На лавочке:
Костя курил, пускал дым колечками, кому-то махал рукой, здороваясь, постоянно вертел свежевыбритой головой.
- Костя. – я затушил окурок и аккуратно забросил его в урну стоящую у лавочки, - Тетя Фрося, крестная, тебя с детства воспитывает?
- Ха! Это я ее с детства воспитываю! Мы раньше в Кузьминках, в собственных домах в поселке жили. Ее дом по соседству с нашим был. Сколько я у нее яблок перетаскал! А сколько она мне крапивы в штаны напихала за детство, когда ловила в своем садике – вагон! Благо ее, крапивы, на нашей улице росло много. Да, повоевали мы с ней. Отец меня за уши таскал, а я, на зло, опять залезу, морковки надергаю. Ха-ха! А какие она пирожки с картошкой пекла в печи! Объеденье! А с морковкой! А с капустой! Ух, сейчас бы с молочком свежим! Давай купим ей домик в деревне с русской печкой – все лето с пирожками будем! А что? Это идея! Что ей лето в городе торчать?
- Идея хорошая, только с моей зарплатой дворника, мне трудно будет оказать помощь в покупке. – я загрустил о пирожках.
- Ты мне поможешь покрасить, побелить, прибить там чего – вот это твой вклад и будет. Все, решено! Поехали в область искать дом для крестной!
- Прямо сейчас? Кость, от тебя перегаром попахивает. Может не стоит сегодня?
- Попахивает? – Константин задумался, подышал на ладонь, понюхал, - Тогда не стоит. Завтра съездим. Двор подметем и рванем.
- Значит, яблоки у крестной воровал? – я попытался увести разговор от финансовой темы, которая меня беспокоила по причине моего безденежья и невозможности участия в воплощении необычной для меня затеи.
- Тогда она еще не была моей крестной. Я недавно крестился. Года три назад.
- Сам пришел к этому?
- Сам. Да не пришел, а прямо прибежал!
- Это по какой причине?
- Причине, говоришь? Была причина…. – Костя оперся на коленки, подобрал ноги под скамейку, - Ну, слушай, расскажу, как дело было….
Крестины:
- Это в том году было, когда под Москвой торфяники горели, и дымом всю столицу накрыло? Помнишь?
Я кивнул головой. То лето мне далось тяжело. Я метался, задыхаясь от дыма, по городу, объезжая коммерческие банки в поисках выгодного кредита на сделку. Кредитные отделы предлагали высокие процентные ставки и намекали на «откат». Свободных денег на взятку не было и мне приходилось каждый день ездить в новый банк и вести переговоры. Жара на меня действовала плохо, в костюме я ужасно потел, от дыма слезились глаза, плюс - волновался и, видимо, по этой причине выглядел не очень солидно для заемщика, получая везде неприемлемые для меня условия….
Костя продолжил:
- Позвонили мои старые приятели из Магаданской области. Старатели. Получили они новый полигон под прииск, и нужно им было определить палеорусло древней реки…. Это рядом с хребтом Чарского. Уже за Полярным кругом. Лето там короткое. А им нужен был результат.… Да, долина такая просторная: слева Чарского, а справа хребет Берелёх. Это, если смотреть на Север….
- Что за палеорусло? – я перебил Константина.
- Ну, раньше там равнина была. Миллионы лет назад. Речки текли. В речках золото валялось. Потом – хрясь! Горы образовались. Вот речки и оказались то на склонах, то, черт знает где. А золотишко как лежало в древнем русле, так и лежит до сих пор. Вот и получается, коль нашел палеорусло, значит – взял золото. Много. Вот такие пироги с петрушкой.
Меня туда давно тянуло. Загадочные края. Вольные. Земли неизведанные, тайн много. Был там свой интерес, потом расскажу, почему туда тянуло. А в тот раз подумал – что в Москве задыхаться? Рвану-ка я в Заполярье, отдохну заодно от суеты столичной, да и свой интерес, глядишь, отработаю. Ну, с парнями поторговались, в цене сошлись. Собрал я аппаратуру, купил билеты до Магадана и улетел на третий день.
- А что за аппаратура? Она золото ищет? – я представил себя в тайге рядом с Константином, обросшим, в телогрейке, с самокруткой в зубах.
- Да нет! Не ищет. Металл металлодетектором можно искать, а я георадар взял. Им по-другому ищут. Аномалии всякие. Геологические слои хорошо видны. Палеорусло мне найти – сущая ерунда. Это другие не могут, а я – могу. Вот. На чем я остановился?…
А! Прилетел в Магадан, в аэропорту меня встретили и увезли в город, в гостиницу, отсыпаться. Я из самолета «на бровях» выполз. Выпил немножко в самолете-то. Вот и повезли меня отсыпаться. Ну, отоспался. Потом погуляли с ребятами чуток. А как же! Давно не виделись. Почитай, больше года. Отметили это дело. Обошли местные рестораны, покушали. В общем, хорошо погуляли.
- А дальше-то что? – мне стало неинтересно, - Попили, погуляли – понятно. Но ведь это не главное. Что произошло? Почему ты бегом креститься побежал?
Константин закурил, поглядел на дом, на деревья, вздохнул.
- Вот я тебе и рассказываю. Не перебивай, коль хочешь узнать.
- Извини. Больше не буду.
- «Больше не буду!» – передразнил меня Костя, - Как пацан провинившийся. Прям, в угол ставь! Да не обижайся, пошутил! Вот, сразу насупился! Будешь обижаться – не стану рассказывать!
Я испугался. Мне действительно было интересно узнать, что произошло с Поисковиком. Не услышать эту историю было уже мучительно, и я поспешил успокоить его:
- Даже не думал обижаться! Не бери в голову! Продолжай!
- Продолжаю. Загрузились мы в пару японских джипов, тесные, я тебе скажу, джипы, да еще и с правым рулем, да и рванули по трассе на север. Дорога не ахти. Тряская. На перевалах снег еще не сошел до конца – откапывались, либо трактора нанимали почистить заносы. Но, худо-бедно, добрались до места. По трассе ехали – повсюду поселки городского типа брошенные стоят. Дома пятиэтажные без окон. Редко где дымок из частного домика увидишь. Земля разворочена как лунный ландшафт. Изорвали ее бульдозерами золотодобытчики. Запущено, заброшено все – тоскливо. Глаза бы не глядели. Вот так, в тоске и ехал до Сосумана. Это город такой на колымской трассе, примерно тыща километров от Магадана на север. Заехали в него, гляжу – народ там живет. Даже кафе работает. В кафе, какой-то морозоустойчивый кавказец шашлыки из оленины жарит. Зашли, поели шашлыков. Выпили. Ну и дальше рванули в сторону Северного полюса. Уж и не вспомню, какие поселки мы проезжали. Какой-то Буркандя, лагерь Корба. А! Не важно! За Сосуманом повеселее стало: тайга погуще, да старательских полигонов поменьше. В каком-то лагере, недалеко от перевала Тынгичан, бросили джипы и загрузились в гусеничный вездеход. Поехали дальше. На вездеходе, скажу тебе Мишка, ездить можно. Но бери с собой, что подложить под зад помягче и чем уши заткнуть. Больно в нем ездить и уши от грохота движка сворачивает в трубочку.
Приехали на «точку». Лагерь из нескольких балков. Балки – это сараи, в которых живут. Маленькие, с печками-буржуйками. Тесные, зато теплые. Баньку парни сообразили. Охотники из лагеря на хребте подстрелили пару горных баранов. Так что, встретили хорошо. Поужинали, обустроились, сходили на новый полигон, осмотрелись. Грунт хороший, для георадара не сложный. Покумекали с парнями, что и где смотреть с утра, да и разошлись по балкам спать.
Утром я снарядил аппаратуру и приступил к работе. Два дня ползал по полигону с георадаром. Тяжело было ходить – мох по колено, бугорки, кустарник чахлый цеплялся за лыжу георадара. Но, ничего, справился. Обработал полученные профиля, сбил их в объемное изображение – получил палеорусло. На трехмерном изображении оно четко проявилось. Принтера в тайге нет, так я перерисовал с экрана ноутбука полученную картинку для ребят на обычный тетрадный листок. Красиво нарисовал. Вышли мы с этим листком на местность, определились, как оно, русло, проходит по полигону. Ну, парни обрадовались – лишней работы делать им не надо. Экономия и выгода от моих результатов бешенная….
- Какая? Сколько, примерно? – я не смог сдержать интерес.
- Да хрен его знает! Но, парни были очень довольны. Договорились на следующий день сдвинуть бульдозером землю, где золотоносный слой лежит поближе к поверхности, не более метра-полтора, да и шурф заложить, чтоб проверить хорошо ли там с золотом.
- Они не доверяли тебе? Хотели проверить тебя? – я заволновался за результат георадарных работ Поисковика.
- Давно с ними работаю. Знают они меня. Знают, что не балабол. Им просто нужно было проверить, сколько там золота на кубометр, чтобы понять, на какой барыш рассчитывать.
- А-а. – я успокоился и у меня отлегло на душе, - А я чуть не испугался за тебя.
- Чего за меня пугаться? Сам испугаюсь, когда нужно будет. Дали парни задание трактористу траки на бульдозере поменять, а то гусеницы у него сильно разболтались, запретили ему пить спирт с этой минуты. В общем, приказали ему к утру подготовить себя и технику к работе. Ага. Ну, а мы отправились в баньку помыться, да спиртиком побаловаться. Старатели в лагере как раз уху из свежего хариуса сварганили. В ведре, да на костре, знаешь, какая она вкусная уха-то? Густая, ароматная, с дымком - как раз под спирт. Полезное средство, скажу я тебе, после баньки закусить стакан спирта ухой! Голова мудреет и глисты из организма выводятся со всякими шлаками. Надо будет тебя угостить. Спирт уважаешь?
- Уважаю. – с сомнением произнес я, - Только никогда не пил его.
- Это дело поправимое. – Константин похлопал меня по плечу, - Скатаю тебя куда-нибудь в тайгу, да и угощу настоящей ухой. Уха, она разная бывает. Куда ни приедешь, вроде бы везде одинаково готовят, а пробуешь – везде разная. Хотя вру, бывает, и готовят уху особо. Вот уважаю, когда приезжаю на Каспий, уху из белужьих хрящей. Объедение! Только водку надо с собой привозить, у них там плохая.
- Кость, ты разговор куда-то в сторону увел.
- Сам заметил. Ну ладно, дальше рассказываю. Утром встали, позавтракали. Лепешек пресных с чаем потрескали. Да и отправились на полигон. Пришли. Трактор попердывает, тракторист трезв. Показали ему участок и встали рядком, чтоб процесс наблюдать. Да.
Константин замолк, пошарил по карманам, достал пачку сигарет. Выбив из пачки одну, взял ее губами и прикурил.
- Встали и что?
Поисковик тяжело вздохнул, подергал себя за нос.
- Что, что? Пошел бульдозер на нас, стал мерзлоту сдвигать своим ковшом. Идет, значит на нас, землю сгребает, а в отвале, что рос перед ковшом бульдозера, вдруг человек встает.
- Это как? – я удивился, - Там кто-то на земле спал?
- Никто не спал. Слушай ты! Трактор остановился. Тракторист из кабины выскочил, орет. Мы смотрим – волосы у него на наших глазах побелели. Поседел вмиг. Ну, он поорал секунды три, да как рванет в лагерь! Мы-то сначала и не поняли, что произошло, еще и подумали, что за екарный мамай происходит? Потом уж вгляделись, а там, в отвале земли перед ковшом бульдозерным человек стоит в черной одежде. Ну, парни мы закаленные, особо не испугались. Андрюшка, кореш мой, старатель, карабин с плеча сорвал, да затвор передернул. Знаешь, звук передернутого затвора успокаивает, если оружие в руках друга. Но все равно, стоим и не двигаемся. Переговариваемся, спрашиваем друг друга, дескать, что за хрень, но с места не трогаемся. Это не испуг, не страх, а привычка к осторожности. Она годами вырабатывается, когда мотаешься по тайге, тундрам, да пустыням. Постояли чуток, побеседовали. Решили, что мне идти надо – я самый образованный. Я карабин у Андрюшки перехватил, да пошел к человеку. Дугой пошел, не напрямки. А человек стоит себе и стоит, не шевелится. Я карабин на согнутый локоть примостил, да подхожу. Еще споткнулся перед бульдозером об кочку, упал. Но на курок не нажал, успел палец с курка снять. Поднимаюсь, слышу – парни засмеялись. Зло взяло. Рывком вскочил, говорю этому черному: «Дескать, мать твоя перечница, какого, карданный вал тебе в то место, что проктолог лечит, ты тут стоишь? Кто позволил?» Как глянул на него, у меня карабин-то и выпал из рук….
Костя сделал три частые затяжки.
- Стоит передо мной зэк, в черной робе зоновской, с биркой белой на телогрейке без воротника. На бирке расплывшийся фиолетовый номер, видимо химическим карандашом когда-то написанный. Лицо белое, чуть в синеву отдает. Руки к груди прижаты, а в них крест, из двух веточек связанный. Посмотрел ему в глаза – они открыты и в них лед застывший. Льдинки-то чистые в глазах, зрачки видны. И показалось мне, что с укоризной он на меня смотрит. Проняло мое нутро аж до…. Аж сам закоченел. Сердце: тук, тук. Редко так. Еле шевелится во мне. Ну, думаю, сейчас помру.
«Мертвяк!», «Зэк откинувшийся!», « Кладбище тут, что ли зэковское?», «Говорили, что тут зона где-то была. Значит, точно говорили!» - это ребята сзади подошли, обсуждать стали увиденное. У меня и отлегло. Зашевелился. Захотелось закурить, так пока сигарету из пачки достал – половину переломал. Руки ходуном ходили. Колька, начальник прииска мне фляжку в руки сунул. Я ее из горлышка и выдул всю. Смотрю, притихли ребята, на меня смотрят. Я им: «Чего уставились?» А они мне: «Ты нахрена весь спирт выпил?» Удивился, какой спирт? Вода вроде? Принюхался к фляжке – точно, чистый спирт был. А я и не заметил.
Константин достал очередную сигарету. Прикурил от окурка.
- Вот. Потом выяснилось, действительно, рядом, в тридцатых годах, на том месте зона была. А ребятам выделили полигон как раз на месте кладбища. Никто и не знал, что там кладбище. Бугорки и бугорки. Так там вся долина в бугорках! Не поймешь ни за что, то ли мерзлота вспученная, то ли могилка человеческая. Похоронено их там много было. Потом уж, парни начали зачищать полигон, так много их наковыряли. Больше сотни. Сколько на самом деле там похоронено было – не знаем до сих пор. Может – тысячи.
- А как же он, покойник, перед бульдозером встал? Откуда у покойника глаза и одежда? – не мог понять я, как труп мог стоять? Он же рассыпаться должен, за столько-то лет.
- Так, это брат, вечная мерзлота. Как их закопали и в чем положили в тридцатых годах, так в том они и лежат. Что им сделается в мерзлоте? Лежат себе и лежат. Заледенелые. Видимо ковш-то бульдозера в ноги покойного надавил, вот он по отвалу-то и «встал». Тело его промерзло так, что как из камня стало. Да, представляю себе состояние бульдозериста, когда из-за края ковша лицо человеческое появляется!
- А с этими, что сделали? Которых «наковыряли»?
- Вырыли им общую могилку. Глубокую. А то они неглубоко прикопаны были. Так уж ребята посолидней им яму приготовили. Бульдозером в мерзлоте прогрызли траншею поглубже. В скальной породе. Она там рыхлая. Вот туда и складывали. Крест хороший поставили над могилой. Все по-людски сделали. Номера их, покойных, с бирок переписали, у кого нашли, да на кресте выжгли проволокой раскаленной. «Отче наш» прочитали над их последним пристанищем, помянули. Одним словом – по-людски. Ну, вот вроде и все рассказал.
- А…. Как крестился? Ты ж сказал, что бегом побежал?
- Как, как? Глаза мне того покойного зэка снились. Смотрит и смотрит с укоризной! Будто что сказать хочет! Просыпаюсь, и уснуть не могу! Ребята мне посоветовали, как в Магадан приеду, в церковь сходить, да панихиду по нему заказать. Я приехал, когда в Магадан, аппаратуру в гостинице бросил и бегом церковь искать. Нашел там, в центре, еще строилась, но батюшка уже был. Я его нашел и говорю, такое дело мол, отпеть надо человека, правда не знаю кого. А на душе муторно! В голове муть. Приехал весь почерневший – почитай, все ночи до отъезда у костра просидел, спать не мог. Батюшка молодой, лет двадцать, может чуть поболе. Лицо мальчишеское, улыбчивое, но серьезное. Пригласил он меня в вагончик рядом с церковью строящейся, чаем напоил. Попросил, не торопясь, в подробностях ему все рассказать. Сели мы с ним за стол, чай с блюдечек пьем, я рассказываю. Смотрю потом, что-то чай в блюдечке солоноват стал. А это, оказывается, слезы мои текут, да по бороде прямо в блюдечко! А я и не замечаю! Ну, думаю, не дурак ли, сижу перед попом малолетним, его, кстати, отцом Алексеем зовут, и слезы лью. Засмеет мальчишка. Но он так, ничего, участливо расспрашивал. Как-то не заметил – и про жизнь свою рассказал. Легко на душе стало. Договорились с ним, что проведет он службу, чин почину, все сделает, как надо. Я ему денег сунул, хоть он и не просил, чтоб год за бедолаг сгинувших в мерзлоте колымской перед господом молился, как положено, со всеми причитающимися действиями. Он пообещал. Ну, я успокоился и пошел. А он, на прощанье, поп-то, перекрестил меня и говорит, что покреститься мне надо. Пора. И откуда узнал, что некрещеный я был? Одно слово, проницательный, хоть и молодой батюшка. Ну, я отмахнулся, да и ушел. Да. Хороший батюшка попался.
- Так ты когда крестился? – я запутался, - В церковь прибежал и не крестился?
- Это потом. Когда в Москву прилетел. Пошел могилку отца проведать. Что-то сердце защемило – давно не был. Прихожу – а она вся в бурьяне, венками чужими завалена, мусором всяким. Вот тут-то мне опять муторно стало. Опять глаза того покойника–зэка увидел. Почистил я могилку, разгреб завалы. Скамейку и столик поправил, а то завалились. Посидел потом рядом, рассказал ему, как живу, чем занимаюсь. Водочки выпил, ему оставил. Любил у меня батя погулять. Вот так-то вот посидел, пообщался. Потом рванул домой, нашел тетю Фросю, объяснил что к чему, объяснил, что срочно. Вот она мне крестины и организовала. На следующий день. И матерью моей крестной стала. Хотел крестным отцом магаданского батюшку пригласить, оплатил бы ему дорогу туда и обратно, да вот, дурак, адреса-то не взял у него. И с ребятами связи не было, чтоб нашли батюшку. Нет связи с их прииском. Так Фрося нашла мне крестного. Достойный старик, верующий, строгий. Как-нибудь познакомлю.
Мы замолчали. Я как киноленту прокручивал в голове услышанное и, казалось, что сам там побывал, сам видел этот взгляд из-под льдинок. Стало грустно. В горле появился какой-то ком, который никак не сглатывался. Хлопнула форточка окна.
- Лоботрясы! Обедать! Все уже на столе стоит! Стынет! Бегом! Мне ждать вас некогда! – тетя Фрося энергично колыхала занавеску и портьеры на кухонном окне.
- Мишка, нас эта синьора великодушно приглашает на обед. Не откажем даме?
- Даме не принято отказывать.
- Синьор Мигель, прошу вас!
- Синьор Константэн, только после вас!
Обмениваясь любезностями мы прибыли на кухню Костиной квартиры насладиться стряпней тети Фроси.