатой. После изысканной трапезы она протягивала ладошку, в которой исчезали немалые суммы. На все речи об экономии она отвечала стандартно:
-Я привыкла жить так. Как зарабатывает деньги мужчина, меня никогда не интересовало. Тем более, что я тоже зарабатываю и не рассказываю тебе в красках как.
Павел не привык к тому, чтобы его принуждали к чему бы то ни было. Он пытался протестовать против деспотии Софьи. Даже несколько раз во время особенно яростных ссор уходил, громко хлопая дверью. Несколько дней они жили отдельно, но потом мирились и всё повторялось сначала. Но Павел не отступал. Он доказывал Соне необходимость аскетического образа жизни, а она в свою очередь убеждала в необходимости красивой приятной жизни. Мы живём один раз. Зачем себя мучить ограничениями? Любовь оказалась под угрозой бесславной смерти. Наконец, они оба опомнились. Софья умерила свои аппетиты, а Павел вкалывал по десять часов в сутки. Он отрабатывал полторы ставки в институте, читал лекции в обществе «Знание», писал статейки в журналы, набрал аспирантов, судил вольную борьбу на соревнованиях, да ещё вел в каком-то клубе секцию вольной борьбы. Но как ни старался, карманных денег не имел. Дома он не мог расслабиться, одохнуть по полной программе. Присутствие за обеденным столом двух парней, слишком похожих на Бориса, переполнили чашу его терпения. Софье он регулярно устраивал сцены по поводу разгильдяйства и полнейшей несобранности её детей. Напрасно. Не зря говорили, что она соответствует своему имени. Мудрая, как змея, она знала, что дети прекрасно учатся, вежливы и надолго не задержатся в её доме, и потому обижать или давить на детей она не позволит. Дети сначала жаловались отцу, потом перестали, потому что тот не вмешивался в воспитательный процесс. Павел тоже не лыком шит. Он постоянно твердил Соне о плохой спортивной форме ребят. Пусть Глеб уже потерян для спорта, но Женю необходимо устроить в самый лучший спортивный интернат для его же пользы. И Софья сдалась. Она любила всё самое лучшее.
Несчастный, совершенно не спортивный, по-девичьи пухленький сын амбициозной Софьи, Женька, оказался среди талантливых, целеустремлённых, жёстких спортсменов в интернате, где школьная общеобразовательная программа не являлась главной. За счёт ума и воспитания он полгода ещё как-то мог избегать стычек. Многим ребятам он был очень неприятен. Они с раннего детства пахали, как взрослые, чтобы попасть в этот интернат, а этот богатенький слабак без труда втёрся по блату! Тренеры гоняли слабого по полной программе, чтобы добиться необходимой формы. Его никто не жалел, да ведь и их никогда не жалели. Жалостью атлета не сделаешь. И однажды произошло то, что должно было произойти. Разволновавшийся будущий чемпион отделал Женьку так, что его с переломом руки и с сильными ушибами поместили в госпиталь. Гордый Женька попросил не сообщать маме. И тут началось! Некоторые недалёкие ребята, почувствовав безнаказанность, начали при случае издеваться над паршивой овцой в их стаде. Но у Женьки появились и друзья, которые уважали, защищали его и ввязывались в драки. Тут уж главный тренер вынужден был вызвать родителей, и Женьку отчислили за непригодность.
Софья не узнавала своего сына. У него появился жесткий насмешливый взгляд и готовность врезать любому обидчику. Даже Павел стал его немного бояться и больше не цеплялся со своими благими намерениями. За полгода жизни в интернате Женька сильно отстал от своих одноклассников. И только благодаря сформировавшимуся в суровых условиях жизни характеру ликвидировал отставание.
Глеб почти не появлялся у матери, он переехал к своей девушке. Свадьбу они отложили на год, пока невесте исполнится восемнадцать лет. Софья не хотела женитьбы сына. Она пыталась поговорить с сыном о рискованности раннего брака.
-Понимаешь, сыночек, она еще сама не знает, что ей надо. Она не созрела для любви. Вдруг у неё случится как у меня, - пыталась образумить сына Софья.
-У неё такого не случится. Она выходит замуж не потому, что хочет пристроиться, а потому, что любит меня. Мама, я никому не позволю разрушить мою семью, - резко ответил сын и жёстко посмотрел в глаза матери.
Софья вздрогнула от холода, который шёл от сына. С отцом у ребят сложились теплые, но не очень близкие отношения. Ребята никому не доверяли. Внешне Женя к отцу хорошо относился, но жить к нему не пошёл, объясняя свой отказ нежеланием менять школу.
Ребята нахлебались дружбы от отчима, от мачихи тоже не ждали добра.
Борис материально жил очень хорошо. Он полюбил Аллу и женился на ней. У него началась совсем другая жизнь. Он всё никак не мог привыкнуть к тому, что у него появилось много карманных денег. Алла не была транжиркой, но не жалела денег для мужа и его детей. Поэтому Глеб не испытывал нужды, и Женя не клянчил денег у матери на кино и мороженое, ему хватало на всё и на обед в столовой.
Прежние друзья пригласили Бориса на праздник с новой женой. Он не загордился и от друзей не отгородился своей новой престижной должностью. Он с радостью и удовольствием прибыл и пообщался со своими многолетними проверенными товарищами, жёны которых нашли у Аллы два нестерпимых недостатка. Она была кошмарно красива и неприлично молода. На её фоне они выглядели старыми грымзами. Ну скажите, пожалуйста, кому из женщин такое сравнение сильно понравится? Старый друг, по молчаливому согласию товарищей, был исключен из прежней тусовки.
Борис всё понял, не обиделся и не очень горевал. Ему тоже не совсем приятно напоминание о первой жене, о её безумной любви, и его страданиях. Вскоре Алла родила ему очаровательную дочку и он, получив в Черёмушках прекрасную квартиру, с женой и дочкой покинул квартиру тестя. В министерстве предлагали дачные участки и молодая жена упросила его не отказываться от дачи. Он построил тёплую дачу. Тесть с тёщей тут же переехали жить на дачу и с упоением возделывали свой огород. Приезжали в гости родители Бориса, и им настолько понравилась его новая семья, что они решили перебраться к сыну поближе в какой-нибудь подмосковный городок. Борис купил себе «Волгу», чтобы возить семью на дачу. Всё у него хорошо, только непроходящяя боль за сыновей выбелила его голову.
Женя сильно изменился за то время, что пробыл в интернате, он вырос и раздался в плечах, стал выглядеть старше своих лет. Теперь он занимался в секции самбо. Мать пыталась вмешаться в жизнь младшего сына.
-Зачем борьба? Лучше ходить на бальные танцы. Понимаешь, Женюля, это так престижно. Можно участвовать в соревнованиях. Ты так красиво умеешь двигаться, что быстро выдвинишься и будешь участвовать в международных конкурсах, - фантазировала Софья.
-Мама, сначала я хочу научиться защищать себя. Пляски от меня не уйдут. Какие наши годы, - мягко отвечал сын.
Но это случалось редко. Обычно Женя был суров, собран, сосредоточен, не позволял никому вмешиваться в его мысли и дела.
Время шло. Незаметно Женя закончил с отличием школу. Он во всём пошёл по стопам брата. Поступил в медицинский институт и, женившись в восемнадцать лет, навсегда ушёл из родительского дома. Ребята редко появлялись у матери и никогда не ездили к отцу. Когда Глеб закончил институт, он стал работать в городской больнице невропатологом. И тут началась пресловутая перестройка. Женя выжил только благодаря помощи отца. Глебу удалось как-то перебраться в платную поликлинику, но он едва сводил концы с концами. Несмотря ни на что, диплом получил и Женя. После этого братья решили убежать от голода в Канаду, но нужны были большие деньги. Тогда они потребовали у матери раздела квартиры. Она тщетно пыталась пристыдить детей, но ... выменяла себе двухкомнатную квартиру, а детям однокомнатную. Не задерживаясь ребята продали свою квартиру, заняли немного денег у отца и уехали навсегда из России. Борис тяжело перенёс отъезд сыновей, он понял, что потерял своих детей. Дети не простили своих родителей. Борис на нервной почве, с инфарктом попал в больницу.
А Софья была рада за себя и за детей. Ей нравилось то, что её дети будут жить за рубежом. Однако, её огорчало, что они не писали ей писем и очень редко звонили по телефону. Но с этим она смирилась, лишь бы дети были счастливы.
Её очень беспокоил Павел. Он много нервничал и было от чего. Быстро терялись заработки. Всем преподавателям платили гроши, журналы и клубы закрывались. Он больше не мог обеспечивать достойный уровень жизни ни Софье, ни своей бывшей семье. Он без всякого желания и действия со своей стороны вдруг оказался совсем в другой стране. Он видел тех же людей и те же дома, но ничего не узнавал. В том качестве, в котором он был нужен Советскому Союзу, он был не нужен России. Он не был готов к такому повороту своей судьбы. Нельзя сказать, что Павел не искал своего места. Он бегал, суетился, пытался встречаться с бывшими друзьями, но многие из них уехали за границу, а те, кто остался, также, как он, бестолково тыкались носами в пустоту. Его академические знания и опыт в спорте нигде не требовались. Охранным фирмам, появившимся в огромном количестве, как грибы после дождя, он не подходил ни по возрасту, ни по образованию. В торговле он ничего не понимал. Он сделал пару попыток и прогорел. Остался ничтожный заработок в институте. Постепенно Павел опускался, он перестал следить за собой, одежда и обувь потеряли свежесть. Он простужался, промокал, болел, кроме того, он стал по-немногу употреблять спиртное для согрева и часто со случайными собутыльниками. Ему было не до стихов и не до разговоров с женой. Мрачный, уставший он впадал то в тоску, то в ярость. Софья пыталась поддержать его, но не смогла. Она сама страдала от нищеты. Врачам платили мало и нерегулярно. Правда, время от времени ей кое-что перепадало от богатеньких больных. Это было унизительно, но она брала, когда давали.
Борис легче переносил разнос экономики. Жизнь Бориса была более менее стабильной. Прежде всего, он удержался в министерстве, потом разворотливые родители жены организовали на даче плодоовощную мини-ферму и «взяли на содержание» семью зятя и его, только что переехавших из Грозного, родителей. Да и в новой семье он нашёл понимание и поддержку, несмотря на разницу в возрасте и социальном положении. Сильно тосковал Борис о сыновьях. Утешало его то, что они не потерялись на чужбине. Быстро, с первого захода, сдали положенные квалификационные экзамены и нашли место работы. Их жёны тоже сразу нашли себе работу. Денег на жизнь им хватало.
Прошло пять лет. За это время и Софья, и Борис совершенно потеряли друг друга из вида и много чего пережили в своих раздельных жизнях. И однажды Софья нашла Бориса на работе. Её трудно было узнать. Без косметики, кое-как одетая, она выглядела безумной.
-Боря, Боренька, ты у меня единственная надежда. Умоляю помоги! У Павла белокровие! Мне нужны деньги, – с надрывом сообщила она.
-И тебе не противно просить у меня помощь? – неудержался от сарказма Борис.
-Господи! О чём ты вспоминаешь?! Ну, мы ссорились. Но когда это было?! Ты добрый, ты порядочный. Я тебя умоляю. У Павла рак, ты понимаешь? После химиотерапии ему нужно усиленное питание. А я не могу купить ему даже морковки. Хочешь, я на колени перед тобой встану? Я просила детей, но они прислали сто долларов и написали, что это только для меня.
-Прости их. Они пока немного зарабатывают.
-Они жестокие, не знаю в кого у них такая чёрствая душа.
-Это по-молодости. Прости их. Я немного помогу тебе, - медленно сказал Борис и усмехнулся.
-Спасибо, - сказала Софья и протянула руку, как за подаянием.
Он быстро достал кошелёк и отдал ей всё, что у него было в кошельке.
-Я достану денег для тебя. Ты не беспокойся, я буду помогать, - сказал Борис.
Нет, он больше не любил эту жалкую, жестокую женщину. Нет, он не жалел Павла, который предал всё и вся, во имя себя и своего счастья. Но он христианин, он не позволит себе оттолкнуть руку просящего. Алла же, не рассуждая, набрала целую сумку продуктов из пайка, что принёс из министерства Борис и просто сказала:
-Давай съездим и отвезём. Иначе мы не будем себя уважать. А я, так вообще, не обижена. Я должна всю жизнь благодарить Соню за тебя.
-Честно говоря, я никогда не был так счастлив и спокоен, как с тобой. Выходит и я должен её благодарить, - криво улыбнулся Борис.
Что ни делала для Павла Софья, спасти ей его не удалось. Он быстро умер. Убитая горем Соня хоронила его одна. Сын Павла, Фёдор, пришёл на кладбище попрощаться с отцом и, не взглянув на Соню, быстро ушёл. Дети Сони никак не отреагировали на смерть отчима. Они давно выкинули его из своей жизни. Жена Павла, Лида, оказавшись без поддержки мужа, была на грани голодной смерти. Сын, закончив институт, стал инженером. Зарплата его была так мала, а мамины лекарства так дороги, что и его обед часто становился мнимым. Но Лиде повезло, врачи пожалели её, сделали ей третью группу инвалидности, а друзья устроили на работу. Лида пережила Павла на полгода.
Софья, оставшись одна, жила замкнуто на свою ничтожную пенсию. Говорили, что она ездила к детям в Канаду. Но там она не удержалась, быстро вернулась, а через месяц у неё случился инсульт, после которого она через год умерла, на два года пережив своего любимого. Все хлопоты по похоронам взял на себя Борис. Из детей на похороны матери приезжал только Глеб.
Март 2006 год.