Перестройка и ускорение, версия Коноваловых

Галина Викторова
Перестройку дачи Коноваловы затеяли как раз в то лето, когда родился Васёк.

Точнее, появление этого маленького чудовища ожидалось с секунды на секунду, и потому Машка-мамашка сидела в городе, не унося брыкающийся и ходящий ходуном живот далеко от телефона с ноль-три.
Светлана Игоревна, бабушка в ближайшей экстраполяции, ходила за невесткой по пятам, научно контролируя процессы: дозированно, сверяясь с литературой, вводила в Машкин пузатый организм калории, микроэлементы и витамины, выгуливала его, облучая солнечным ультрафиолетом и ингалируя послегрозовым озоном. Кажется, даже классической музыкой обрабатывала, Бетховеном и Вивальди, не менее раза в сутки.
Словом, Машке я не завидовала.

Надвигающийся демографический кризис мобилизовал Коноваловское семейство заняться, наконец, давно запланированным расширением дачных площадей.

Садовый участок семья получила давно, в мирные, социалистические годы, когда Светлана Игоревна и Сергей Юрьевич были еще Светиком и Серегой, а Машкин будущий супруг ходил в детсад «Колокольчик», пел там про «картошку-тошку-тошку» и тщетно пытался уклоняться от обязательного рыбьего жира.

Тогда казалось, что главное – комплект солнца-речки-леса, жить можно в палатке, и домушка на две раскладушки поначалу даже смущала своей барской, неприличной роскошью.
Поначалу.
Через год увеличили кухню. Потом оказалось, что Андрюша подрос, а родители как-то еще не состарились, и стало понятно, что нужна вторая спальня. Потом пристроили прихожую. Потом еще раз увеличили кухню, превратив ее в столовую. Потом…

А надо сказать, что те времена застойные, теперь почти былинные, стройматериалы добывали, как алмазы из кимберлитовой трубки – и потому в ход шло все: от старых ящиков до пришедшей в негодность мебели.
В результате дача напоминала комплект плохо подогнанных друг к другу спичечных коробков: разновысокая, разнофактурная, с разномастными окнами и косым крылечком.
При этом замечательная постройка уже занимала пол-участка, и расширять эту хоромину можно было только ввысь. Что, впрочем, неудивительно при площади земельного надела в три сотки. О чем думали господа наверху, когда нарезали этакие клочки? Не дай бог, профессура будет растить картоху не только для собственного прокорма, но и на продажу? Академик, торгующий бульбой на рынке – какой конфуз для развитого социализма…

И вот вязким, неподвижным июльским вечером в дачный кооператив «Физик-теоретик-75» съехались все мужчины семьи Коноваловых.
В количестве четырех штук.
А именно – сам Сергей Юрьевич при профессорской бородке и спадающих очках.
Андрей Сергеич, Машкин муж, ростом в два метра, что архиважно при обшивке потолков.
Два его двоюродных братца - Петюня, тоже физик-теоретик, но больше – бард и байдарочник, этот привез с собой гитару и рюкзак пива. И Олег, личность серьезная и рукастая, в багаже которого погромыхивали всяческие инструменты, в том числе хитрый и чрезвычайно тяжелый рубанок.
Меня же к этой компании приставили в качестве кухарки и прислуги за всё.

В первый вечер, конечно же, ничего не строили. Нанизали шашлычок, выпили «за встречу», «за удачу», «за Манюху», «за женщин» и особо – «за отсутствие наличия дождя», залакировали выпитое петюниным пивом и под нестройное «окрасился месяц багрянцем…» разошлись баиньки, договорившись непременно, стопроцентно, железобетонно встать на зорьке, з петухами.

Зорька оказалась у всех разная.
Меня снесло с кровати часов в пять, накормить четырех человек завтраком – это вам не шутка. Тем более что мой опыт по откорму мужиков ограничивался Редом (Редриком Шухартом, если точно), господином, конечно, умнейшим, кровей дворянских, но в еде довольно непривередливым.

К шести утра от липких простыней и раскаленных подушек оторвались Олег и Сергей Юрьевич. Наскоро срубали макароны по-флотски. И начали бегать вокруг дачи, растягивая рулетку то по вертикали, то по горизонтали и что-то наперебой карябая на клочках бумаги.
Ред изо всех сил помогал: скакал, пытаясь зацапать пастью ленту рулетки, тырил записи и карандаши и потом дразнился ими с безопасного расстояния.

Было очевидно, что прежде, чем разбирать старую крышу, нужно тщательно подготовиться к работе: напилить то, что можно предварительно напилить, сколотить всё, что можно сколотить заранее, чтобы в незащищенном обескрышенном состоянии домик стоял как можно меньше.
Список на листках у Сергея Юрьича уже состоял из восемнадцати пунктов, а дотошный Олег все диктовал: «Нарезать квадратики из старого линолеума: будем использовать как прокладки при креплении шифера. Дальше. Какой там пункт? Двадцатый? Угу. Значит, двадцать: подготовить рубероид и полиэтилен на случай дождя…»

Часов в девять, скребя кучерявую бороду и драматически зевая, на солнышко выбрался Петюня. И тут же был отослан в город, так как выяснилось, что – естественно! - нет как раз тех гвоздей, которые нужнее всего.

К десяти часам, когда солнце уже пекло немилосердно, процесс планирования был окончен. Число намеченных мероприятий подвалило к пятидесяти. Олег с Сергеем Юрьичем утирали пот, просматривали записи, кивали - с таким удовлетворенным видом, словно большая часть работы сделана и остались так, несущественные мелочи.
Можно было переходить к непосредственно пилам и молоткам, но перед этим решили сгонять до речки.
Очередной раз попробовали разбудить Андрея, услышали нечто среднее между «щща встаю» и «пошли вы на», закрыли дом и ушли.

Э-эх…
Рассказать вам, как купаются на Волге, да на песчаном плесе, на мелководье? Да в июльскую чумовую жару, когда в реку хочется накидать кубиков льда из всех холодильников мира? Да с одурелым от счастья полугодовалым щеном, впервые увидевшим столько воды?
Нет.
Не буду я об этом рассказывать, иначе у вас скиснут лица от зависти, да и сама я впаду в безнадежную ностальгию – ибо нет уже того пляжа, есть каменный забор, глухой и давящий, а за ним виднеется самодовольный мухомор новорусского особняка.
Многого уже нет.
Проехали.

О чем мы говорили, возвращаясь с речки? О чем-то ведь говорили… не вспомню. Память сохранила только момент шока - когда Олег взвыл на зависть Тразану и побежал вперед, а Сергей Юрьевич замер на полушаге и схватился за сердце.
Мы с Редом забуксовали: пес рвался вслед за Олегом, а я, недоуменно блея «что случи… что тако… Сергей Ю… вам пло…?», топталась на месте.
Наконец я догадалась проследить за взглядом Сергея Юрьевича, туда, где над кронами яблонь виднелась крыша дачи. А на крыше…
На крыше Андрей снимал шифер.

- А чего тянуть? – отругивался он позже, - За целое утро ничего не сделано! Все купаются, развлекаются, а дела-то стоят, время уходит!
- Андрей, но нам же пока нечем закрывать дом, ничего же не готово, неужели ты не понимаешь? – стонал напившийся корвалола Сергей Юрьич.
О существовании Олега напоминал только звук рубанка: он ушел «дабы не пролить чьей-то бесполезной крови».

К обеду приехал Петюня, и выяснилось, что гвозди он оставил в гараже, а привез только ящик пива. И замечательную воблу, нет, вы посмотрите какую воблу! Янтарь, янтарь, а не рыба!
К счастью, корвалола было много.

А в третьем часу ночи на мою раскладушку закапало с потолка, получите и распишитесь: величественный, монолитный, неодолимый летний ливень. Теплая водяная стена с хохотом навалилась на нашу дырявую крышу, радостно устремляя струйки и потоки в самые уязвимые места. Единственным фантастическим исключением было лежбище Андрея. Он так и проспал всю суету с тряпками, ведрами и кастрюлями, сладко и невинно продрых, и поутру с недоумением всматривался в наши злые сонные лица.

Следующие три дня прошли как в тумане.
Были нескончаемые тарелки, стаканы, ложки и ужасные алюминиевые кастрюли с чем-то пригоревшим, неотскребаемым, гадко и остро пахнущим. Был стук молотков в пять утра и чуть позже - непечатно ругающиеся соседи. Было много песен по вечерам и звезды величиной с кулак прямо над носом. Был Ред, сожравший записки с расчетами. Был Петюня, наступивший на гвоздь и потому скорбно пролежавший два дня в тенечке. С гитарой и пивом, само собой. Были стропила, шифер, занозы и потерянный безвозвратно прибор под названием уровень.

И был звонок из города.
Вечером, почти ночью, уже после ужина. Звонок. Колокольный звон. Набат. Выстрел Авроры.
Роддом № 4, три восемьсот, пятьдесят четыре сантиметра. Васька.

Рассказать вам, как я везла собаку и поющих во весь голос «Мы красные кавалеристы! И! Про! Нас!» мужиков мимо поста ГАИ? И какое печальное лицо было у инспектора, когда выяснилось, что права и документы меня в порядке, а сама я трезва аки стекло?
А про танец маленьких лебедей (лебедь бородатый, лебедь хромой, двухметровый лебедь и лебедь лысый) под окнами роддома?
Нет. Не буду я об этом рассказывать. Только улыбнусь глупо, вспоминая.
Есть вещи, которые фиг расскажешь, товарищи...