... и песок, песок...
Небо, солнце и песок.
Он с небольшой лопаткой роется в скифском захоронении - вспоминает.
Дерево. Откуда здесь взяться дереву? Ах да, дерево...
Монеты, чаши, останки...
Это могла быть жена скифского предводителя. Вот она сжимает могучее мертвое тело своего властелина крепкими объятиями.
Песок...
... Анна бежит по берегу укромного озера. Он услышал ее издали, представив ее смоляные волосы. Или это та далекая и незнакомая скифянка, которую сегодня он открыл?
... - Пустите! Пустите меня к нему! О небо! Зачем ты допустило это? Разве мои ласки были напрасны? Разве я была нелюбимой? Вернись ко мне! Вернись или возьми к себе!..
Не Анна... Пощечина! Еще одна. Другая Женщина. Лицо, искаженное от гнева.
- Подлец! Ты всю жизнь обманывал меня! Ты не видишь и не признаешь никого, кроме себя и своей грошовой работы. Я устала от этих бесконечных командировок, от телефонных "задержусь", от всего. Я нена...
Песок, песок времени...
... Немец навалился на него всей тяжестью, придавливая к земле и стремясь во что бы то ни стало задушить.
Как могут звать немца? Ганс? Юрген? Нет, - Вольфганг! Вольфганг Кюммель. Да, наверно, так.
Вольфганг Кюммель - неуклюжий детина с толстыми бицепсами, сын бременского колбасника, с утра до вечера торчащий в лавке отца. Иногда поздним вечером он получает побои от своего папаши, почтенного бюргера, который, недосчитавшись нескольких пфеннингов с выручки, натрескается пива. Марта, почти невестой, сбежала со штурмовиком. Тоска и лавка...
На Восточном с первого дня. Солдату фюрера должна сопутствовать удача.
... Какие противные и грязные пальцы на горле! Нет, Вольфганг, шалишь! Катись колбаской! Ваших нет!
Анна... Качели в тополиной роще. Ее лицо. Веснушки, которые он любил перецеловывать. Ты такая маленькая и далекая, как будто звездочка.
А может быть, это рысь в ТОМ лесу? Испуганным зверьком, он не мог сделать даже бессознательное - отпрыгнуть в сторону или закрыть лицо руками. Если бы не дед Матвей, вовремя разрядивший ружье!..
- Повезло тебе, малец! Долго жить будешь!..
Дед Матвей - лесничий, кряжистый мужичок, живущий в лесу совсем один. Когда-то у него была жена. Был и сын - погиб на войне.
Они сидят в Матвеевой сторожке. Пахнет смолою и лыком. Нет телевизора, нет ванной. Тихо и опрятно. Дед хвалится удачным выстрелом, причмокивая солеными губами, и демонстрирует тушу убитого зверя.
... дерево...
... письмо...
... мальчик...
... рысь...
Дед Матвей: - Да... вот такой же он был, как ты. Добровольцем пошел. На заводе бронь была - отказался. Говорят, в окопе нашли. Фрица душил, да, видать, взрывом обоих накрыло...
Другая Женщина. Их первая экспедиция. Привал возле реки. Небольшой костер. Печеная картошка, обжигающая руки. Встречные взгляды. Разговор о пустяках : копаться в курганах, искать черепки в песке. Руки соединяются.
С ней же через год : - ... вижу тебя, я ненавижу тебя, я нена...
Анна... Утро только начинается. Она просыпается с улыбкой. Он - рядом. И этот мальчик тоже. Как похож на Анну!
Это сон?..
Он - дед Матвей. Только что почтальонша Клава принесла похоронку. "Ваш сын, Егоров Иван Матвеевич..." Ванюшкина фотография на стене... Как же так? Как теперь жить-то?.. Он сжимает ружье. Стрелять! Стрелять! Будь же ты...
... и песок. Спустилась ночь. Глаза слипаются от невыносимой усталости. Он и скифянка, которую только что принесли в жертву рядом с ее убитым мужем.
Он - ее муж. Тело исполосано глубокими ранами. Ее убили ради него. Была охота на вепря, любимая. Моя последняя охота.
- ... проклята, жизнь! Ванюшка! Один я, как перст, остался. Да на кой ляд мне эти звери потребны, ежели тебя нету, Ванечка мой! Сынок!..
Он - убитая рысь. Пуля не остановила жизнь до самого конца. Еще где-то бьется последняя жилка, доживает остаток убитой природы. Стекленеют глаза, холодеет тело, замирает сердце...
Песок времени. Письмо... Прошла вечность?
Зачем он прочитал его, чужое? Кто-то ждал и высчитывал дни. Кто-то надеялся получить и прочитать. Он порвал его на мелкие куски и стал кататься по армейской почтовой сумке, хохоча, как сумасшедший, коротким нервным смехом. Письмо Алешке...
Зачем он придумал, что это письмо от Анны?
... Алешка в гробу. Маленький старичок, уставший и спящий. Что он открыл нового для себя? Та же улыбка. Та же долгая пауза. Разве могут быть исключения для мертвого? Вот он и увидел наконец глубокое, высокое, далекое...
... порвать письмо...
... похоронить Анну...
... дерево...
... спать...
Анна и он. Восемнадцать дней дождя и падающих листьев. Ее улыбка. Смешные губы в сметане. Ее слова : "Я люблю Алексея". Прошло мгновение?
... и песок.
Ему хочется разбежаться, прыгнуть с откоса и лететь. Но он совсем голый, будто только что родился. Маленький, кричащий комочек, не умеющий сосать грудь.
... Анна и Алешка на свадебной фотографии. Странно... Разве они не попали в аварию? Он сам хоронил их. Некролог в газете. Слезы на кладбище. Две могилы. А может быть, они умерли только для него? Когда?..
Когда вепрь разодрал вождя...
Когда живьем захоронили скифянку...
Когда Кюммель повалился набок...
Когда пришла похоронка...
Когда прыгнула рысь...
Когда выстрелил лесничий...
Когда разорвал письмо...
Когда потерял Анну...
Когда разбилась машина...
КОГДА ПАДАЛО ДЕРЕВО...
Когда падало дерево, вокруг стоял невообразимый гул. Казалось, все тайные земные силы вырывались наружу из цепкого объятия материи. Кто-то громко кричал : "Береги-и-ись!"
Падающее дерево, многолетнее и крепкое, срубленное под корень - человеком ли, молнией, все равно, - со свистом летит вниз, разрывая воздух. А внизу - маленькое беззащитное тельце.
... и это "Береги-и-ись!" А может быть, он спас своего сына?
Мальчик... Интересно, жив ли он? Пусть будет жив! Так угодно природе. Так угодно ему...
Доктор торопливо вышел из операционной, сжимая и разжимая пальцы рук.
По коридору взволнованно ходила женщина. "Вероятно, жена", - подумал он.
Ей не больше тридцати пяти. В свое время наверняка была хороша. На лице следы бессонной ночи. Длинные волосы растрепались. В глазах немой вопрос.
- Я к больному Р., - еле пролепетала тридцатипятилетняя. - Он будет жить, доктор?..
- Мы сделали все, что могли... - проговорил он, не отводя глаз, и вдруг неожиданно спросил: - Простите, вас, кажется, зовут Анна? Вы его жена?
- Я - мать ребенка, которого он... Меня зовут Анна Константиновна.
- Да-да... - заторопился доктор. - Как себя чувствует ваш сын?
- Спасибо, он здоров. Понимаете, такое потрясение... Но, доктор, вы не сказали, будет ли жить Р.? Неужели нет никакой надежды?
- Не волнуйтесь, Анна Константиновна. Идите домой. Будем надеяться. Все будет хорошо.
- Благодарю вас, доктор, благодарю, - она посмотрела на него заплаканными глазами. - Это такое счастье, такое счастье...
Приложив платок к глазам и некрасиво мотая головой, она заспешила.
Доктор прошел в свой кабинет, где увидел медсестру с цветами и вазой.
- Анечка? Вы еще здесь? Домой не идете?
- Сегодня нет, Алексей Николаевич... Вам цветы...
- Мне? От кого?
- От той, что ждала в коридоре.
- А-а... Спасибо. Но лучше возьмите их себе.
- Ну что вы, Алексей Николаевич, - смутилась медсестра, невольно прижимая букет к себе.
- Берите, берите... А что это вы читаете? - спросил доктор, скосив взгляд на завернутую в газету книгу.
- Это Вольфганг Кюммель. Не читали?
- Н-нет, не приходилось.
Он подошел к телефону и набрал домашний номер.
- Аллo! Анна, это я... Был тяжелый случай. Да... Только что... Упало дерево... Нет, ребенок жив, а вот сам он... Не знаю, но положение трудное. Сам не пойму, у меня такое странное ощущение, что я его где-то встречал... Да, бывает... Нервишки пошаливают... Ну, скоро буду...
Кивнув медсестре, Алексей Николаевич быстро спустился на улицу. Было сыро, неприятно моросило. Поеживаясь, он поднял воротник, торопливо открыл дверь машины и завел мотор. Дворнички заедали. Он чертыхнулся и вышел протереть губкой лобовое стекло. Оно высоко запело и заиграло.
Алексей Николаевич неожиданно остановился как вкопанный.
Вспомнил...