Серый Волк энд Красная Шапочка

Таня Асулин
Красная фетровая шляпка досталась мне от бабушки. Она купила этот модный чепчик в 1925 году в Шанхае, куда ездили за обновками харбинские модницы. С тех пор прошло всего навсего 65 лет, и осенью 90-го года я случайно обнаружила на дне сундука старинную шляпную картонку, засыпанную бумажной стружкой. Ярко - красный цвет находки не выгорел, о края ленточки можно было порезаться, а форма полей оказалась очень модной в том сезоне.

Узкое черное пальто мне отдала располневшая кузина, а длинный красный шарф связала мама, распустив старый жилет. Таким образом, молодая выпускница технического вуза, собиравшаяся на первую в жизни работу, была экипирована быстро, модно и без финансовых вложений.

Контора "Газпроект" находилась на окраине города, работников привозили и увозили желтым служебным "пазиком", всегда набитым под завязку. На моей остановке по утрaм топталось несколько хмурых мужиков полузаводского вида, и я поначалу различала их только по цвету шарфов. Буржуйский алый чепчик вызвал некоторое оживление среди невыспавшихся пассажиров, и через пару недель я услышала за спиной:
- Колян, слышь - Васильич будет садиться на той же остановке, что и Красная Шапочка...
Водитель, которому было адресовано это глубокомысленное замечание, утвердительно хрюкнул в усы и пошел на обгон...

Васильич оказался начальником цеха, получившим квартиру в новом доме напротив. Свежий попутчик присоединился к нам на следующее утро. На нем был волчий малахай, такого же стального оттенка, что и глаза, в упор разглядывавшие мою пожарную шляпенцию, под которой поеживалась от ноябрьского морозца конструктор магистрального отдела.

Борьба за вечерние места в автобусе была главной послеобеденной интригой нашей конторы. Цеховые рабочие занимали лучшие места, и конторским служащим частенько приходилось ехать стоя, вместе с "пазиком" подпрыгивая на ухабах обледенелой дороги.

Как-то снежным утром, вылезая из нагретого автобуса, я услышала:
- Красная Шапочка, Серый Волк хочет тебя съесть, - так пошло шутить могли только цеховые...
- Зубы вставные обломает, - пришлось вежливо ответить мне.

Когда вечером я погрузилась в темное брюхо автобуса, кто-то потянул за рукав моей чебурашковой шубки ...
-Садись, я занял тебе место. Извини за утреннюю глупость. Пришлось вправить мозги этим острословам, больше они тебе слова не скажут, - это Васильич говорил мне, по-волчьи блестя глазами в стылой темноте.

Теперь проблема с сидячими местами отпала. Утром полуторное место рядом с водителем всегда пустовало, и мы втискивались туда вдвоем, а вечерами...
Вечерами мы сидели в полутемном автобусе, освещаемом только бликами фонарей и светофоров; снаружи бесновалась снежная круговерть, а внутри было тепло и уютно. Волчья жесткая ладонь держала мою руку в тонкой кожаной перчатке, и только дней через десять таких поездок я решилась перчатку снять.

Таинственным образом наш автобусный роман был связан с бабушкиной шляпкой. В морозные дни, когда я надевала меховую ушанку из Жучки, Васильич задерживался на работе или был посылаем в срочные командировки. Но стоило мне водрузить на голову ярко-красный валяный чепчик с ленточкой, серый волчий малахай как будто притягивался на зовущий свет маячка и возникал на остановке, материализуясь из холодного воздуха и снежной пыли.

Так прошла зима. Когда сошел снег, за забором нашей конторы обнаружилaсь молодая лесопосадка, разбавленная старыми соснами. В обеденный перерыв мы с Васильичем грелись там на солнышке, сидя на толстом бревне. Между нами призрачно реяли двое почти взрослых сыновей, 20 лет разницы маячили в воздухе, словно написанные дымом на небесной эмали, укоризненным облаком витала мифическая жена, вспомянутая лишь однажды.
О разводе речь не шла, впрочем, и о женитьбе не было сказано ни слова. Мы вообще мало разговаривали, странные отношения, связывавшие нас, не нуждались в словах.
От сосен вкусно пахло нагретой хвоей, воробьи сварливо переругивались в кустах, напоминая дам из моего отдела, время капало густыми смолистыми каплями и о возвращении к магистральным газопроводам не хотелось даже и думать.

Такое отношение к рабочим обязанностям дало свои результаты. Когда потеплело настолько, что я перестала носить алую память о шанхайской моде , меня уволили по сокращению штатов.

Я категорически отвергла мамино предложение связать на лето панамку пожарного цвета и уехала в Крым, увозя в кармане адрес некоего деда Жоры, задешево сдававшего сарайчик в Ялте. Васильич, давший мне записку к деду, обещал приехать через месяц в отпуск. Разумеется, он не приехал ни через месяц, ни через два. Я предчувствовала это, потому что в телефонном разговоре мама горестно призналась, что мою любимую красную шляпку съела моль...