Тени крались по таинственному подоконнику. И мухи жужжали в предсмертной агонии, увидев Костю Круглова с мухобойкой, бегущего по шпалам навстречу скорому поезду. Конечно, и Костя, и мухобойка, и даже поезд были всего лишь нарисованными тенью для век, но мухи все равно дохли, не в силах осмыслить мощь изобразительного искусства Иеронима Босха.
- А кто это тут у нас губной помадой пользуется? – спросил Саня Крылов.
- Не губной помадой, а тенью для век, - отозвался SHVED.
- Попался! – воскликнул Саня.
И тут же вся редакция кинулась волтузить Шведова Вадима, закрывающего лицо трамвайным билетиком, покрытым корочкой ужаса и непонимания.
Че Б. сидел верхом на игрушечной машинке и бибикал. Он пытался обогнать стоящий на месте бидон бычьей спермы, но у него ничего не выходило. И Че Б. поливал слезами засохший фикус, в бессилии стать Арнольдом Шварценеггером, пердящим в округе Колумбия исключительным дисконтом.
жб надменно жевал брови, разглядывая пустой аквариум с рыбками. Рыбками были мнимые вяленные воблы, медленно совершавшие Броуновское движение в сторону градиента скорости ниспадающего света на маятник Фуко. К спине жб скотчем была приклеена бумажка с надписью «лох».
- Это судьба, - сказал Дмитрий Адамидов.
И точно по команде вся редакция вскочила и навесила Диме заслуженных люлей.
- А за что мы его били? – спросил Нахимов, вытирая окровавленную руку о пейсы Сани Крылова.
- Да так, - ответил Саня.
Дикими коршунами слетелись редакторы, изваляли Нахимова в пыли и нравоучительно обоссали его любимую куклу Вуду, изображающую Бритни Спирс с морковкой в заднице.
Осенняя скука терлась об окна редакции. Желтые листья сыпались за горизонт.
- Минуточку! – прокричал Че Б. – Но ведь сейчас еще лето.
Фраза «наподдадим семитскому провокатору» слышалась наиболее часто во время мордобития лица Че Б. кулаками продажных щелкоперов «ЁЖа».
В окно постучали. Это был вертолет Ромки Кактуса, спсающегося от стаи черно-белых голубей. Остервеневшие птицы тащили по небу салазки с Альфредом Хичкоком. Лицо Альфи черно-бело покраснело, он махал кулаками и обещал пожаловаться в Гаагу на, я цитирую «****ную редакцию этой ёбанной газетенки, беззастенчиво эксплуатирующую бессмертные образы мирового кинематографа» конец цитаты.
Но окно так никто и не открыл: все были заняты лупцеванием Романа Пашкевича по его беззастенчивой ряшке Юрием Тубольцевым.
- А ведь нет никакого смысла, - сказал Алекс Бобр, – писать такие бессмысленные рассказы, где нет ни стержня от черной гелевой ручки, ни страдающего от внутренней драмы главного героя, одним пшиком из подмышки раскидывающего толпы нечисти.
И этого оказалось достаточно. Толпа редакторов исступленно месила Бобра китайскими пластмассовыми линейками по щекам.
Молоденькая уборщица-блондинка уже пять минут тряпочкой задумчиво полировала пенис статуи Гука Ябовски. Она охала и постанывала. Изредка одна из ее огромных сисек выпадала из декольте и, спружинив, возвращалась на место. Никто не обращал на нее никакого внимания. Редакторы усердно скрипели ручками, и только забитый в уголок жб вторил ей своими стонами.
И тут дверь открылась, и в проходе показался геморрой. Красно-синий, похожий на колбасу, он шокировал своим цветом и формой. Он был красно-синим и похожим на колбасу. Он обвел всех присутствующих взглядом и указал на Крылова.
- Ты, - сказал геморрой.
Но тут вся редакция встала как один и заслонила собой товарища. Ага-угу, как же, так всё и было.
16 июля 2006