Вертелось на языке - "массовый исход прозаруян", но подумал: какой же он массовый? Три-четыре, от силы пять человек - из тридцати пяти тысяч - невидимая, неразличимая кроха...
Видимо, ощущение массовости из-за того, что много сожалений и слез, призывов: вернись и будем, как прежде, играть, наслаждаться, любить...
Этот исход, как ни парадоксально, не уныние вызывает, а наоборот, радостное спокойствие, уверенность в будущем: жизнь - есть!
Экие страсти... Такие бывают - только у живых, не затянутых тиной равнодушия, паутинками комфортного существования людей.
Тут я подпустил немного пафоса, надеюсь, читатели, ежели такие найдутся, будут к нему снисходительны.
Одно из моих любимых стихотворений у Бунина:
С ОБЕЗЬЯНОЙ
Ай, тяжела турецкая шарманка!
Бредет седой, согнувшийся хорват
По дачам утром. В юбке обезьянка
Бежит за ним, смешно поднявши зад.
И детское и старческое что-то
В ее глазах печальных. Как цыган,
Сожжен хорват. Пыль, солнце, зной, забота.
Далеко от Одессы на Фонтан!
Ограды дач еще в живом узоре —
В тени акаций. Солнце из-за дач
Глядит в листву. В аллеях блещет море...
День будет долог, светел и горяч.
И будет сонно, сонно. Черепицы
Стеклом светиться будут. Промелькнет
Велосипед бесшумным махом птицы,
Да прогремит в немецкой фуре лед.
Ай, хорошо напиться! Есть копейка,
А вон киоск: большой стакан воды
Даст с томною улыбкою еврейка...
Но путь далек... Сады, сады, сады...
Зверок устал,— взор старичка-ребенка
Томит тоской. Хорват от жажды пьян.
Но пьет зверок: лиловая ладонка
Хватает жадно пенистый стакан.
Поднявши брови, тянет обезьяна,
А он жует засохший белый хлеб
И медленно отходит в тень платана...
Ты далеко, Загреб!
Только сейчас обратил внимание. В моей книге бунинских стихов (М., "Современник", 1985) - "седой согнувшийся хорват", а в рулинете упорно пишут про хорвата, что он "худой". Несоответствие. Все же я книге больше верю. Может, напрасно?