[Детка] могла говорить. А могла пропадать.
[Детка] была немного старше.
Кусачая.
Темные волосы. Московские области.
Я зажала в ладони большой каштан.
Штаны прошиты красным. Зеленым прошиты юбки.
Я сволочь. С меня причитается.
[Детка] 20 рублей в кошельке. Она танцует на босу ногу. Я прикурила тут же у фонаря метро. Закрыла сумку. Закрыла номер. Закрыла давний банковский счет.
[Детка] приехала ко мне. Из карманов высыпая простые карандаши огрызками, маленькие оранжевые бумажки, рахат-лукум.
[Детка] была славная.
Говорила-говорила-говорила. Каялась. Я упала в диван и долго смотрела наискось, когда же она замолчит.
[Детка] просто училась жить. Я долго целовала ее холодный лоб в зоне золотого сечения. Она мне в рукава крестики прятала.
Разливая по белому подоконнику «Baileys», терлись коленями о стекло, в сумерки щурились.
[Детка] ела на завтрак холодные пельмени, прощупывая всю подкладку моего упрямства.
[Детка] могла быть. А могла уходить. Всегда некстати. Когда тикала мышца между ребер, и врачи ставили диагноз «невралгия».
[Детка] взяла из шкафа старое пальто из енота. Ушла танцевать со своим «don’t u wanna?»
я долго пила молоко из картонного пакета, босяком, возле холодильника. И думала, почему я так сильно хочу [детку].
[Детка] была моя. Она приезжала, когда болел живот. И долго по часовой стрелке растирала рукой.
[Детка] сидела на стуле, в одной майке, по середине комнаты и кусала кончики пальцев.
Я видела ее взмокшие волосы по глазам, по лицу. Я знала, что они пахнут орехами и горьким шоколадом.
Я прикурила тут же у двери. Сплюнула табак на пол.
Попалась под ее объектив. Хмуриться в камеру. Целовать в живот. Сводить вместе лопатки. От легкой боли морщиться.
Кусачая.
[Детка] рисовала в пустой комнате осень.
[Детка] собирала цветные бутылки.
А после. Без ее доводов. Я хожу по разбитым гирляндам, по светлым комнатам. Я не целую зеркало. Раскачиваю.
[Детка] по почте прислала открытку.
[Детка] передает привет.
Темные полосы. Московские волости.
Смяла, и в урну пустой конверт.