Очнувшись, он подумал о том, что очнулся. Было темно, холодно и совсем не похоже на кровать. Еще было жёстко и в одежде. Он попробовал подняться, но грубые армейские ботинки, вольготно расположившиеся на его волосатых ногах, примерзли к земле. Не особо удивляясь и не особо понимая, также, не особо представляя, что все это может значить, он непослушными, видимо, от холода пальцами стал медленно, но уверенно расшнуровывать обувь. Проделав эту трудновыполнимую операцию, он встал на ноги и вспомнил, что его зовут Максим. Это отчасти неожиданное открытие довольно сильно обрадовало его – не Гаврош там какой-нибудь или того хуже какой-нибудь Анисий, а Максим. Максим – это звучит гордо, почти также гордо, как Человек. А, может быть даже и горже? Задумавшись над этим вопросом, Максим на время забыл о странной темно-холодной реальности и погрузился в пространную полемику с самим собой, что последнее время случалось с ним достаточно часто. От этого занятия его оторвали ступни ног, начавшие неумолимо замерзать. Чтоб воспрепятствовать такому хреноватому повороту событий Максим попробовал отодрать прилипшие ботинки, но не тут то было – примерзли намертво. Тогда он решил установить свое месторасположение, что представлялось сложной задачей, поскольку было темно. Не совершенно темно, но довольно темно – разглядеть те же ботинки, было трудновато.
Максим огляделся. Над головой было звездное небо, под ногами земля, местами покрытая пожухлой осенней травой, по сторонам, насколько было видно, располагалась пустота. «Видимо, я на каком то поле» – решил Максим. «Похоже, я вчера вновь нажрался до бесчувствия и пьяные ноги сами понесли меня неведомо куда» – подумал Максим. «Ага, а чья тогда на мне одежда?» – удивился Максим. Кроме примерзших ботинок, его гардероб на данный момент состоял из черного джинсового костюма и синей футболки. Такую хрень Максим не носил со школьных времен. «Видимо, бухал на какой то тусе, а затем по ошибке надел чужую одежду и прибрел на это поле» – решил Максим. Версия происходящего была вполне стройной и реальной. Ничего удивительного в этом не было, Максим знал, что по пьяни он способен на самые идиотские поступки, как, впрочем, и большинство его сверстников.
От размышлений вновь оторвали замерзающие ноги. Дабы более не подвергать свой организм такому насилию Максим начал движение. В какую сторону идти он покамест не представлял, поскольку окружающую местность не узнал, посему шел куда глаза глядят. Какая то, еще неосознанная мысль не давала ему покоя. Максим начал рыться в себе. «Так, по порядку. Где бухал, не помню – не удивительно, часто случается. Чужая одежда – из той же серии. Поле… Так, горячо. Как попал на поле? Не помню, что также не удивительно. Чем же тогда меня смущает в этом поле?» Максим посмотрел под ноги. Та же мерзлая земля, желтые трупики еще недавно зеленых травинок…
Огненная стрела пронзила мозг, и неосознанная мысль выплыла наружу и оформилась самым явным образом. Вчера было лето! Середина июля. В этом Максим был уверен. А судя по состоянию земли, сейчас в лучшем случае начало ноября. Что же, получается он провалялся на этом гребанном поле четыре месяца?! Эта идея представлялась совершенно дикой, в пух и в прах разрушала предыдущую стройную версию по поводу случившегося.
Загадка представлялась совершенно неразрешимой, по крайней мере на данный момент. Ко всему прочему теперь Максим не был уверен, что находится недалеко от городка, в котором имел счастье обитать, поэтому он просто решил добраться до ближайшего населенного пункта и по возможности разъяснить сложившуюся фантасмагорическую ситуацию.
Максим шел, а день постепенно начинался, как и всегда. Осеннее солнце лениво и нехотя выбиралась из-за воображаемой линии. Его косые лучи мягко стелились по прозрачной влаге покрывавшей воспоминания о лете. Где-то закуковало. Максим стал считать. На второй сотне сбился. А куковалово продолжалось. Максим подозревал, что он бессмертен и сейчас природа вновь указывала на это своим беспощадным перстом. От такого знания бывало страшно просыпаться.
Он шел и ноги уже не мерзли, и поле вокруг простиралось, и лесок был неподалеку, и он в первый раз это все видел. И не понимал ничего. И это непонимание не напрягало его, а, как ни парадоксально, веселило. И его веселило, что непонимание его веселило. И это было здо’рово, но, наверное, не здоро’во. Но и это не напрягало Максима. Ничто не напрягало. (пс).