Любовь и смерть

Ирина Гофман
Если бы ты знал, сколько столетий рассыпалось в пыль под луной с ночи моего рождения…
Ты сидишь на кособоком кухонном диванчике, совсем по-детски поджав под себя босую ногу, и куришь. Взъерошенная челка все время лезет тебе на глаза, и ты вновь и вновь заученным движением откидываешь ее с лица. Этот жест меня умиляет – и в груди разливается тепло, которого я не ощущала уже долгие, долгие годы. Оказывается, это даже больно…
- Ты чего? – смотришь вопросительно, заметив, что я потираю ребро под левой грудью.
- Я – ничего, - сообщаю я, и, улыбнувшись, ты возвращаешься к своей сигарете.
Едкий дым мне неприятен – почти так же, как резкие запахи, яркий свет и громкие звуки – но я терплю. Сейчас я покорна. И не спешу. Я ждала тебя так долго – неужели какие-то минуты или часы играют роль? Скоро все закончится – для тебя. Впрочем, и я безвозвратно потеряю часть своего сердца. Много ли от него оставило жадное до тепла человеческой любви время? Человеческой… это слово давно уже не имеет ко мне никакого отношения. А время все так же питается моими силами, как я питаюсь кровью людей…
- А все-таки прикольно, что мы с тобой – соседи, - говоришь ты, болтая свободной ногой.
«Ребенок», - растроганно думаю я, - «сущее дитя. Шестнадцатилетний ангел с глазами бесенка. Я запомню тебя, обещаю. Я буду долго тебя помнить…»
- Я, когда сюда переехал, думал, тут одни старики живут. А почему ты все время сидишь в квартире? – не унимаешься ты. Беспечный ангел… - Чем занимаешься дни напролет? Спишь, что ли?
- Сплю, - невозмутимо подтверждаю я. Тут я не лгу.
- А ночью что делаешь?
- Пью кровь юных доверчивых соседей.
- Хе-хе, - комментируешь ты весело.
Сигарета потушена. Одним махом опрокинув в рот остатки холодного кофе, ты перегибаешься через стол и лезешь целоваться. Я не отстраняюсь. У тебя теплые, мягкие, самые желанные на свете губы. Поцелуй выходит агрессивным и напористым – как у всех подростков.
- Ты классная, - хриплым голосом заявляешь ты, когда поцелуев нам уже недостаточно.
- Я люблю тебя, - просто отвечаю я. И это правда. Я всех их любила… в последние минуты их земных жизней. Юных, беззаботных жизней…
- Тогда пошли, - ты поднимаешься, немного неуверенно, словно слегка пьян. – Мои только завтра вернутся, так что…
Ты исчезаешь во тьме коридора, натыкаешься на стену, тихо чертыхаешься и на ощупь пробираешься к спальне. Я по-прежнему не тороплюсь. Прислушиваюсь к биению твоего сердца – у меня отличный слух. Почти неохотно поднимаюсь с диванчика. Выключаю в кухне свет. Тьма – моя вторая кожа, моя сущность, моя среда. Я легко нахожу путь в спальню – ты ждешь, твое дыхание учащается, ты думаешь обо мне. Твое сердце словно светится во мраке, ведя меня, как маяк.
Ты знаешь, что я тебя старше, но даже не догадываешься, насколько. Я думала, время изменит меня, обессмыслит былые желания и потребности, отнимет страсть к жизни. Но вот, по истечении столетий я все еще жажду любви – почти столь же сильно, как и крови. И не моя вина, что зов темной природы неизменно одерживает верх над голосом сердца. Поэтому – прости меня, юный ангел. Прости.
Я не сумею подарить тебе ничего, кроме любви и смерти.