Она открыла Берлин. Для себя.
Я стряхнула пепел в чашку с последним в доме кофе. Раскрошила пряники.
Закат лопнул, как глаз от рентгена. Звонил телефон длинными скучными всхлипами. Межгород. Межмирье.
Она открыла для своего недоступного таланта другую страну.
Я смотрела в полутьме больными глазами в цвет собственных ладоней и злилась. В ярости билась со шкафом-купе. Выбрасывая поочередно все ее трусики, футболочки оставшиеся на память, на кислую суть. Говоря про себя встревоженную, на нее непохожую: «мое...твое... мое...»
Вернуть тебе все.
А день дарил. Не хотелось смотреть между ресниц и кричать.
Хотелось: выбрасывать хлопья немецких статей, ворованных промышленных журналов.
Для кого ты меня предала?
Телефон звонил. Берлином шпарилась, я трусливо крошила загранконверты, загранпаспорта. Раздирая в клочья кофты, свитера, наждачные выемки за ушами к шее вниз трогала. Темным графитом выстраивая из клеточек графики своих себя посещений. Залезла с ногами/руками в маленькую стеклянную чернильницу. Заперлась, с надеждой закрыла глаза.
Ты вернулась. Ты сидела на диване раскаявшись. На коленях с хрустом разложила прозрачный пакет.
Ты пахла глаголами прошедшего времени и была иностранкою. Я катала по нёбу табак, впадая в альянс.
Ты открыла Берлин. Подарила очередной немецкий парфюм. Я не стала стряхивать. Допила последний в доме горячий чай. Слушая затяжки собственных недр. Смущаясь от акцентов. Топорщилась в углу накрахмаленным к празднику воротником, девственным мальчиком.
Ты сказала: «Я приехала в гости... у нас там сыро, промозгло, болезненно.»
Поцеловала разгоряченный лоб. Просыпала на пол и марки и еврики.
Ты сказала: « Закрой за мной дверь!... У меня на завтра вылет.»
Она открыла Берлин. Для себя.
Я долго ждала....