Жил-был Мальчик...
Писал стихи и играл на гитаре. Носил длинные волосы и узкие брюки. Мечтал о дальних странах и морях.
Но для того, чтобы жить, нужно где-то и когда-то находиться. Причем, конкретно.
А то скажешь, к примеру, - третья планета Солнечной системы, Четвертичный период Кайнозойской эры. И будет вроде все правильно, да вот только можно затеряться там, как морская песчинка. Не правда ли?
Так и Мальчик затерялся, тщетно обивая пороги кабинетов больших и занятых дядей, показывая им свои стихи.
Сколько таких песчинок, сколько?.. Глаз, рук, плеч, слов, песен, слез, надежд и ожиданий, - сколько?..
Нет, все-таки нужно взять логарифмическую линейку и соединить географическую абсциссу с исторической ординатой. Хотя, впрочем, легче побеспокоить компьютер - там ведь все есть о каждом.
И получится, что Мальчик жил себе в Советской Атлантиде, которая по-своему потонула, как и та, первая. И бедная утопленница не нуждалась, конечно, ни в стихах, ни в песнях, ни в таких мальчиках.
А можно сказать по-другому - он жил на маленькой тупиковой ташкентской улочке, сотканной из глинобитных дувалов и примыкавшей к знаменитому Алайскому базару, посреди умопомрачительных запахов дынь и арбузов, самсы и шашлыка, плещущих арыков, тенистого карагача, пряного хмеля, джиды, хурмы, инжира, урюка, граната, тутовника и многого-многого еще.
А сверху на этот Эдем палило неимоверное солнце, такое, на которое не набросишь и тюбетейки.
Ничего не скажешь - Восток со всей его хитроумной спецификой. А какой же Восток без стихов и песен!..
Впрочем, к тому времени Мальчик давно вырастет и превратится в усатого дядьку с брюшком. К нему будут приходить другие мальчики и читать свои стихи в его просторном редакторском кабинете. И он будет мысленно себя сравнивать с ними, примерно так:"Ну, у меня было лучше. Или нет - хуже. Вообще в мое время все было по-другому..." И оказалось, что оценивать других - это тоже нелегкая работа, тем более, если сверху следит око цензуры...
И так надоело ему это око!..
А потом будет Запад, с хот-догами, небоскребами и лимузинами, резко заворачивающими на виражах и бегущими в будущее.
Какое оно, это будущее? Сколько песчинок перенеслось, перелетело от одного берега к другому! Во имя этого будущего. Не сосчитать...
А сверху, над всеми этими песчинками, высятся каменные глыбы или просто чьи-то громадные башмаки, что ходят сверху, по песку, и топчут эти песчинки, не замечая и не помышляя о них. Как ни в чем не бывало, ползут муравьи, летают стрекозы, жужжат сонные мухи. Вот они, дальние страны и моря. Как они теперь близки, и как далеко стало другое!..
Мальчик, Мальчик, я не забыл тебя. Наверное, во мне еще что-то от тебя осталось. Ну, пусть самая малость - та песчинка, что заставляет меня брать ручку и садиться перед проклятым чистым листом бумаги, чтобы всего его исписать, та песчинка, из-за которой я беру в руки гитару и бегаю по струнам пальцами, пока их подушечки не становятся дубильными.
Я не знаю, зачем я это делаю здесь, сейчас, в это время и в этом месте. Наверное, из-за того Мальчика, каким я когда-то был, живя на маленькой тупиковой улочке...