Серфинг

Владимир Словесник Иванов

    Лето в этом году выдалось какое-то странное!

    Весна сначала запоздала месяца на полтора, потом рванула вперед, как бы извиняясь за задержку, и выплеснула в мае температуру за 25 градусов. Все возрадовались, разделись, носы стали подставлять, не очень часто балующему нас солнцу. У меня уже появился настоящий «офицерский» загар – это когда лицо, шея и кисти рук черные, а остальное все иссиня-белое, как цыпленок за 1руб. 05 коп, кто еще помнит такую цену и таких цыплят.

    А потом, после неожиданной жары в мае, наступил июнь не менее экстремальный – плюс 6-8, ну, от силы 12 градусов, и все, кто быстренько в мае разделся,  закутались снова, зашмыгали носами и зачихали.

Зато июль последовал сразу бесповоротно жарким  – за  тридцать градусов, и это тоже уже было не удовольствие, а консервирование в собственном соку с постоянным желанием чем-нибудь, как-нибудь и где-нибудь охладиться. Ни днем, ни ночью продыху нет…

    Вы знаете, порой, наша питерская погода мне напоминает женщину, особенно в период влюбленности. Сначала эта дама теряет голову от своего возлюбленного и выплескивает накал проснувшейся страсти, как нынешний май, когда все вокруг бурно расцветает и наполняет ароматами цветов, как бы говоря: «Ну, обрати на меня внимание, глупенький, - какая я вся цветущая, красивая, горячая, нежная и ароматная. Я так тебя ждала…!» И не дай Бог вам промедлить, -  будет июнь этого года: от тепла и нежности ничего не останется в одночасье, а бедные цветы зарождающейся  любви, могут даже померзнуть  на корню.

    Однако, если, чуть помедлив, вы все-таки успеете обратить на даму свое пристальное  внимание, то холодный июнь может превратиться в знойный июль, который своим накалом чувств (температуры), не ровен час, сыграет с вами злую шутку, вплоть до теплового удара – берегитесь. Берегитесь, особенно если вовремя не предпримете соответствующих  мер предосторожности от ожогов!..

    Шутки это все, конечно, аллегории и скорее неудачные, поэтому у всех женщин сразу я прошу прощения,  и на полном серьезе.

    Но шутки шутками, а погода была именно такой, а наши теперешние отношения с Ларисой стали мне напоминать это злополучное  лето: жарко-холодо-душно и не знаешь, куда деться.

    Знакомы мы были давно и близко – ближе, так сказать, некуда. Был период бурного цветения, с замираниями сердец и т.д. и т.п., но этому противостояли частые расставания по причине разногородности проживания. Встречались мы раза четыре в год: то на несколько дней, то на неделю, когда Лариса приезжала по своим телевизионным делам в командировку, бывало даже и отпуск проводили вместе.

    Однако, разделяющее нас расстояние, а, возможно, и не только оно, делало свое черное дело – потихонечку чувства остывали, и переписка наша не могла обеспечить тот необходимый тонус для дальнейшего развития отношений. Договориться переехать в одно место, чтобы жить вместе, как-то не получалось, не складывалось, хотя дети давно выросли и опеки нашей не требовали – однако, не вытанцовывалось…

    Когда Лариса и я встречались на непродолжительное время, то,  за его малостью, мы не успевали привыкнуть друг к другу после долгой разлуки, почувствовать существенные различия между нами, поэтому не возникали и не могли возникнуть  какие–либо проблемы – нам было не до них. Но далее я стал замечать, что  если продолжительность общения затягивалась на две, три недели, а тем паче на месяц, то получалось как-то, что мы начинали уставать друг от друга, сначала чуть-чуть, потом больше, больше, пространство между нами наэлектризовывалось, а проскакивающие искорки раздражения все чаще приводили  к размолвкам.

    Вот и сегодня, когда время нашего общения подошло к месячному сроку, а завтра наступал день отъезда Ларисы, я с необыкновенной, сфокусированной отчетливостью  почувствовал острое желание наступления завтрашнего дня…
 
    Днем Лариса уезжала, и я ждал минуты отправления автобуса, как избавления от какой-то повинности.

    На вечер завтрашнего дня у меня были кое-какие планы: сначала встреча с молодой (по опыту) поэтессой, только что выпустившей свой первый сборничек стишат, желавшей узнать мое мнение о своем творчестве и кое-что посмотреть из моего багажа. Так сказать, обменяться верительными грамотами, хотя мы знакомы были заочно по интернетовским литературным форумам и недавно. Что-то, видимо, ее заинтересовало в моей лирике и «малой» прозе. Во всяком случае, причину интереса я считал таковой.
 
    После беседы с дамочкой должна была быть пара деловых встреч, а потом…, а потом можно было спокойно лечь спать.
Посадил я Ларисочку в автобус, помахал ручкой, послал воздушный поцелуй и…-  вздохнул с облегчением.

     До встречи с Кариной – так звали поэтессу -  у меня оставалось некоторое  время, которого как раз хватало, чтобы пешком, не торопясь, прогуляться от автовокзала до места, где мы условились встретиться, купить цветов и спокойно покурить.

    К встрече я некоторым образом попытался подготовиться: ознакомился с парой-тройкой ее виршей, нагляделся на ее фотографию, сопоставляя одно с другим, так сказать, перекидывая мостик от человека к его творениям…

    Что касается стихов, - ничего определенного сказать пока не мог: Довольно дерзкое обращение с рифмой, ее «оглаголивание», однако, ритмика хорошая, мелодичная, образность оригинальная, не избитая, но не более того. Обычно, когда я читаю чужие стихи, то, если рифма плоха,  обязательно спотыкаюсь, но здесь этого не было, - как-то само собой, автоматически, получалось впадание в синхронизм с мелодией стиха.  Читабельно. Это про стихи.

    Про самое дамочку сложившегося мнения не было тоже… Сказать, что нравится – вряд ли, не нравится – тоже, совершенно четко было видно только одно – женщина самодостаточна на все 100, себе цену знает и за словом в карман не полезет, с явно выраженным интеллектом на лице, но…- вот это «но» мне  и было не понятно.
 
    Вообще-то, по мнению близких людей, я редко ошибаюсь в определении  человеческих качеств и черт характеров по внешнему виду даже по фотографиям, тем не менее, в этом случае более того, что сказал, ничего существенного  добавить не мог – что-то ускользало от внимания, не давая завершить портрет.
 
     Вот такое у меня сложилось неопределенное впечатление, с коим я шел, с позволения сказать, на свидание, от которого ничего, кроме убитого времени, не ожидал. Договорились мы встретиться в подвальной кафешке рядом со станцией метро. На всякий случай купил букетик цветов – неудобно же с женщиной встречаться, хотя и по делу, но без цветов. Ну, так матушки-с учили-с!

    У входа в кафе с «веником»  прохаживаюсь, в лица заглядываю, эмоций, кроме вопроса «а на фига мне все это надо?», никаких….  Но вижу - идет…
Да не идет, а не знаю, как сказать… Вот, нашел, - представляет, преподносит себя! Даже внутри что-то екнуло: на высоких каблуках, деловой, четкий шаг, уверенной в себе женщины, гордо поднятая голова, развернутые плечи… Взгляд  прямой, открытый, но определяющий дистанцию – «это мое танцевальное пространство, а это – ваше», и не будем их пересекать…
 
    Одета дамочка в строгий летний, дорогой костюм, который нарочито, но не навязчиво, очерчивает линии ее стройной, подтянутой для ее возраста фигуры, красивой груди и бедер - все напоказ, но в пределах дозволенного и разумного.

    Обычно такие женщины вызывают у мужчин припадки нервного шока, переходящего впоследствии в страх – боимся мы в общей своей массе таких самостоятельных дамочек. Боимся быть подмятыми, потерять свое лицо, которое для начала не плохо бы заиметь.  Мнимое лидерство,  – нам бы чего попроще, помягче, попокладистее, но, кстати, получив «помягче», заглядываемся на таких вот леди. Друзья мои, либо
– песни, либо – танцы!

    А мне всегда нравились такие женщины, я их не боялся, и они это чувствовали, как зверюшки, правда, платили мне, дрянухи, преданной дружбой и братской любовью с легким эротическим уклоном,  но вот чтобы хоть одна из этих стервоз в меня влюбилась – дудки, впрочем, как и другая стерва  - ваш покорный слуга.

    Мы мирно сосуществовали, мило проводили время, бегая по театрам и тусовкам, как теперь говорят, болтали и даже о «сокровенном», даже проводили в обоюдном удовольствии ночи в неге и ласке. Было это все, как нечто естественное, без мучений и терзаний,  без всяких вопросов и ожиданий. Однако, если начинали ощущать возникающую тупиковость ситуации, то просто тихо, по-аглицки,  уходили в сторону…

    А любовь, а страсть и тому подобное, спросите вы? Значит, тогда это просто не приходило, не возникала, так сказать, «историческая необходимость».  Тем не менее, я бы никогда бы не променял такую шикарную женщину даже на самую преданную, нежную, заботливую тихоню. Возможно, я и не прав. Возможно!

    Так вот, «такая» дама, стояла сегодня передо мной! По манере поведения, осанке, одежде сразу чувствовалась практика работы с людьми и «вращения» в обществе себе подобных. Ее большие зеленые глаза смотрели на меня профессионально спокойно, уверенно и намеренно доброжелательно.  Мои глаза также уверенно (во всяком случае, мне так казалось) смотрели на нее.  Мы не играли в гляделки, не строили глазки, кокетничая и завлекая, а просто смотрели друг на друга.

    В Карине  не оказалось ничего или почти ничего общего с фотографиями.
Вернее, даже не так – была полная узнаваемость, но…. И вот это «но» (опять!) позволило завершить портрет, который я пытался создать раньше, но суть этого «но», как и более раннего, я не могу сформулировать и сейчас. Да и нужно ли? Был он лучше или хуже – сказать трудно, но портрет был завершен, и было в нем то, что заставило мое сердце екнуть и убыстрить свой ритм.

    Эта Дама, вопреки предыдущему впечатлению, несомненно, мне импонировала, а когда зазвучал голос, - сочное, красивое, умело поставленное меццо-сопрано, тут уж я мысленно развел руками…. Слушаешь и хочется закрыть глаза и воспринимать только колебания этого голоса, независимо от того, какую ахинею несет его хозяйка. Я не удивился бы и тому, что она какая-нибудь камерная певица.

    Да, уж, многовато что-то в «одном флаконе» для первой встречи, так многовато, что даже с трудом верится, что такое бывает в жизни.

    Цветы подарил, за столик усадил, заказ сделал, и засмотрелся…
 
    - Станислав, что-нибудь не так или ожидаемое не совпадает с действительностью? - улыбаясь и губами, и глазами, в которых запрыгали хитренькие самоуверенные зайчики,  спросила Карина.

    - Вам, Карина, сказать правду или солгать для первого раза? – слукавил я.
    Наклон ее головы, и то, как левая бровь приподнялась вверх, означали немой вопрос,  который требовал незамедлительного ответа:
    - Очень даже не совпадает и даже рядом не лежит. Вашему фотографу просто надо руки оторвать и глаза переставить, – улыбнулся я.
 
   А затем мы разговорились. И так получилось, что вместо получаса, на которые я рассчитывал, мы просидели до закрытия кафе, т.е. 4 или 5часов кряду, отменив тем самым автоматически все последующие встречи. И не просто просидели, а проболтали: о литературе, о стихах, что пишем, о жизни да я уже и не помню о чем – мне казалось, что обо всем, а под конец - обменялись творениями с дарственными надписями. Верительные грамоты, так сказать, были вручены.

    Мы распрощались, пожелав,  друг другу спокойной ночи…
    Скорее это она рассталась со мной и спала всю ночь спокойно, а я вот уснуть не мог…

    Что-то сегодня было, как и при других встречах, а что-то поехало по не предполагаемому сценарию!
 
    Я не припомню того случая, кроме сегодняшнего, когда моя собеседница могла бы умудриться за какие-то считанные часы полностью завладеть моим вниманием, войти в меня целиком, причем, без всяких на то зримых усилий, как воздух в легкие, - незаметно, но жизненно необходимо…

    Не спалось…. Я читал ее небольшой сборник стихов и не мог оторваться. То, что мне казалось недостатком в технике стиха, воспринималось теперь совершенно по-другому – усиливались образы, интонации и акценты. Даже преднамеренность глагольных рифм казалась обоснованной. Я читал, возвращался и перечитывал, иногда даже казалось, что самому мне так не написать, несмотря на то, что опыт мой гораздо больше, дольше, и не только в стихах, а и в прозе, да  и в жизни самой, по всей вероятности.

    Легкость пера совмещалась с остротой переживаний в кратком, сжатом, но очень емком виде, от чего накал эмоций ничуть не уменьшался, а, наоборот, еще больше усиливался. Чувствовалось, что пишет их женщина, но не было в ее стихах сюсюкающих мотивчиков и любования ими - это были творения талантливого, зрелого, иногда уверенно эпатирующего и не умиротворенного человека.
Я читал, вспоминал ее лицо и невольно слышал ее голос,  интонации, с которыми Карина отстаивала свою правоту, мелодичность ее красивой, правильной и в то же время простой, слегка ироничной, речи, ее глаза с изменяющейся густотой окраски… 
Была «поэтическая» бессонница!

    Вот так, оказывается, тоже начинаются отношения – с бессонной ночи за томиком стихов, который впоследствии зачитывается  до дырок. Стихи, стихи – переживания, образы, люди, поступки, взаимосвязи…

    Ни следующее утро, ни последующие дни ничего не изменили в том впечатлении, которое произвела на меня эта женщина.

    Мы стали встречаться и часто: катались на машине, ездили на природу и разговаривали, разговаривали, разговаривали…. Было такое ощущение, что мы оба, но каждый в отдельности, молчали всю жизнь до встречи друг с другом. Темы менялись, чередовались, пересекались. Не знаю, как Карине, а мне было легко и  интересно с ней рядом, несмотря на всю ее экстравагантность.  Каждое утро начиналось с мысли, когда встретимся, и где мы будем сегодня.

    А часто  ночью, когда я отвозил ее с прогулки домой, мы подолгу сидели в темном салоне машины, держась за руки, и просто молчали или она что-то тихо рассказывала, но  было впечатление, что нам обоим уютно и спокойно в нашем вигваме на колесах…

    Мы бывали на людях и в уединении, мы были трезвыми и пили вино. Мы засиживались за полночь у меня дома и, лежа на диване, смотрели кино, позволяя себе иногда безобидные дружеские шалости,  однако ни с моей, ни с ее стороны не было никаких поползновений к  физической близости, и даже больше – в ее глазах я читал некую благодарность за свою ненавязчивую нежность. Меня это не беспокоило, но, признаться, удивляло. Стремясь  быть заботливым и внимательным, хотелось, чтобы мое тепло, растворяясь в ее душе, возвращалось ко мне ее теплом. Эти ощущения были выше, чище, незамутненнее обычного мужского желания… Оно ушло на второй план, и, казалось, должно было быть реализуемо само собой в свое время, которое не надо торопить и подхлестывать.

    И вот тут-то я понял, что случилось самое необычное в отношениях между мужчиной и женщиной – я полюбил  Карину платонической любовью, причем, с первого взгляда, встречи, чего со мной ранее никогда не бывало, над чем я вообще потешался, во что просто не верил, потому что этого не может быть, потому как  «не может быть никогда». Я даже не успел выставить свою привычную защиту, чтобы свести все к шутке, к флирту.

    Что происходило с Кариной, я мог  тогда только догадываться по отдельным, вскользь брошенным фразам о недавнем разрыве каких-то отношений. Очевидно, ей было не до любовных приключений, а нужен был внимательный, может быть даже нежный  и добрый друг, рядом с которым ей было просто легко, тепло  и надежно.

    Все это моя подруга получила в свои руки для пользования с полным доступом, однако,  пользоваться не спешила, скользя по поверхности моих ухаживаний  и не ныряя в их глубину, как бы не желая себя чем-то перегружать, переступать какую-то, ей одной известную, черту… Два «танцевальных пространства», соприкоснувшись, не сливались в одно вот уже который месяц!

    Этот Каринин «серфинг» усиливал мою тягу к ней и одновременно настораживал, превращая первоначальную простоту отношений, в ожидание каких-то событий, в ощущение вакуума, который меня обволакивал все больше и больше.
При всей моей любви к ней, вызревала революционная ситуация, когда и «низы», и «верхи» начали осознавать всю противоречивость их связи.

    Говорят, что от любви до ненависти один шаг….

    Не знаю, как насчет ненависти, но в этом вакууме мне становилось все труднее и труднее дышать…

    И дело даже не в ревности, которая могла возникнуть, а могла и не возникнуть, и даже не в свободе человеческого выбора.  Дело совсем в другом – в понимании своей ограниченной нужности, когда твоя потребность в человеке становится постоянной, где бы ты ни находился, и что бы ты ни  делал, а эта потребность плавает в пустоте или почти в пустоте… Однако, говорят, надежда умирает последней…

    Встречаться мы стали реже, - в основном на тусовках, реже бывали на людях, и не проходящим стало ощущение, что Кара как-то от меня медленно, но верно ускользает…

    Я решился на последнюю попытку сблизиться – взять две путевки в Европу в качестве подарка ко дню рождения Кары и уехать с ней  в отпуск недели на две, а там, по приезде, будет видно, что и как.

    Сказано – сделано! В один из дней, будучи в центре, я заехал в турагенство, чтобы поглядеть, что, где, когда и почем.

    Заглушив двигатель, и собираясь выходить из машины, я неожиданно увидел через поднимаемое тонированное стекло, как из агенства выходит в сопровождении респектабельного мужчины до мелочей знакомая женщина. Карина что-то оживленно, по-деловому, но, улыбаясь, доказывала своему спутнику. Открыв дверь автомобиля, мужчина, перед тем, как посадить ее на переднее сидение, мягко рассмеялся, привлек Карину за плечи и поцеловал.
 
    - Ну, вот и приехали…! – мелькнуло у меня в голове. 
Несколько секунд мне хватило на то, чтобы понять причины женских «скольжений» по волнам моей любви, и убраться  с готовым решением восвояси…

    Сегодня  был день рождения Карины, отмечаемый дома в узком кругу друзей….
Я решил, что этот день должен был закончить мою пытку навсегда, разведя нас по разные стороны праздника.

    Кара была очаровательна в черном бархатном, почти вечернем платье, с большим декольте, украшенном аметистовым  ожерельем на изящной шее. И эта случайная, как мне казалось, внешняя торжественность в ее одеянии, как бы, подчеркивала правильность и важность принятого мной решения.

    «Респектабельного» почему-то не было. Все веселились, и я заставлял себя делать то же самое, хотя наши глаза с Карой все время почему-то пересекались взглядами, как бы, боясь, потерять друг друга из вида. Сегодня они - ее глаза -  излучали какой-то глубокий, уверенный и спокойный  свет – это был  взгляд человека, решившегося на поступок…

    - Ну, и, слава Богу! – подумалось мне. – Значит, расставание будет легким и, может быть, даже без объяснений.

    Вечер подходил к концу, и народ потихонечку, прощаясь с хозяйкой, потянулся по домам. Провожая очередную пару, Кара незаметно и тихо шепнула мне:
    - Стас, задержись, пожалуйста!

    Закрыв за последним гостем входную дверь, Карина в задумчивости вернулась в гостиную и, молча, налила два фужера шампанского, один из которых, протянула мне:
    - Славочка! – так впервые за многие месяцы знакомства Кара назвала меня по имени.
    – Ты только не перебивай меня! – она сделала паузу и, подходя вплотную, глядя мне прямо в глаза, продолжала:
   - Спасибо тебе, Славочка, за все. Спасибо, что ты дал мне возможность справиться с собой, понять, что жизнь продолжается, что солнце светит, а цветы цветут. Спасибо за твои муки ожидания и твою любовь… Спасибо!

   Я, было, открыл рот…

   - Не перебивай, Слава!  Ты обещал… Прости меня за все огорчения, прости… Я чувствовала, что ты придешь сегодня, чтобы проститься со мной, чувствовала… - Кара сделала паузу, как бы собираясь с силами перед прыжком и, вдруг, выстрелила словами:
   - Я скоро выхожу замуж, Слава, но сегодняшний вечер и ночь я хочу…
   Что хотела Карина, осталось за щелкнувшей в закрытии входной дверью.

    На улице буйствовала  сирень, и дышалось по-весеннему глубоко и свежо – полной грудью…



 Санкт-Петербург
 2006г.