Поэт

Хорошо, что я удалил твои телефоны.
Мы расстались уже давно, думаю почти год прошел с того момента, как в смурной ветреный четверг ты обещала мне, что мы обязательно увидимся. В тот день что-то сломалось. Тебе стало ясно, что ты не хочешь провести со мной дней много-много, а раз так, то бессмысленно тянуть. Обычно друзья задают простой вопрос: почему вы расстались, ежедневно он задается из раза в раз и все таки на него почти всегда следует простой ответ: не знаю. Иногда расстаются из-за ссоры, обиды, измены, но чаще всего это происходит ни почему. Просто так сложилось. Ли даже точнее будет сказать никак не сложилось.
А мне очень хотелось.
Жаль, что понимание пришло к нам не одновременно. К тебе оно пришло в тот четверг, ко мне – не пришло до сих пор. Истинна открывается каждому постепенно, светя каким-то особым выборочным светом. Чудно, как у разных людей бывает разная, своя правда. Одни видят то, что хотят видеть, то, как им нужно видеть, и это их правда. Другие так не могут. Христиане говорят о смирении, и я, по-своему, не по-христиански, открывая давно открытое, спотыкаясь обо все преграды, которые можно было бы обойти, смиряюсь. Спотыкание и есть жизнь – такова формула моего смирения. Смирение – это осознание того, что то, что происходит, происходит не зря. Смирится по-христиански – это понять, что то, что происходит должно происходить. Мое смирение – это понимание того, что я рад тому, что это происходит.
Когда мы только познакомились, я рассказал тебе, что удаляю телефоны своих бывших девушек. Я делаю это потому, что так легче понять, что все кончено и назад пути нет. Дружба между мужчиной и женщиной, наверно, возможна, но дружба между еще недавно влюбленными друг в друга людьми – нет. И вот, расставаясь, ты сказала, что не хочешь, чтобы я удалил твой телефон.
Я хранил его почти пол года. Ты мне снилась. Я хотел сочинять стихи. Но я не позвонил, а ты не написала. Я удалил твой номер из учащенно бьющегося телефона.
И теперь ты снишься мне вновь. Что это любовь? Едва ли ведь я тебя уже не знаю, да и никогда толком не знал. Но я тоскую по тому, что у нас было и тому, что могло бы быть в будущем.
Жаль.
Я, верно, дурной поэт.
Я хотел бы писать стихи.
Я хотел написать стихотворение о тебе. Не о том, как мне плохо и как жаль, что ты ушла – совсем нет. Это будет другое стихотворение. Вот кусочек:
Ты ушла от меня.
К другому ли?
Неважно!
Это стихотворение о том, что есть между нами, о том малом, что не умерло за этот год.
Я хотел написать о том, как быстро проходят чувства, проходить боль:
Не долог след на песке
После чувств остается лишь тоска и понимание. Понимание отношений, причин, мотивов. Я понял многое: что нравилось мне в тебе, почему меня к тебе тянуло. Главное, что я понял – это, что никогда в жизни я не отказался бы прожить эти три недели и никогда об этом не пожалею, потому что тогда я любил. Пусть коротко, но ясно, с одержимым взором. Ехал в метро на последней электричке и смотрел на таких же как я парней, возвращающихся к себе домой. Тогда я почувствовал слова песни “love is all around”.
Я эту строчку выстрадал
Я прожил ее на вкус
Главное, что я так и не понял - почему?
Почему ты ушла и снишься теперь в моих снах – этого я не знаю.
Я не поэт, но я хочу писать о тебе. Когда я обдумываю то, что хочу написать я думаю о других поэтах. Перед моими глазами стоит картина, рождающая немой вопрос.
За столом сидит мужчина, теребя в руках черно-белую фотокарточку.
О доблестях, о подвигах, о славе
Я забывал на горестной земле,
Когда твое лицо в простой оправе
Передо мной сияло на столе.
Его глаза чуть подернуты пеленой еще не слез, но уныния и безысходного бессилия. У него нет сил и у этого бессилия нет исхода, так как та, что на карточке уже была его, уже почти сказала ему да, как когда-то ты сказала мне, что хочешь впустить меня в свое сердце без остатка, без дороги назад.
Но час настал, и ты ушла из дому.
Я бросил в ночь заветное кольцо.
Ты использовала метафору: твое сердце это ядро, в него нет доступа никому, потому что ты боишься от кого-то зависеть, пустив туда. И вот ты сказала, что готова открыться мне до конца… это было в среду. А в четверг все надломилось: я все еще стремился к тебе, а ты уже направлялась куда-то в иное. Мы стерли имена, оставив телефоны, переписывались, но все это было пустое.
И я забыл прекрасное лицо.
Блок кончает иначе, чем заканчиваю я.
Уж не мечтать о нежности, о славе,
Все миновалось, молодость прошла!
Твое лицо в его простой оправе
Своей рукой убрал я со стола.
Нет дело не в том, что я молод и у меня все впереди. Дело гораздо сложнее. Блок говорит о том, что он забыл ее, отрекся. Убрать из памяти образ можно если он потускнеет, но простая красота той, что в душе Блока и Твоя, они не забыты ни им, ни мной. Именно поэтому убрать твой образ - значит предать тебя, я же чувствую каждую минуту все, что было между нами у Казанского и у биржевого мостика, поцелуи в метро и вечер в английском садике, Летний сад и Твой двор, кино и KFC, мою комнату и ночные разговоры по телефону. Я помню твои смс, я их чувствую, я ими живу.
Нет, я не маньяк помнящий дословно все твои фразы, я не слюнявый романтик живущий пустотой. Я помню свой первый поцелуй: ее звали Даша, она была в темном пальто, мы только пошли в 11, это был мостик через маленький ручеек, по бокам которого была аллея, усаженная деревьями. Но ничуть не хуже я помню, как мы целовались у ночного Казанского. И как прошли, гуляя, весь Невский, Литейный, Чернышевская… как обнимал тебя у сфинксов (одна их половина символизирует женщину – начало дающее жизнь, другая – смерть), ты тогда поругалась с отцом, утащила меня после английского. Помню как в воскресенье исполнилась ровно неделя нашим отношениям и я приехал к тебе с маленькой, но очень милой открыткой… а потом мы гуляли, я нес чепуху (умствовал) о любви, а потом сказал, что люблю тебя. Спонтанно. Вдруг. Просто я почувствовал – это так.
Да ведь и ты наверно хранишь эту открытку?
Чувства живут в иной историчности, нежели факты. И настоящие, прожитые чувства в любой момент возникнут в тебе, напомнят о себе.
Нет, любовь не возникает по памяти. Любовь должна быть прожита. Но память о том, как это было, может напоминать о себе в толпе, когда ты случайно захочешь обознаться.
Вернемся к Блоку. Я рассказал, какую вижу картину. Вопрос, которым я неизбежно задаюсь таков: Блок это прожил, писал не для музы, для Нее, и вот я представляю эту женщину и думаю: как она могла уйти, прочитав эти строки? И вот я представляю себе девушку, которая не любит Блока и хочет уйти, но перечитывает эти строки и не может.
Я не Блок. Мне проще отпустить тебя, сложнее высказать то, что думаю. Тебе проще уйти.
Наверно я так и не пойму причин. Возможно – это не важно. Меня волнует теперь лишь то, что ты чувствовала, что чувствуешь?
It must have been love
Roxette
Ты не хотела отпускать меня, говорила о дружбе: неужели девушки действительно столь двуличны, что готовы после всего прожитого вместе быть друзьями? Неужели Моисей может есть за одним столом с Гитлером, а Адам дружить семьями с Евой и ее новым мужем? Тогда может ты и не любила? Что помнишь ты сейчас, что чувствуешь, когда видишь мои статьи, мое имя?
Конечно, ты чувствуешь не тоже, что я. Это естественно, но что – вот где лежит основная загадка.
Ты ассоциировалась для меня со сказкой. Ты – это и есть сказка. Я глупый сказочник, понимающий, но страшно боящийся того, что есть еще один сказочник, который действительно пишет сказку, я же в ней повинуюсь чужому сюжету. Кто будет в моей сказке мне не понять – это мой вечный поиск, но что в ней была ты, что ты в ней потеряла туфельку – это я знаю точно, и эта туфелька напоминает мне, что моя сказка написана не зря.
После нашей истории у меня было много светлого. Была красавица-кореянка Катя, была тихая, излучающая внутренний свет Света, были и просто прошедшие одним лицом девушки: Юля, Катя, Нина. Не было лишь одного, не было того чувства, что я испытывал к тебе.
Чем ты лучше или они хуже? Такой простой вопрос, на который мне было так сложно ответить, задала мне Вера. Наверно дело в том, что ты заставляла меня мечтать, хотеть большего, стремиться к чему-то. С тобой я готов был пойти на край земли, готов был сделать все что угодно, жениться на тебе, если б лишь знал, что ты хочешь всю жизнь быть моей. С ними этого нет.
В этом, верно, и заключается сущность моей девушки. С ней, как с тобой, если не сказать просто с тобой, мне должно хотеться делать что-то идти куда-то, вести, тебя, ее, за собой.