Каловое зодчество

Владимир Усатов
А Иннокентий Петрович писал НИР.
Вы не знаете что такое НИР? Очень напрасно.
Это вам не какой-нибудь скучный анекдот про область паха, и даже не сказка про глупого буратинку…
Нет! Это полноценная научно-исследовательская работа!
Ага. И, что характерно, почти все работы Иннокентия Петровича, с пахом, как правило, были не связанны, во всяком случае, напрямую. А связаны они были скорее с загадочными прохождениями всяких сигналов в плотных слоях атмосферы, с космическими перспективами и прочими вещами непонятными среднестатистическому человеку, даже если он вовремя проходит диспансеризацию, и настойчиво подвергает исследованию свои мочу и кал.
Вы скажете – ХА! Как, какой-то, пусть даже свежий на вид кал, может быть связан с космическими перспективами и тем более с НИРами выдающегося Иннокентия Петровича? Не торопитесь…

Решительно распахнулась дверь, и на пороге возникла Варварстепанна, партийная кличка – «Сиси к бою!»
- Всем сидеть! Собираем по пятьдесят рублей! У Придатка из девятого отдела ДР!
- Опять! – возмутился старлей Вова, - Он обнаглел! Это будет повторяться из года в год? Я бы вообще постеснялся рождаться с такой фамилией!
- Не паясничайте! Вы живете в коллективе! Как бактерия в благотворной среде! – Варварстепанна вскинула вверх палец, и мощные сиси, закачались на волнах грандиозного тела. Все с интересом оторвались от работы, – Так будьте благодарны среде за это! Давайте деньги! – она уперла перст в Вову.
- Чего? – сглотнул тот, поддавшись общему гипнозу.
- Вы плохо слышите?
- Я глухой как слепая кишка. Увольте меня по здоровью. Я хочу полноценно питаться.
- Кто вам не дает питаться?
- Вы! Как только я накоплю пятьдесят рублей, в надежде съесть что-нибудь калорийное, появляетесь вы, со своими Придатками… отпустите меня на гражданку…
- Что вы там будете делать?
- Сырки плавить!… Кто-то же должен…
- Все! Хватит паясничать! Деньги быстро! У меня еще три отдела!… Так, Гулькин, а вам особое приглашение нужно? На ДР товарищу сдаем, чего мы такие кислые?!
Гулькин грустно смотрел на мощные сиси.
- Я скорблю…
- Скорблять нужно вовремя! Гоните деньги! – Варварстепанна постучала ногой по столу, - Алё! Я долго буду ждать?!
- Не трогайте меня ногами. У меня с утра не было женщины. Я от этого нервничаю… Вам бы очень пошла фашистская форма, и плетка…
- Фашисты по сравнению со мной – маленькие розовые дети с пушком на попе! Гоните я сказала!

Иннокентий Петрович отдал деньги безропотно, досадуя, что его отвлекают именно в тот момент, когда забрезжила призрачная мысль.

После уходы Варварстепанны рабочая обстановка была порушена. Гулькин неистовствовал:
- Каааакие БАЛЯСИНЫ, господа! Это вам не это!… Какой шедевр народного зодчества! А?! Я бы не смог ТАКОЕ носить! Точно! Это же перелом позвоночника! Богиня! Колхозница с незабвенной скульптурной композиции!
- Поручик вы перевозбудились! Вдох – выдох, ать-два! Какой-то вы сегодня…, что произошло? Трагедия? Вы бухали? – заботливо спросил Вова.
- О друг Горацио! – горько вздохнул Гулькин, - Бухали мы давно. Позавчера. Но карты так, увы, сложились… что… прямо со вчерашнего утра… - он пощелкал пальцами ловя рифму.
- Вы пошло натощак опохмелились? – предположил Вова, - Это по-гусарски!… Вы плохо кончите! Я всегда говорил, что опохмеляться надо тонко. Во первых нужно принять уютную горизонталь. Это главное. Телик желательно включить, для фона. В одну руку берете бутер с колбасыром или на худой конец с икром и маслой. В другую прохладный бокал с пивасом... и что б лежать и смотреть лениво сквозь его причудливые янтарные переливы... на жисть... смотреть и думать... ни-о-чем... Только тогда в мясе головы начнутся благотворные лекарственные процессы и наступит всеобщая гармония частей организма… А вы? Я вас умоляю - сдайте свою печень в кунсткамеру и не переводите алкоголь! Его и так постоянно не хватает!… Правильно я говорю Петрович?
- А? – Иннокентий Петрович с трудом оторвался от захватывающих модуляций.
- Я спрашиваю – кому некролог пишите?
- Некролог?
- Какой вы все-таки интересный собеседник Петрович! С вами было интересно работать, пока вы, не вынимая, служили здесь Родине, и когда вы вышли на пенсию, но решили остаться, с вами стало еще интересней! Где можно посмотреть установленный в вашу честь памятник?
- Паяц, - усмехнулся Петрович, откидываясь на спинку стула, - Все бы тебе смехуёчки и ****ахаханьки…
- Признайтесь Петрович, вы были гнусным пошляком в юности? Да? Вас наверняка боялись мамаши! – Вова, смеясь, приблизился, - Все хотел спросить, а почему вы не пользуетесь компьютером для набивания текста, думаете, девушкам из машбюро интересно разбирать ваши пошлые каракули?
- Отстань балбес, я даю им работу. Тем более я не доверяю вашим компьютерам. В тетради живое все, не пропадет, а в компьютерах этих… - Петрович выключил свою любимую настольную лампу, - Ну все, обед!
- Угощаете?
- Уймись!
- Не уймусь Петрович, вы мне еще должны за свою гадкую шутку! Помните, в начале зимы вы пришили мне веселенькие блестящие пуговки сзади на шинели, снизу и до самого воротника? А? И я рассекал по городку эдакой большой жопой с нарядной ширинкой на спине?! Надо мной смеялись все красивые девушки, Петрович! Но еще сильнее смеялись некрасивые! Над вами когда-нибудь смеялись некрасивые девушки? Это унизительно! Я плакал!… Вы не верите, что я плакал?
- Отстань болтун! – осклабился Петрович, предаваясь радостным сердцу воспоминаниям, да, шутка тогда удалась…

После обеда Петрович ни как не мог поймать рабочего настроения. Он походил по отделам, пообщался с сослуживцами… Когда он пришел на рабочее место, за окном уже темнело, зима, ни чего не поделаешь. Молодые шалопаи где-то шатались, и Петрович, вздохнув, включил любимую лампу.
Здорово сидеть вот так в темном кабинете, когда единственный пяточек света - теплый, желтый луч старой лампы...
Петрович раскрыл тетрадь и задумался, постепенно погружаясь в мир амплитудных модуляций, квазистационарных орбит и прочих интересных вещей…
Распахнулась дверь:
- Подарок куплен! – на середину кабинета стремительно прошла «сиси к бою», - Раздаем по шесть пятьдесят!… Вот, возьмите, и этим передайте!
Петрович забрал деньги, разложил мелочь по столам оболтусов и вернулся к своему столу…

- Хрень… - шепотом сказал Петрович, затаив дыхание, и старательно моргая, - Хреньхреньхреньхрень…

На раскрытом тетрадном листе, прямо среди мыслей о модуляциях и квазистационарах, под лучами лампы нагло грелась масляным боком… какашка.
И не какая-нибудь там сухая, собачья, прошлогодняя, нет! Полновесная, свежая, только-только отложенная, парящая теплом, …
Петрович похлопал глазами, сходя с ума, и понимая, что все еще не дышит, судорожно втянул воздух…
Но застрявший в носоглотке, с начала зимы, насморк, не позволил Петровичу, в полной мере, насладиться всеми ароматами свежей выпечки.

- Мама… - Петровичу очень хотелось заплакать, и куда-нибудь спрятаться, как в детстве…
Он начал озираться… Кабинет был пуст…

Дверь распахнулась и на середине вновь возникла Варварстепанна:
- Я вам рубель передала! Верните взад!… - синхронно качнулись сиси.

Петрович застыл над какашкой, жалобно улыбаясь…
- Ох, ёёёё… - она округлила глаза.
Петрович зачем-то причмокнул и развел руками.
- Ох, ёёёёёёёё! – Варварстепанна подняла глаза на Петровича.
Под пристальным взглядом Петрович засуетился и шаркнул ножкой.
- Вона чёёё…Кланяемся?… Какие мы оказывается… - сиси возмущенно поднялись. – Ну знааааете!... Охерели совсем, старый, простите, пердун!!!
- Послушайте… - потянулся к ней Петрович.
- Не подходить! – взвизгнув, шарахнулась Варварстепанна, - Не смейте ко мне приближаться вы… гомосек!
- Почему это я гомосек? – искренне возмутился Петрович.
- Ну не я же нагадила вам на стол! – логично качнулись сиси.
- Но и не я! – стукнул себя в грудь Петрович.
- Знаете, что я вам скажу? – зловеще прищурилась Варварстепанна, - Вы херовый гомосек!
- Почему?
- Потому что врете херово!…- скосила взгляд, - А гадите много!

Когда за ней закрылась дверь, Петрович опустошенно повалился на стул и вперил взгляд в какашку. Та уже совершенно освоилась, разморилась под лампой и стала обтекать.
В Петровиче проснулся следопыт. Он взял остро отточенный карандаш, и стал тупо в ней ковыряться…
И именно в этот момент, привлеченный визгливыми криками Варварстепанны, в кабинет зашел начальник отдела, известный либерал и демократ…

- Иннокентий Петрович, что это от вас Варварстепанна выскочила вся такая…
Сначала начальник открыл и закрыл рот, потом захлопал глазами и осторожно втянул носом…
Петрович нервно встал, сел, снова встал, и скорчил жуткую гримасу, означающую, по-видимому «я очень сожалею, что все так у нас сложилось».
Демократ старательно отвёл глаза от петровичева стола:
- Ну а вообще… как?... Работа в смысле…Работа говорю, в смысле, как?
- Ра-бо-та?… - по слогам повторил Петрович, , - Аааа… работа… работается!
- Работается? – умиленно улыбнулся начальник, - Вот и славненько… Ну а в целом?…
- Где?
- Аааа ЧЕРТ!!! Петрович! Зачем вы это сделали?! Я, что плохо к вам относился?! Вы за что-то рассердились на меня?! На флот?!… Или на этот стол?! Что вы там такое ковыряли сосредоточено, когда я вошел?! Аскаридов?!!! Отнесите это врачам, это их хлеб!!! А если вы что-то проглотили и желаете вернуть, есть много других средств! – начальник задержал дыхание и попытался улыбнуться, - Поверьте любезный мой, в мире полно более интересных вещей…
- А? – под импульсивной речью Петрович присел на полусогнутых.
- Не надо! – выпучил глаза начальник, - Не продолжайте! ЭТОГО уже вполне достаточно! Не думал, что тематика ваших исследований как-то скажется… Вы… - поморщился, - Вы… Иннокееееентий Петрооооович! – покачал он головой, махнул рукой и вышел.
- А? – еще раз спросил в пустоту Петрович.


Петрович так и сидел в прострации, когда в кабинет вошли Гулькин и Вова:

- А она сплевывает и говорит… Петрович! А чем это у нас так пасет?… Оооооо!…Не помешали?… Надеюсь, вы это из хороших побуждений? - ехидно спросила кака в тельняшке, - Даже не смотрите на нас! Не смотрите… Нас нет! Нас нет, занимайтесь своими делами!… Не надо ни чего объяснять! Мы ни чего не видели, не спрашиваем, и знать не хотим! Зачем нам это?! Мы тихонько здесь посидим, поработаем… а вы не отвлекайтесь… лепите! Тссс! Молчок!… - Вова повернул ключик в уголке рта и выкинул его, -…. Таки решили сваять себе памятник?… Все-все, молчу!…
- Да послушайте вы!… - воскликнул Петрович
- Горошек… - подал голос Гулькин, выпучив глаза и как-то странно булькая организмом. Все недоуменно посмотрели на него. – Я бы к этому натюрморту… добавил ещё зеленый горошек по краям… Не обращайте внимания,… это у меня обострение чувства прекрасного…
- Кого вы пытаетесь обмануть Гулькин? – возмутился Вова, - Какое у вас может быть чувство прекрасного? Я видел, как вы закусывали коньяк воблой! Где ваша лопата? Слышите?… Вас зовут гасторбайтеры, копать траншеи… У Петровича же тут совершенно иное…
- Да не моё это!!! – стукнул по столу Петрович. Какашка влажно колыхнулась на тетради.
Вова осторожно приблизился, осматривая какашку с разных ракурсов.
- Какая прелесть… Поздравляю! У вас большой внутренний мир!
Петрович замахнулся.
- Тише-тише! Маэстро калового зодчества! Тпру! Так… Сейчас разберемся…
Вова потыкал какашку пальцем и осторожно понюхал…
- У вас хорошая микрофлора! Баклажаны ели?… А откуда вы посреди зимы берете свежие баклажаны?
- Какие… баклажаны?! – судорожно сглотнул Петрович, с ужасом глядя на Вову.
- Не баклажаны? – удивился Вова, - Странно…
Он растер какашку пальцами и понюхал еще раз…
- А! Ну конечно! Консервированные овощи… с луком и морковкой! Люблю такие! А вы гурман! – погрозил он измазанным пальцем Петровичу.
- Заткнись!… - прохрипел тот, - Меня сейчас…
- А зачем на стол?… Нет, меня тоже ломает ходить на второй этаж… Но такое решение… Да вы подвижник! Где-то даже экстремист! Смело Петрович! Нетривиально и смело! Поздравляю! Разрешите пожать вашу руку!
Петрович отшатнулся от испачканной какашками руки.

И тут не выдержал Гулькин, он присел на корточки, и начал дергаясь всхлипывать.
- Видите, что вы наделали? – сурово спросил Вова, - Пример оказался заразительным!… Гулькин! Вы бы хоть штаны сняли! Ай-яй-яй!… – и присоединился к Гулькину заходясь в хохоте.
- Что?… - не понимая, моргал Петрович, - Что… суки?…

Оболтусов колбасило:
- Всего лишь… ууххххх…. причудливо…фффф… ой не могу!… Причудливо слепленный…оййймааамааа… пластилин… ххххх… на лампу… ууууйописаюсьщаааззз… нагревается… падает… фффххххумрууу! – Вова тяжело дышал, - а сколько… благотворных минут радости,… а, Петрович?!