Шесть точек

Yurius
 Шесть точек

 .


 
 Вдали показалась электричка "Раздельная -- ***". В её стёклах блестело жестокое оранжевое Солнце, ещё различимое за старым заброшенным заводом. Пассажиры оживились и стали поднимать с земли огромные сумки и коробки, готовясь к посадке. Отрезанная чёрная кошачья голова тихо лежала на шпалах с безумным выражением лица.
 Прохожий, завороженный тёплым осенним, едва ощутимым ветерком и видением заката, оторвал совершенно неподвижный взгляд от горизонта и пришёл в себя. Он почти незаметно улыбнулся и глянул на наручные часы. Как обычно отнял от указанного времени десять минут и получил точное время - восемь часов пополудни. Из пивного бара "Янтарь" повеяло пивом, залежавшейся копчёной селёдкой, сигаретным дымом и истомой. Посетители выпивали, закусывали и беседовали после трудового дня в прибрежных железнодорожных станциях, стройках и военных частях. Прохожий неторопливо направился к бару и оглядел его, не пропустив ни одного квадратного сантиметра любимого заведения. Всё было на месте. Бездарно сделанный козырёк над входом. Впрочем, учитывая контингент посетителей, ничего лучшего ожидать не приходилось, и вряд ли владелец предъявлял какие-либо претензии строителям-недоучкам по поводу качества. Цена соответствовала этому качеству и общей идее заведения. Здесь отдыхали и просаживали заработанное за день разве что самые чёрные рабочие и военные средних и низших чинов. Это была одна из немногих пивных, сохранивших дух прошлых лет и идеально гармонировавших с сортом посетителей.
 Та же самая собака, что пришвартовалась к заведению года два назад и уже никуда от него не отходила. Машка. Так зовут собаку. Она всегда виляет хвостом, прижимает ушки и честно смотрит прямо в глаза, если назвать её имя. Хорошая псина, ласковая. Фью-фью! Ай хорошая, ай красавица! Узнала, узнала! Ну, давай погладим красавицу! Единственным неудобством было то, что после красавицы всегда приходилось тщательно мыть руки, потому как красавица ежеминутно чесалась, лизала себе библейские места и лежала прямо в плевках и жёлтых собачьих лужицах. Но всё равно, хорошая собака. Надо будет ей, уходя, дать чего-нибудь, пусть знает своего добродетеля. Немного сомнительного благородства. Потребность каждого, возвышает в собственных глазах. Инстинкт ухаживания за беспомощными - низкого качества.
 Прохожий погладил собаку, почесал ей за ухом, потрепал за морду и проверил нос на холодность и мокрость. Всё было в порядке - собака была безобразно здорова. Он отодвинул засаленную занавеску и вошёл внутрь. При виде его пивная женщина за стойкой оторвала свой огромный зад от табуретки. Это была тучная, высокая особь лет пятидесяти с огромной грудью, составлявшей шестьдесят процентов её творческого потенциала. Кивнув ей головой и слегка улыбнувшись, Прохожий не спеша оглядел помещение. Оно было почти пусто. Лишь в глубине за перекошенным столиком сидели двое мужчин и размеренно беседовали, налегая на пиво. Он привычным цепким взором оглядел стойку. На маленьких блюдцах, накрытых целлофаном, лежали бутерброды с селедкой, кружочками лука и смородинкой, аппетитные кусочки нарезанной красной копченой рыбы, соленые орешки, крабовые палочки явно не первой свежести, солонка и блюдце для денег. Человек неторопливо подсчитал стоимость заказа, сравнил с содержимым собственных карманов и уверенно достал деньги.
-- Пивка мне нарисуйте, пожалуйста. Только в кружечку.
-- А ви шё, думаете, я вам хотела у мыску налить? - громко, чтобы услышало максимальное количество людей, сотрясла воздух продавщица и оскалилась.
-- Ну, в прошлом месяце вы мне налили в стакан, аргументируя это тем, что...
-- Ха!! - заорала бабера и плохо пригнанные стёкла задребезжали. - Так то у прошлом месяцу было, милый мой! А сейчас у нас сэрвис, шёб ви знали! - она, смеясь на все золотые зубы, посмотрела в сторону двух мужчин, ища поддержки последних слов. Однако те были слишком увлечены разговором и намека не поняли.
-- Да, и вы даже доливать стали? - игриво, пытаясь поддержать разговор, объявил рискованную шутку Прохожий.
-- А шё, я когда-то недоливала?! - раздраженно сказала тётка. - Я тут вже пятнадцать лет горбатюсь и никто-таки ещё не жаловался на тётю Любу!
-- Да ради бога, я шучу, шо вы так невраничаете! - поспешил загладить углы Прохожий. - Как раз дай бог, шоб везде так наливали, как у вас - так я бы уже наверно спился, - полуискренне захихикал Прохожий и с надеждой посмотрел на пивную женщину.
-- Рубдевяносто, - кратко ответила та. - Шо ещё?
-- Ну вы ж знаете, что.
-- Да, канешно, знаю! Я вам шё, Кашпировский, знать, шё ви там хотите! - с явно напускным безразличием и раздражением посмотрела в потолок продавщица.
-- Кашпировский мысли не угадывал, он их внушал, - с улыбкой встрял в разговор один из двух мужчин. Это был человек лет сорока, высокий, слегка небритый, плохенько одетый и худой. Нервный тик его сразу бросался в глаза и заставлял его часто моргать и комично шевелить носом.
-- Ой, я вас прошу, до сраки тот Кашпировский! Ничего он мне не унушал! Я как дура сидела с теми тазиками. Если человек не хочет, и не верит, до сраки усе Кашпировские, вместе узятые! - философски ответила продавщица.
-- Нет, ну чего, у моей тёщи после него давление понижалось, она гипертоничка...
-- Ой, да до сраки это! - зло буркнула она, видя, что её теория разбивается о неоспоримые факты. - Это она, ваша тёща, унушила себе, шё у неё голова прошла.
-- Ну так прошла же! - мягко улыбнулся моргающий, от чего его лицо стало очень симпатичным.
-- Так она унушила себе!! - упёрлась рогами продавщица и уткнулась в кассовый аппарат.
-- Ну хоть так, а то ей никакие таблетки не помогали.
-- Да это усё до сраки, -- уже со злобными нотками в голосе сказала продавщица.
-- Так радуйтесь, значит, вы целостная, самостоятельная личность, неподвластная влияниям извне, - попытался поддержать её дух Прохожий, едва сдерживаясь от смеха.
-- Да, правильно, моя рибочка, а усе эти Кашпировские, Чумаченки эти...
-- Чумаки, - смеясь поправил моргающий.
-- Ну, Чумаки, не один хрен!
-- Так, ещё мне бутербродики. Штучки три пока, там посмотрим, - продолжил Прохожий.
-- Хорошё, вибирайте, солнышко. Так, ещё три по пятьдесят полтора рубчика и там ещё итого три пятьдесят. А, не, три сорок, я звиняюсь, с етими Кашпировскими, блин! - весело зареготала баба. - Я никогда у своей жизни никого не обманываю и не обманывала. Мне чужого не нада, боже сохрани!
-- А зря! - весело захохотал Прохожий. - Чужая вещь лишней не бывает!
-- Ой, шё ви такое говорите, как ето?!
-- Да ладно, пошутил я, - всё ещё хохоча, сказал Прохожий.
-- Людёв уважать надо, тогда и они тебя будут, правда, молодые мои хорошие? - скалясь обратилась она к двум посетителям.
-- А як же ж! - стремясь отделаться от общества продавщицы заверил второй мужчина.
 Прохожий забился в угол бара, поставил кружку и тарелку с бутербродами на шатающийся, залитый водкой стол, и развалился на аналогичном стуле. По столу энергично пробежал откормленный рыжий таракан. Прохожий задумчиво сделал первый мощный глоток, прислушался к музыке и уставился через открытую форточку в синее небо. Первый глоток немедленно дал эффект и он почувстовал приятнейшую расслабленность. Он тщательно обнюхал бутерброд, обвалял пальцы в рыбе - он обожал этот запах - и откусил, смакуя, небольшой кусочек. Свежий лук приятно хрустнул во рту и он с удовольствием подумал о витаминах, поглощенных вместе с ним. Сжимая в руке кружку слегка ослабевшей рукой, он вновь уставился в небо.
 Прекрасный день. Температура около двадцати - температура, наиболее комфортная для человека. Так говорила учительница по химии. Кстати, почему по химии, должно быть по биологии или анатомии. А, ну, в принципе, да, химия, органика, температура связана с этим, да и просто образованная женщина, а разговор как раз на тему зашёл. Она ещё любила говорить "Пойдем к доске!" вместо приказного "Иди к доске!". Я её ещё тогда хотел - немолодая уже, но очень энергичная, прямо огонь, и в этом наверно тоже. Но фанат своего предмета, такие люди всегда нужны. Она один раз в подсобке так нагнулась за мелом, что стало видно гораздо выше колен, так захотелось залезть к ней под юбку, понюхать у неё между ног, посмотреть, что у неё там, но это означало бы конец. Мы изменились. Хомо Социалис. А иначе система рухнет. Я жертвую своим телом ради спасения системы и себя в системе. И она тоже. Оба хотим, но оба не имеем права. Как так - кролики, размножающиеся без конца прямо на рабочем месте? Ещё хотел ей понравиться, говорил, что любую химическую задачу можно решить путем приравнивания некоторого определителя к нулю. Смеялась. Покраснела и смеялась. Груди тряслись, подзывая меня. Сука! Теперь уже постарела. Безнадежно постарела. Безнадежно устарела, так точнее. Знала ли? Теперь уже всё равно. Отличный день. Температура около двадцати - температура, наиболее комфортная для человека. Что, опять, по-новой? Нет, хватит. Ширинку расстегни, а то сейчас треснет. Фуф, вот так. Во, как память-то работает! Интересно, как это происходит? Ну, допустим, там где-то в коре или в лобных долях, или ещё где-то хранится её "фотография". Я её вспоминаю. А дальше? Откуда мозг знает, что это женщина, с чем сравнивает? Есть ли какая-то архе-память? Когда-то мои предки, начиная с висевших на дереве и кончая (хм... кончая... неплохо бы...) и кончая недавними видели много женщин и научились на них реагировать. Но как научились? А до них как и что? Кто научил их, как реагировать на женщину? Организм мой, его никто не трогает, а ОНА за пятьдесят метров, ни звука, ни запаха, ни прикосновения. Тогда почему? Неужели мамаша с хромосомами передала образ женщины?? Но как?? Не может же в них быть фото, по которым сличаю. Как в них с помощью молекул, безразличных, не связанных никакой идеей, указать размер груди и бедер, на которые я должен реагировать воспроизводящей функцией? Ужасно сложно! А они ищут? Или уже знают? И если знают, почему молчат, почему нет в учебниках? И кто закладывает информацию? Естественный отбор и тому подобная чушь? Нет, не верю, должна быть цель, которую кто-то видит издалека. Но кто это? Ещё глоточек с бутербродиком! Какая приятная тяжесть. Откуда здесь чайки, море же далеко. А, ну да, большая свалка справа от полотна. Целая куча чаек. Как тогда. На Десятой Станции. Катя. Как ты могла? Я же... Эта улыбка, от которой глаза наливаются кровью. Светлые длинные волосы с чёлкой. Нежные руки, слегка припорошенные светлыми волосами, тонкие длинные пальцы - гуманитарий. И ум, острый ум, способный вместе с мягким взглядом серых глаз положить меня на лопатки в два счёта нечаянно брошенным аргументом. "Ты думаешь, мы похожи?". "Мне иногда кажется, что мы одно целое, Катюша". Улыбка. Одним уголком, еле видная. "Значит, веришь в бессмертие души?" Легкий смех. Я в трансе. "Почему ты так думаешь?". Хитрые девичьи глазки. "Потому что тот, кто верит в душу, верит в её бессмертие". Понимаю, что это нелогично, но мне плевать, говори, говори! "Скажи ещё что-нибудь!". "Как ты думаешь, я умею врать и притворяться?". "Думаю, да, и довольно хорошо!". Слегка приоткрывает рот в виде натянутого лука. "Ты первый, кто мне об этом сказал".
-- Так, ребяты, тут только шё была крабовая палычка. Признавайтеся по-хорошему, кто ея увёл? - добродушно прогремела продавщица, рыская по всей стойке. - А, вот она: тётя Люба сама ея сбросила. Ша, мои рибочки, усё у порядку, это я, корова, тут верчусь-кручусь! - окончательно раздобрела тётя Люба. - На таких замечательных ребят подумала!
 В дверях показалась собачья морда и с неподдельным интересом уставилась на продавщицу. Потом на посетителей. Животное, обделённое вниманием, заскулило.
-- Машка, а ну йди на хер отсюда, паскуда такая, ох, я тебе щас тресну по сраци! - закричала тётя Люба и якобы грозно встала с табуретки, взяв в руки прислонённую к стене швабру. Собака, отлично понимая позёрство женщины, стала, напротив, интенсивно вилять хвостом, но, всё же, в конце концов предпочла отойти. Впрочем, лишь настолько, чтобы выйти из бара.
-- Попрошайничает, сучара такая, - проворчала тётя Люба, ни к кому не обращаясь.
-- Так вы не кормите - она и не будет попрошайничать! - с улыбкой дал совет Прохожий.
-- Та как же ей не дать, в ней же, вишь, цыцки вже какие - по Январскому заводу шляется, а жрать сюда приходит! - с деланным возмущением заорала барменша. - Жалко, живое, усё-таки!
 Сраженный последним аргументом, Прохожий задумчиво кивнул и поднял брови, как бы говоря: "Ну, в общем-то, да...".
-- Та и бывает, кто-то не доесть рибки - чего мне ея викидывать? - резонно сказала женщина и погрузилась в разгадывание кроссворда.
 Отрезанная голова кошки. Живое, жалко, усе-таки! Эх ты, добегалась, кися... В автобусе кто-то рассказывал, какие-то малолетки-изверги поймали двух маленьких, ещё слепых щенят, поотрезали лапки и положили на землю, посмотреть, как те будут шевелиться. Как-будто меня порезали - сердце кровью, подонки. Не-ет, я ещё живой, я ещё есть, вот он я, тепленький. А те щенята... этой - поездом. Они уже там, а я ещё здесь. Теплый и живой. Пусть только какой-то червяк попробует на меня сесть - раздавлю немедля. Меня ещё рано, а вот киску - пожалуйста! Кушать подано! Все мы - я, эти двое мужичков, наша хозяйка возраста Бальзака - ещё дышим, воздушек углекислым газиком-то отравляем. Нашему коллективу ещё жить не надоело. Хотя... Как та женщина с двумя сыновьями. "Да, знаете, уже и надоело эту лямку-то тянуть". Улыбается печально. Понимаю, что не всё так весело, спрашиваю с интересом: "Да ну что вы, почему??". Польщена вниманием. Делает вид, что не очень хочет говорить. Врёт, меня не провёдешь. "Да устала, тяжело уже стало как-то, хэх", - смеется. Сорок три. Приличные дети, шикарная квартира. "Это наверно потому, что по плану всё время, планы строишь. Наверно, когда без плана - легче как-то. Тем, кто без плана живет, наверно, легче". Выложила. Директор строительной фирмы. Строит. Строит всех в три шеренги. На работе - злая мегера, дома - Веста, богиня домашнего очага. Смешно. Книжечки типа "Ступени к семейному счастью", "Поговорим откровенно". Про устройство пениса и психоэмоциональную гигиену. Всё по-честному: головка, пещеристые тела, уретра. Нужна деликатность. Слияние двух душ и тел. Внимательность к супругу, к его проблемам, чаяниям. Женщина - тончайшее устройство-психопомпа. И сердце бьется, как олень! Стареющие молодожёны - честь и хвала! И халва. Один - это всегда мало. Это даже аморально. Должно быть два и больше. Но распределение следующее: 35% за одного или ни одного, 45% за двоих или троих, 10% за четверых, и не помню сколько там за пятерых и более. Зачем это в сорок три? Пусть будет, может, помолодею как-то. Женщина. Уже складки и морщины на руках, уже никто не смотрит на сохнущую грудь, никого не интересуют колготы с мудрёным узором, стоимостью в весь мой скудный гардероб. Красит губы немного. Надежда. Вечный сентябрь. Навсегда. Лямку-то тянуть. "Не думаю, что без плана легче и приятнее жить", - успокоить. Ей безразлично. Смотрит, пытаясь улыбаться. Красивенько морщинистой ручкой поправляет волосы - запомнила и никогда не забудет свои 18 - думает, я. Э-э, нет, не тот случай. Без меня, как угодно, только без меня. Домашнее задание: усохнуть самостоятельно. Ха-ха-ха-ха!! Ну, умора!! Не мое дело. Катя... Катя!!! Почему, Катюша? Где ты сейчас, что делаешь? Ну, вытри, вытри, мужики кругом. Может, чихнуть, чтобы подумали, что от насморка? Мы ведь понимали друг друга, правда? Или нет? Понимал ли я тебя? Ну, чего молчишь, Катёнок? "Дурачок, ты как всегда всё усложняешь". Не улыбайся так, Катюша, я сейчас размозжу себе голову. "Ну, не плачь, держи платок!". Её платок. Только для слёз. Лямку-то тянуть.
-- Понимаешь, я тогда имел около пятиста рублей в месяц, - торопливо заговорил моргающий.
-- Ну...
-- Так ты обожди, советских же рублей, это ж, обожди, был восемьдесят седьмо..., не, какой там! - восемьдесят второй год, мы ж тогда с Ленкой поженились как раз, а, точно, тогда ж ещё Брежнев умер. Это...
-- Да я помню, что ты начинаешь!
-- Это, обожди, было где-то в ноябре, числа восьмого, по-моему, ну неважно, а мы с ней... щас... ровно двадцатого расписались. Я как раз тогда на новое место устроился. А!! Ну вот сюда-же, здесь, за железкой, бригадиром там с какой-то ещё приставкой.
-- Бригадэфюрером СС.
-- Да, типа того. Так ты меня извини, по тем временам я был миллионером. Пятьсот советских послереформенных - это было очень круто, я тебе доложу, очень круто. Такие бабки только самые крутые профессора получали, директора всякие, понимаешь? У меня была бригада - поработали, сдали, получили. Тогда эти турбины ещё, по-моему, даже за кордон вывозили, понимаешь?, ну и общесоюзный спрос, понимаешь? Ну в общем, спрос был большой, а у нас это был чуть не единственный завод в стране, понимаешь?
-- Это что, "Краян", который тут, вдоль линии "десятки", что-ли?
-- Ну да, блин, о чем же я тебе говорю!!! А ты теперь видел, во что его превратили? Мы ж проезжали сегодня.
-- Мальчики, вам пивы ещё наливать? - участливо спросила тетя Люба.
-- Да, мать, наливайте. Понимаешь этот момент? Или нет? Я был миллионером. Двое детей? Запросто! Поехать куда-нибудь, в Ялту-Шмалту там, в Москву-Шмоскву там на недельку - запросто! Понимаешь? Я себе ни в чем не отказывал. Ни в чем. И детям тоже. И жене. Тогда, когда Вадика надо было с глазами в Киев везти. Ты знаешь, что это стоило? Сказать? Не, ну сказать? Три штуки советских! Три!! Ты понял? Три штуки! Плюс проживание, туда-сюда, там соки-фрукты ребенку. Понимаешь? Три штуки. Но я легко и просто их дал, понимаешь?, я знал, что даже если что, если это последние, хотя это было и не так, то я через месяц опять имею свои пять сотен, понимаешь?, и Ленка свои сто пятьдесят в своей галантерее, понимаешь? И всё! Всё!! Понимаешь? Ну, работать приходилось, конечно, здорово, вкалывать, но в целом за такие бабки легко и приятно, понимаешь?
-- Тогда же доллар - пятьдесят одна копейка был, да?
-- Ну да!! И меньше даже было, по-моему. Ты понимаешь это дело? Они теперь говорят, что это тогда застой был! Да имел я их, извини меня, в сраку; какой застой? Восемьдесят седьмой год - расцвет советской экономики, о чем ты говоришь! Я - пятьдесят девятого года, понимаешь?, в шестьдесят первом Хрюша поменял деньги. У меня до сих пор есть книга, на которой написано "Цена 10р. 80коп.", а внизу штампик такой чернильный: "С 1 января 1961 года цена 1р. 08 коп." Понимаешь? Космонавтика, ГЭС всякие, большой подъёб... подъём был. Да ну чего ты ржёшь, оговорился я!
-- Так, ладно, Саня, давай. За наше светлое прошлое, а то ты сидишь и не пьёшь.
-- И за будущее, за будущее.
-- Вот и хорошо, и за будущее! Давай, опа!
-- Нас ведёть к побэде Сталин, наш атэц! - пропела громобойным басом бабка Люба, услышав тост, и раскатилась заливистым и не менее громобойным хохотом.
-- Ой, и не говорите мине за Сталина, - махнул рукой в её сторону разошедшийся моргающий. - Шо Сталин? Сталин - наша слава боевая, Сталин - наша юность и полёт, с песнями, борясь и побеждая, наш народ за...
-- За пивою...
-- Та не гони, Лёха, за Сталиным идёт, - засмеялся моргающий, успокаиваясь и допивая пиво.
-- Ладно, Сталин, кушай потихоньку, скоро уходить.
-- Понимаешь? - многозначительно посмотрел стеклянными глазами моргающий и поднял вверх указательный палец. - Я имел пятьсот рублей и я не знал проблем, понимаешь?
-- Понимаю, понимаю, - примирительно сказал второй, поглядывая на часы.
-- Шо ты понимаешь? Ни фига ты не понимаешь! Ялты-Шмалты, понимаешь? Всё, как у людей, даже лучше! Я был миллионером, понимаешь? Мать, и де наша пива, сильвупле?!
-- Ша, вже несу, мои любочки, тетя Люба вже несёт! - засуетилась тётя Люба.
-- Понимаешь?! - обратился моргающий к своему собеседнику.
-- Да, - вздохнул последний и отхлебнул пива.
-- Ну вот, - удовлетворенно сказал моргающий. - Как миллионер! Через пару лет я отложил столько, что мог десять лет потом вместе с Ленкой не работать. Ну, если скромно там, без шика всякого, но десять лет, ты задумайся! Десять лет, понимаешь? Я сам считал! Специально. Понимаешь? Сумму разделил на двести - это примерно в месяц - а потом на двенадцать, ну что я тебе рассказываю! И получил десять. Ну там девять с копейками, не один хер? Понимаешь? И я бы ещё работал и работал там, и до главного дошёл бы, точно тебе говорю. Перспективы у меня были, понимаешь? Единственное в своем роде предприятие! Но ты ж помнишь, что эти падлы потом, году в восемьдесят восьмом-девятом, забрали все наши деньги! Ты понимаешь, какие суки? Всё обесценилось и от моих тысяч осталась херня, ты понимаешь?! Там около штуки или того даже меньше! Ты понял, какие суки? А я, мудак, вовремя это дело не просёк, ты понимаешь? Если бы я только знал, бля, что так всё выйдет, я бы всё снял, понимаешь?, и хоть золото какое-то купили бы, тогда ж нельзя было доллары. Понимаешь?! А я, мудак, это дело не просёк, ты понимаешь?! Эта в кассе мне говорит, мол, у вас тысяча рублей на счету. Это, по-моему, даже девяностые уже были. А я ей говорю: "В звезду их себе засунь!", понимаешь? Так и сказал! Ну, может, не совсем так.
-- А она-то здесь причём?
-- Да ни причём, конечно! Но ты представляешь себе моё состояние тогда?! - моргающий пьяной рукой чуть не опрокинул кружку. -- А теперь что? Ну, имею я с диким скрыпом штуку. Но это уже ж эти ****ские гривны, понимаешь?
-- Это сколько сейчас, баксов двести, да?
-- Ну да! Да нет, даже меньше!! Ну, хер уже с ним, пусть двести! Это советскими деньгами чуть больше ста рублей, ты понимаешь? Ленка на толчке стоит реализатором, ты понимаешь?, зимой, бля, всю поясницу себе просквозила, ты понимаешь? И хули она имеет?? Ну ты спроси, хули она имеет? Триста гривен, бля, ты понимаешь? За то, что она целый день на ногах, бля, какие-то труханы, бусгал... бюзал... безгал...
-- Лифчики...
-- ... лифчики женские продает...
-- А что, бывают мужские? - сдерживаясь от тяжёлого приступа смеха поинтересовался второй.
-- Та ты, бля, меня перебиваешь, я тебе дело говорю! Понимаешь? Триста гривен! Пятьдесят баксов! Ты понимаешь? Шо я с ними могу сделать, с этими двести пятьдесят?! Жопу себе подтереть?! Да, только так. Ты понимаешь, хорошо, что Вадик уже притулился себе по мобильным телефонам до одной конторы, живёт себе неплохо. А Инке сейчас семнадцать вот скоро будет. Ты понимаешь, о чем я? Ей, бля, и учиться надо, она в Нархоз поступать хочет. А там, ты же знаешь, одни папенькины сынки и доченьки учатся, там только на лапу при поступлении надо столько дать, шо мне за пять лет не наработать, ты понимаешь? А одеться ей там, перед другими бабами жопой покрутить, ну ты же понимаешь, хули я говорю! Там "кэфри" всякие, "памперсы" или шо там?, а, "тампаксы", бля! Ну, а со временем и "памперсы", правильно! Там погулять с перцем каким-то, все эти дела, понимаешь? А шо я ей могу дать, Лёха, ну шо?! Ну, объясни мне, дружище! И оно же родное, оно же просит, как я могу не дать, ты понимаешь меня или нет?!
-- Чего это не понимаю, у самого дома два рта раскрытых сидят.
-- Ну вот, понимаешь?! И теперь ты мне объясни, Лёха, как умный человек, как инженер объясни: на хера было всё это разваливать??? Ну ты мне объясни, тупому, зачем?? Кто меня спрашивал, нужно мне это или не нужно?? Ну кто? В чем я виноват, что мне такое наказание? Я, бля, работал херово?? Я, бля, своей стране пользы не принёс, зря деньги получал, да?? Ну скажи, Лёха, родной мой, я плохо работал?
-- Да хорошо ты работал! Как все. Никто нас с тобой не спрашивал и никогда не будет спрашивать. Мы - винтики, разменная фишка. Они нас имели и всегда будут иметь, если надо будет.
-- Ну а я, а я как же?!! - чуть не плача закричал моргающий.
-- Хлопчики, потихше там, будь ласка! - доброжелательно сказала тётя Люба.
-- Всё окей, мать, мы извиняемся, я больше не буду! - заверил её моргающий.
-- Так, Санёк, всё будет класс, я тебе обещаю, - сказал второй и похлопал друга по плечу. - Всё будет в лучшем виде, я тебе гарантирую, они все сдохнут, а мы с тобой будем жить и жить! А пока допивай, та пойдём помаленьку. Тебе пройтись надо. Уважаемая, и что мы имеем?
-- Десять тридцать, рибочка, десять тридцать, - немедленно ответила тётя Люба и сделала честное лицо.
-- Пятьсот рублей, ты понимаешь, мать?! - обратился внезапно абсолютно пустым и мутным взором моргающий к барменше. Он еле выговаривал буквы, и было заметно, что это стоило ему усилий, намного превышавших его возможности. - Пятьсот рублей, мать! В Ялту, бля, - пожалуйста!
-- Саня, ну всё, успокойся, допивай, да пойдем! Вот вам, уважаемая, денежка. Да бог с ними, с двадцатью копеечками! Ну, должны будете, - добродушно пошутил второй. - Ввергнем вас в долги!
-- Не нада меня никуда, ребяты, увергать, - смеясь запротестовала тётя Люба.
-- Ой, я вас прошу! Пидиймайся, Санёк, пишлы вже!
-- Да, вот, уже допиваю, - едва проплёл языком моргающий.
 Он допил до конца остатки пива, и, поддерживаемый под руку другом, тяжело встал со стула, при этом опрокинув соседний. Второй поднял стул, виновато улыбнулся тёте Любе, мол, что с пьяного возьмёшь, и повёл друга к выходу.
-- Спасибо, о, мать моя! - пропел на всей громкости в стиле оперного тенора моргающий и сделал театральный жест. Барменша скривилась, но улыбнулась: всё было в допустимых пределах. - О, Машка, итить твою собаку!!! - радостно и дико заорал моргающий, едва завидев пса, и, шатаясь, подошёл к животному. - Ты понимаешь, Машка, шо такое пятьсот советских рублей??
 Собака понимающе посмотрела на человека и вильнула хвостом.
-- О, понимает!! - завопил протяжно моргающий, указывая присутствующим на пса. - Последняя шавка понимает, а эти сссуки не понимали!! - раздражился он.
-- Саня, пошли, говорю! - наставительно и твердо сказал второй. - Спасибо вам! - вежливо кивнул он тёте Любе.
-- Счастливо, любочки мои, усех вам благ! - чуть не расплакалась тётя Люба, после чего внимательно изучила на свет десятку.
-- Понимаешь, Лёха, развалить такую страну, сссуки! - послышалось с улицы и два силуэта быстро промелькнули за окном.
 Прохожий допил кружку и, упоённый наступившей, наконец, тишиной, полулёг на стул. Тётя Люба, усмехаясь, посмотрела на него, и он ответил ей тем же.
-- Та нехай себе покричит, молодый ще, - изрекла она, имея в виду беспокойного посетителя. Прохожий скривил неопределённую физиономию.
 Небо медленно и уверенно становилось тёмно-синим. Над самым баром носились, визжа, ласточки, и иногда бесшумно пролетали летучие мыши. Тихий вечер, тонущий в аромате степной травы и стрекотании кузнечиков. Как в самом начале. С ней на остановке. Молчание. Длинное, тягучее молчание. Скажи это. "Если б ты знала, как я хотел тебя увидеть!". Поворачивает голову. Глазки зажглись и тихонько горят в сумерках. "Почему же ты мне раньше не позвонил?". Мягкий женский упрек. Что я могу на это сказать?! "Знаешь, какую часть тела я люблю в тебе больше всего?". Интерес. Мягкий, но настойчивый интерес. "Ну!". "Голову, Катенька! Твою улыбку и много-много серых клеточек в черепной коробочке!". Отворачивается, делает вид, что прослушала. Едва замечаю покрасневшие, цвета крови, щеки. Упругой ножкой, исходящей из серого в цветочек платьица, выбивает какой-то ритм. Счастлива. У меня выпрыгивает сердце. Вот и выпрыгнуло. Навсегда. Теперь нет его там. Почему, Катенька, почему?...
 

 ..
 


 Медленно и с огромным достоинством по бару прошлась раскормленная лоснящаяся кошка. Живое, жалко усё-таки! Безразлично уставившись перед собой, она неспешно прошла мимо Машки. Собака лишь слегка приоткрыла один глаз и дёрнула ухом. Кошка огляделась по сторонам, прищурилась и мирно присела под навесом, подобрав под себя лапки и хвост. Барменша тупо и устало уставилась в пол и почесывала комариные укусы. За специальным столиком прямо под стойкой проснулся дед Вова - нищий и убогий пенсионер, прислуживавший в баре за кружку пива и тарелку любой еды. Также он имел от этого бара ещё одну чрезвычайно важную выгоду: он спасал его от безделия и полнейшего одиночества. И только он сам мог сказать, что для него было важнее - тарелка супа или общество, заменявшее ему семью, сгоревшую три года назад на пожаре на улице Бреуса, 25. Он не требовал к себе никакого внимания, но, напротив, был весьма услужлив, хоть и всегда полупьян, ибо в отсутствие строгого взгляда тёти Любы систематически приворовывал и попивал пиво. Дед Вова оглядел красными глазами аудиторию, проворчал что-то на своём, ему лишь понятном, языке, и продолжил увлекательное путешествие в царство старческих снов.
 Два новых посетителя осторожно вошли в бар. Тетя Люба всегда ощущала потенциальных клиентов ещё за много шагов от заведения, но никогда не спешила встать, если клиент был ей незнаком. Вот и сейчас она демонстративно отвела взгляд от двери и стала с интересом энтомолога изучать муху, сидевшую на потрёпанной стене. Она оставалась в такой позиции, покуда один из посетителей не прервал затянувшуюся актёрскую паузу.
-- Э-э,... любезная!
-- Да? - "заинтересовалась" тетя Люба.
-- Пиво у вас свеженькое?
-- Сегодняшнее, ребяты, днём завэзлы. Холоднэньке, - незаинтересованно добавила она.
-- Ну так накакайте нам с Толиком по кружечке - и забудем друг друга! А, или не, лучше дайте нам бутылочное, а то мало, шо там у вас за пиво, - слишком развязно сказал НеТолик.
 Тетя Люба вопросительно и с неодобрением посмотрела на него и молча сняла с прилавка две бутылки. Она не любила фамильярностей с незнакомыми людьми.
-- Три шестьдесят, правильно мы говорим? - в надежде на расположение заулыбался Второй.
-- Да, - процедила тетя Люба. - Вова, подымайся, Вова! Чуешь мэнэ? Подымайся, поди кружки принеси!
 Дед Вова, больше подсознательно, чем осознанно, уловив просьбу, через полминуты полностью апперципировал информацию и понял свою задачу. Он тяжело оторвал старый сморщенный зад от стула и пошатываясь заковылял к столику, за которым недавно сидели моргающий и его компаньон. Он подобрал кружки и вяло смахнул со стола таракана. Посетители заняли столик в уютном тёмном уголке бара. Толик достал из засаленного кармана бутылку водки и вскрыл её зубами. НеТолик разлил пиво до двух третьих кружки каждому, а оставшуюся треть щедро залил водкой. Он обильно посолил оба бокала солью, находившейся в солонке на столе, и облегчённо вздохнул.
-- Давай, - тихо и кратко сказал Толик. С этими словами он мгновенно вытянул пол-бокала раствора. Так же само поступил его спутник. После чего последний достал из заднего кармана грязнейших брюк нарезанный солёный огурец, завернутый в разлезшуюся от влаги и пота салфетку. Каждый с удовольствием поглотил по кружочку огурца и погрузился в собственные мысли. Вокруг распространился запах домашних соленых огурцов. Толик с наслаждением закурил "Ватру". В баре повисло томное молчание, разбавляемое лишь тихим привычным плеском воды в по традиции поломанном кране в сортире. Прохожий допил кружку и сидел в полной расслабленности, не в силах оторвать взгляд от совершенно бездарной и безобразно выполненной картины, проданной бару за гроши каким-нибудь местным спившимся художником. Что-то зловещее, нехорошее было в этой картине - то, что, быть может, заставляло неотрывно смотреть на неё уже не первого посетителя. Тетя Люба продолжила занимательное занятие - расчесывание прыщей ногтями, и бар погрузился в вечный покой. Клуб папиросного дыма медленно таял и трансформировался в колеблющемся взгляде Прохожего то в скелет тарани, то в теннисный шарик, то в строгий лик тёти Любы.
-- Был я сегодня у Зинки..., - наконец вполголоса произнес Толик и выпустил струю синеватого дыма.
-- Ну, так что там слышно? - сразу спросил Второй.
-- Ну на днях, на днях... Говорят, со дня на день. Это уже знаешь, какая - четвертая пачка за сегодня. Я никогда в жизни столько не курил, я тебе отвечаю. Последняя неделя у меня точно года три жизни отняла, - потупил взгляд Толик. - Смотри, вот здесь, видишь, как виски поседели! - Толик повернул голову и показал серебряный висок другу.
-- Да ну успокойся, Толян, баба крепкая - родит, никуда не денется. Не ты первый.
-- Причем тут крепкая, тут уже как повезет! - нервно огрызнулся Толик.
-- Да не гони, это от организма зависит. Она ж у тебя не пьет, не болеет, ничего. Здоровая девка, всё будет в порядке. Но ты слушай меня, что я тебе скажу, лишнее молоко надо всё время отсасывать, понял?
-- Как отсасывать?!
-- Ну как-как! Ты что, сиську никогда девкам не сосал?
Толик приглушённо улыбнулся, но через секунду депрессия снова отразилась на его чёрном небритом лице.
-- А чего его отсасывать надо?
-- Ну, если малый плохо берёт, то лишнее накапливается, а это опасно. Рак груди может быть. Не, ну я тебе точно говорю, я что, тебя наябывать буду?
-- Да ну! И что, все так делают? - недоверчиво скривился Толик.
-- Ну, умные люди все так делают!
-- Блин, первый раз такое слышу.
-- Ну, вот услышал. Так что запомни. Я ж своей тоже отсасывал в своё время.
-- Как??
-- Бляха, ну берешь в рот сиську, только не свою, а её, и начинаешь отсасывать!
-- Что за херня?
-- Ну, не хочешь слушать - не надо, я тебя предупредил. Оно там свёртывается, понимаешь? Может плохо кончиться, у врача спроси.
-- Та он такая сука, я его видеть не хочу, не то, что спрашивать что-то. Четыреста баксов, говорит. Я говорю, за что, ты, ублюдок вафельный?! Он, падаль, говорит, хочешь здоровую жену и ребенка, и чтоб не в коридоре рожала, ложи четыре сотни, мне триста, персоналу сто. Ты прикинь, какая сволота! Нет, я такой, что лучше дам, потому что колина девка рожала таки прямо в коридоре, к ней почти никто и не подходил. Хорошо, родила легко, как посрала. А если тяжёлые роды, ты прикинь! Лежи и подыхай?! Пусть эти четыре сотни его детям гвоздями в лоб вобьют, падла! И хер же ты ему что-то сделаешь, куда ж идти-то? Главврачи, минздравы, шминздравы - то всё херня, они ж там один хор имени Пятницкого. Они тебе докажут, что ты двугорбый верблюд по имени Маша, а они все крутые профессионалы! Суки!
-- Ну, ладно, дал же уже бабки?
-- Ну дал, хули ж с этой падлой делать?!
-- Ну, всё, расслабься. Давай, кружку бери.
 Прохожий продолжал смотреть в одну точку. Роды роженицы, родившей родившегося. Не родись, да не родим будешь. Ты гляди, все трахаются помаленьку. Нищий, а туда же! Половины зубов нет! Да и не это главное. Зов из утробы, великая сила. Всем совокупляться здеся! Немедля! Мужчина для женщины лишь средство - в дешёвом журнальчике. Почитать про семью. Сладкий запрет. ОНА. Влагалище, начинающееся в нигде, бесконечное во всех направлениях. Жрёт нас, выпивает жизнь без остатка, чертова пропасть! Первый закон термодинамики: Женщина всегда права. Хитро смотрит: ну, давай, говори, стройматериал, говори. Ты сильный, смелый? Да, мой повелитель! А сама чует «там» дитятю. Тритатушки-тритата, чёрна попка у кота! Малыш мой ненаглядный! Сильнее страха! Откуда? А у кошечки белая, бо сметанку елаона! Ля-ля-ля, ля-ля-ля! Неподчинение закону есть тяжкий грех. Наказание - от физической дисгармонии до психотического безумия. Женщина есть слизь, влага, Луна, физическое, помешательство, веретено, бесконечное, тьма, дьявол, утроба - таковы основные аллегории - выучить наизусть. Обсудить со стороны, незаинтересованно. Абсолютная объективность как абсолютное отсутствие субъективности: А и не_А равно нулю. Проблема дихотомии физического и психического.
 Раздался шлепок, и тетя Люба агрессивно стряхнула с ноги убитого ею же комара. В бар вошёл интеллигентный старичок с кожаным портфелем в руке. Он приветливо улыбнулся тёте Любе и заказал пиво «Черномор». Окинув прищуром бар, он немедленно и совершенно неожиданно остановил свой выбор на столике, за которым уже почти лежал на стульях Прохожий. Он ещё раз улыбнулся, подхватил пиво и подошёл к столику.
-- Не возражаете?
 Прохожий не сразу услышал и понял вопрос. Он открыл глаза, огляделся, и, заметив, наконец, старичка, мысленно повторил вопрос и кивнул.
-- Ради бога.
 Старичок открыл пиво и зачем-то прочитал обе этикетки, находившиеся на бутылке. Он сделал неопределенное движение бровями и задумчиво уставился в окно. Только маленький светлый участок на небе не был ещё поглощен тьмой. На его фоне летал небольшой рой каких-то мошек, совершая броуновское движение. Каждая мошка была занята своим собственным безобразно ничтожным "я". Прохожий выделил взглядом одну мошку и попытался проследить за ней как можно дольше. Через секунду мошка потерялась навсегда. На глазах Прохожего выступили слёзы. Он попытался угадать, где была теперь та самая мошка, но тут же понял всю нелепость этого занятия. Дед Вова открыл красные пьяненькие глазки и, не обнаружив существенных изменений в геометрии и географии бара, заснул опять. Собака Машка дёрнула ухом и в полудрёме почавкала пастью. За окном проехал редкий в этих местах автомобиль, осветив на секунду весь бар. "Эту секунду я запомню на всю жизнь", - подумал Прохожий и на глаза его снова навернулись слёзы. Воздух тяжко навис над посетителями. Природа готовилась к сильному дождю, и это было совершенно очевидно по всем признакам. Казалось, даже собака чуяла близкую грозу. Но что заставляло Прохожего быть в этом абсолютно уверенным, он не знал. Он уставился на псину, мысленно прошёлся рукой по её грязновато-оранжевой шёрстке и представил себе удовольствие животного.
-- Виктор Павлович, маниакально-депрессивный психоз, - протянул руку старичок. - Хотя они говорят, что это чистейшая циклическая шизофрения. А для вас - просто Палыч. Но я же не болен, правда? Вы же должны знать! Больные не ходят по барам и не пьют пиво, не так ли?
 Понимая всю спорность последнего предложения, Прохожий попытался восстановить в памяти первое.
Слова "Пал Палыч" и "психбольница" перемешивались в и без того смешанной памяти.
-- Ну а что же делают больные? - спросил незаинтересованно Прохожий, пытаясь собрать мозг в кулак.
-- А вы не знаете? Бродят по палате, едят гороховый суп три разa в день каждый день...
-- Это на первое. А на второе? - иронически спросил Прохожий и немного улыбнулся.
-- Какое второе?! - приподнял брови старичок. - Вы на какой планете живете? На Земле? Тогда в какой стране? Гороховый суп в наших психорочных больницах триедин в трёх лицах: суп-завтрак, суп-обед и суп-ужин святой. У нас же культ личности - культура личности. Личности личность культуры и обед есть свят на ужин святой - супиа гороховы. Ну, гороховы супиа, ну должны же знать! - он с искренней надеждой посмотрел Прохожему прямо в глаза, от чего на того немедленно напала зелёная омутная жуть. - Ну, не верите - не надо. Но всё мясо забирают эти здоровенные потные бабищи-медсёстры. И даже, когда из церкви с миссией милосердия приходят - тоже забирают - и яйца, и апельсины, и соки.
-- Вот, заразы! - неожиданно для самого себя искренне возмутился Прохожий.
-- Ну, зачем так? А вы никогда не задумывались о коэффициенте полезности таких, как мы - больных, ментально изуродованных существ без судьбы и без проблеска радости впереди? Медленно заживо сгниваем на государственные харчи. Социальное чувство заставляет страну бороться за каждого человечка, пусть и убогого и неполнеценного, а вот наше истинное звериное "я" в виде этих самых медсестёр и детишек, издевающихся под окнами "Психи, психи, идиоты!!", желает безжалостно удалить гнойник в виде бесполезных людей. Арийская, древняя, как Бог, идея. Что, не так?
-- А кто и как решает, кто полезный, а кто бесполезный? - спросил Прохожий, которому уже стало по-настоящему не до смеха.
-- Кто? Как всегда, consensus gentium. А как? Интуитивно. Вы верите в интуицию? Или привыкли во всём полагаться на конкретные эмпирические единичности?
-- На что?
-- Гегель. Георг Вильгельм Фридрих. Гео - земля. Это его термин. Конкретное (con... + ...crescere) - сращение, переплетение, смешивание. Есть некая слитность, связность, континуальность, не-дискретность. Континуальное переплетение атомарных фактов, создающее, обратите внимание на иронию!, опять же, дискретную сущность, изолированное монобытие, однобытие.
-- А почему вы противопоставляете интуицию и изолированные факты? - на одном дыхании спросил Прохожий. - Возможна ли интуиция без предварительного знания? Без как вы сказали? - атомарного факта?
-- Ах да, я забыл, вам же уже промыли мозги, стерилизовали, кастрировали...
-- Мне?!
-- Да ну не вам только, а вашему поколению. Нова гэнэрация, як кажуть эти нечистоплотные твердолобые индивиды по телеящику. Вы смОтрите ящик-шоу? "Человек-ящик" равноэквивалентный и изоморфный великому чеховскому "человеку в футляре". Футлярная антиидеология "человек-ящик-футляр". Футляр для очков - очки мира, набравшего ноль очков в войне с Магогом за первенство в идеологической диссоциации.
-- Простите, мы про интуицию...
-- А, да, извините. Так вот, вопрос вы поставили фактически следующим образом: как развивается и функционирует наше высшее, научное мышление - сначала выдвигается гипотеза, ведущая к открытию тех самых атомарных фактов, или наоборот - атомарные факты, сливаясь в континуальный инфо-поток, с необходимостью ведут к образованию гипотезы?
 Старичок хлебнул пива, стряхнул со стола крошки, опять хлебнул пива и продолжил.
-- Если предположить, что гипотеза первична, а факт вторичен, мы становимся на путь религии. Религия есть антитеза науки. Ибо настоящая наука требует демаркации научного знания от иррационально-божественного. По некоторым определениям, мы можем считать знание научным лишь тогда, когда его можно фальсифицировать, то есть, опровергнуть. То есть, гипотеза научна, когда антигипотеза тоже научна. Это, безусловно, есть индуктивное определение и, на первый взгляд, весьма запутанное. Но не в этом дело. Часть людей полагает, что интуитивная априорная гипотеза есть абсолютная истина в первой и последней инстанциях, и верификация её излишня. Они утверждают, что матрицы, паттерны всех идей и актов познания отпечатаны в готовом виде на уровне некоего космического знания. Своего рода космической матрицы, универсальной для всех времён и конкретно-единичных индивидуумов в любой системе координат с любыми же координатами. Эти шаблоны-матрицы суть неизменяемые априорные категории, абсолютно определяющие любой последующий акт познания.
-- Но тогда у меня вопрос...
-- Конечно, нет. В Бога я не верю. По крайней мере, существенно сомневаюсь.
-- Но тогда...
-- А как это происходит, я как раз всю жизнь и пытаюсь понять. Потому мой тонкий метауровень, точнее, ментауровень, так пострадал. Далее, другая категория людей, среди которых, боюсь, оказались и вы, полагает, что за любой гипотезой стоит, по крайней мере, счётно-бесконечное множество фактов, имя которому Легион.
-- А разве это не так? - нервно заёрзал на стуле Прохожий.
-- А вам не кажется, что понятие "счётно-бесконечное", применённое к абсолютно конечному единично-человеческому существованию, по меньшей мере, спорно.
-- Но вы же, опять же, интуитивно, понимаете, что, поскольку временнЫх интервалов не менее чем счётное число, и каждому из них соответствует строго уникальное состояние материи и, как следствие, человеческих психофизических мгновенных состояний, то и этих состояний, соответственно, тоже не менее, чем счётное число. И тогда уже не имеет смысла говорить о конечности числа возможных фактов человеческого бытия. Мы выходим на континуум, из которого и рождается гипотеза.
 Старичок потупил взгляд, вздохнул и допил первую бутылку. Затем он открыл вторую и, выковыряв из пробки резиновую прокладку, задумчиво положил её себе в рот и разжевал. Сплюнув резиновую кашицу на пол и запив пивом, он произнес:
-- Молодой мой друг. Ваша наибольшая ошибка, да и ошибка всего нынешнего и предыдущего эона - то, что вы уже занимаете некоторую позицию. Это бесконечно ограничивает ваши когнитивные возможности, так как, как вы сами заметили, фактов и возможностей не менее, чем счётное число. Вы же выбираете среди них один факт и одну возможность. Например, откуда вы знаете, что временнЫх интервалов не менее чем счётное число на любом конечном отрезке бытия. Неужели вы постигли природу времени? Вы можете мне сказать, что такое время, и существует ли оно ещё где-бы то ни было, кроме как в вашем воображении? А может быть, время - это не более чем априорная гипотеза, существование которой вы мыслите лишь как эпифеномен фактов. Что такое время? Всего лишь модификация древнеиндийского слова «вартман»? Докажите мне, что время существует, ибо иначе о чем мы говорим? О чем говорите вы, о чем я говорю? Может, мы говорим о разных вещах, являющихся бесконечно слабыми отголосками реальности, или не являющихся таковыми вообще?
-- Время?... существует?... - в явном замешательстве забормотал Прохожий. - Ну это же, вроде, ясно...
-- Как ясно? Интуитивно?
-- Нууу, ... да, скажем так.
-- А откуда же у вас интуитивное знание о существовании времени и его природы? Уж не "априорное" ли это знание? - хитро прищурился Старичок.
-- Ну, надо же на что-то опереться, - теряя почву под ногами процедил Прохожий.
-- А на что? А как же априорность факта и апостериорность гипотезы, то есть, вашей уверенности, точной теории?
-- Ощущения, иннервации ганглиозных узлов, электромагнитное поле мозга...
-- Откуда же у вас такая несокрушимая уверенность в существовании всего этого. Не сон ли всё это? Существует ли субъект этих ощущений, существуют ли они сами?
-- А как же тогда...
-- Я могу изложить свою точку зрения, но для этого должен потребовать от вас одну бесконечно сложную вещь: не занимайте никакой позиции, будьте как абсолютный вакуум, даже без виртуальных частиц. Слушайте и не запоминайте, запоминайте и не слушайте! Перережьте пуповину, связывающую вас с миром ощущений и суждений. Не представляйте себе ничего, размышляйте на бесконечном чёрном фоне, закрыв глаза. Закройте глаза!
 Прохожий с готовностью закрыл глаза и попытался представить себе космическое пространство, лишённое звёзд. Однако, на фоне этого пространства постоянно возникали какие-то картины - то бородатое лицо старичка, то конспект по политологии в виде ксерокса, то фигура ангела-девы, парящей на ослепительно белых крыльях, то несущийся с сокрушительной скоростью в небытие поезд.
-- Итак, как вы верно думали до моего появления, имеет место перманентная дихотомия Физис\Психе. Единственное, что пока с точностью можно утверждать, это то, что такая дихотомия действительно существует: есть люди, полагающие Физис как сущность, а Психе как явление. Помните - явление существенно, сущность является? Иммануил - "бог с нами". И нарекут ему имя Иммнану-эль, "С Нами Бог". Так вот, вопрос, на первый взгляд, в выборе базиса - логическая альтернатива tertium non datur: либо материя есть пратип психеи, либо наоборот. Я же не вижу причин для контрапозиции и предлагаю ввести ещё одну виртуальную возможность: не делать никакого выбора вообще! То есть я не предлагаю теорию, я предлагаю своего рода антитеорию, даже просто принцип, основанный на рациональном "не-ведении". Я попросту не знаю, как обстоят дела в реальности. Своего рода акаузальный объединяющий принцип. Отбросим научный подход - учёные слепы, как кроты, роющие нору наощупь. Проследим возможные пути рождения гипотезы. Примем за исходное ваше предположение о том, что гипотеза - не более чем с необходимостью вытекающее из неоспоримого давления неоспоримых фактов обобщение этих же фактов. То есть, в гипотезе нет ничего живого, она есть следствие, эписущность, даже не сущность вообще, не-бытие, химера, фикция. Вспомните, как вы обычно представляете себе произвольное множество! Но задумайтесь, почему мы вообще что-либо обобщаем? Ну, допустим, существуют некие факты, некие моно-знания. Но что заставляет нас обобщить их? Почему мы не оставляем их в виде суспензии нейронов памяти. Кто или что требует свести всё под общую закономерность? Аллюзии на какие-бы то ни было чисто физиологические процессы, сложившиеся, якобы, в ходе эволюции и законов физики, очевидно, несостоятельны, ибо ничего не объясняют, а только переобозначают понятия, не изменяя базис, а лишь предлагая коллинеарные вектор-понятия, причем ревизия дальше номиналистики не идёт. Феномен при этом остаётся той же самой "вещью в себе", черным ящиком, загадкой. Слова "закон физики" - это такая же фишка, как слово "гипотеза" - бессмысленный набор языковых единиц, фонем. Причем слова "фишка", "набор", "фонема" также гносеологически бессмысленны, ибо предельно абстрактны, то есть, опять же, лишены бытия, эфемерны, онтологически пусты. Под "законом физики" мы привычно понимаем некую бихевиористическую S-R-функциональную конструкцию. Но, поскольку природа вещества и поля нам совершенно неизвестна, то нет никаких оснований утверждать, происходит ли действие химеры, называемой нами "законами физики", случайно, либо закономерно, либо случайно-закономерно. На любую истеричную попытку ответить "так заведено испокон века, потому что так заведено" мы обязаны агрессивно выставлять отвержение с помощью супервопроса: КЕМ? А также "почему именно так?". Оба вопроса представляются абсолютно взаимосвязанными, то есть, линейно зависимыми. Идея случая, столь рьяно и беспардонно исповедуемая в современном мире на фоне предположения о тотальной взаимосвязи всего сущего, в корне ущербна по одному весьма простому и в высшей степени логичному доводу. Пусть то, что электрон вращается вокруг ядра (мы оставляем в стороне дискуссию о том, что "электрон" и "ядро" суть вполне понятия чистого разума, во всяком случае, вполне могут быть таковыми), есть случайность, случайно сложившаяся случайным образом с момента случайного гипотетического сотворения мира. Пусть всё в этом явлении состоит из сплошных ляпсусов природы и невероятных случайностей. Тогда возникает справедливый и своевременный вопрос: почему же этот "порядок", заведенный "испокон века", не нарушается какими-нибудь внешними (или внутренними, или вообще беспричинными) случайными событиями? Если же и закономерность, состоящая в последовательном, стандартном и непрерывном повторении случайностей, есть также случайность, то логически мы оказываемся безупречными и свободными от каких бы то ни было дальнейших вопросов. Иными словами, мы решительно и принципиально не сможем найти никакого противоречия в идее случайности. По одной простой причине: идея случайности (в отсутствии, как видим, верификационных свидетельств) становится собственно ИДЕЕЙ в чисто платоновском смысле, и, как ИДЕЯ, является неуязвимой, даже если будет содержать явные логические контрадикции. И тогда ущербность ИДЕИ случая заключается именно в том, что она при формальной безупречности является "не-более-чем" идеей, фикцией, химерой, математической точкой, бесполезной, бесплодной, фригидной не-сущностью. Другая возможность - идея априорной закономерности - находится в непосредственной близости от божества, так как проповедует изначально установленный порядок, являющийся прaобразом всех остальных порядков и беспорядков. Вспомните аксиоматику Пеано: существует число 1, не следующее ни за каким числом. Сия теория существования хост-компьютера, пратипа, первобытия, до которого решительно не существовало никакого бытия и небытия, также абсолютно свободна от внутренних и внешних противоречий, ибо наивно-сенсуалистический вопрос «а откуда же взялся хост-тип?» наталкивается на совершенно справедливый отпор в виде контрвопроса о том, знаем ли мы, как вообще возникают некие изначальные вещи, и возникают ли они вообще. Ведь сами же сторонники априорности факта заявляют, что Вселенная существовала всегда, а на вопрос, что же было до сингулярности и кто создал частицу-монстр, из которой произошла Вселенная, отвечать наотрез отказываются, взамен этого придумывая и инфляционно раздувая бесполезные линейно зависимые теории. Если предположить существование хост-сущности, то мы снова оказываемся непротиворечивыми и логически безупречными. Тогда любые апелляции к аристотелевой логике несостоятельны, ибо она есть концентрация, одобренная с помощью согласия многих, человеческих впечатлений о функционировании разума и человеческих же наблюдений о фактах бытия. Всё это не имеет никакой силы в присутствии хост-сущности, так как ни логики, ни законов физики в реальности не существует. Они есть "лишь", "не-более-чем". Они всего-навсего наша отчаянная надежда на некий порядок, противостоящий первичному хаосу. Действительно, нет никакой уверенности в существовании, например, неоспоримого закона сохранения энергии. Жрец науки, то есть, индивид, жрущий за счёт науки, создаёт некие физические понятия, некий язык, с помощью которого эти понятия пытается связать - математику, видит перед собой ничтожную часть мироздания, и при этом пытается утверждать, что его паллиатив, пародия на закон, по сути, выдуманная закономерность, будет работать всегда и везде. Человеку несравненно удобней так думать. Нам хорошо известно, что эн-кратное подтверждение (эн - любое натуральное число) некой теории никогда не является её доказательством, а "всего лишь" служит свидетельством пока-непротиворечивости. Посему, то, что тот же, например, закон сохранения энергии пока с (большей или меньшей!) очевидностью выполняется в ограниченной области пространства и времени, в которой находится самый неточный в мире прибор - человеческий мозг, ещё не служит поводом для окончательного утверждения какого-либо "закона сохранения", и пока что сей закон, и любой другой, остаётся лишь сказкой, красивым мифом, скрашивающим кое-как наше абсолютное бессилие перед гипотетической хост-сущностью. Средний же ученый настойчиво претендует на абсолютную истину, ожесточенно встречая любые намеки на свою неполную объективность или излишнюю самонадеянность. И это в то время, когда Курт, мой старый знакомый, ещё в 1931 году доказал неполноту любой аксиоматической системы с любым количеством аксиом произвольной природы. Отсюда следует одно крайне важное положение: любая наука, претендующая на связь с окружающей действительностью, оказывается, на самом деле, разновидностью религии, ибо принципиально не может быть доказана во всей полноте. Тогда она становится личной верой её создателя, а псевдотермин "научность" - паролем на сайт религиозных адептов-фанатов. Врожденная и столь же отчаянная надежда на существование ещё где-либо, кроме как в Ментале, "объективных" закономерностей, разумеется, не приводит к их реальному существованию во внепсихическом гиперпространстве, так же как помысленный образ денег или Града Господня не приводит к их реальному появлению. Это верно тем более, что любой человек внутри исповедываемой им веры-науки, исследует вовсе не сущность, а лишь явление, c`est a dirе, не реальные вещи, а лишь отражение неизвестно чего в нашем сознании. В таких условиях любой научный спор утрачивает предметный характер и становится диалогом о явлениях речи, модуляциях голоса, а в лучшем случае - о запредельных, божественных явлениях. Посему, любые попытки провести демаркационную линию между научным и ненаучным знанием заведомо гротескны и бесперспективны.
 Прохожий сиротливо прилег на два стула, на одном из которых было разлито пиво, скрутился в эмбриональную позу и подложил руки под голову. Он не открывал глаз уже много минут и находился в полусонном гипнотическом состоянии. Он уже давно отключил сознание и воспринимал слова старичка на совершенно неизвестном уровне, выходившем за рамки привычных восприятий.
-- Единственное, что я могу предложить в этой ситуации, - продолжил старичок, - это некое подобие "теории резонанса". Как образовывается гипотеза? Будем отталкиваться от двух предположений:
1) Каждый факт может повториться.
2) Два похожих факта образуют закономерность.
Уж, как сие заложено в человеке - не знаю, но только запуск резонирующего механизма может быть таковым. Отпечаток примарного опыта-факта остается навсегда, если он сколь-нибудь значителен для человека и человечества. При повторении этого факта или его подфакта (здесь я не исключаю случаи криптомнезии) наш высший разум проводит аналогию между двумя фактами, и между ними образуется более-менее прочная связь. По сути, сия связь и есть прототип гипотезы. Вопрос заключается лишь в том, насколько быстро данный индивид сумеет обнаружить, или хотя бы заподозрить связь между двумя фактами. Назовём гипотезой не несколько формул и фраз на бумаге, а способность мозга улавливать и устанавливать закономерности между аналогичными атомарными фактами, скорость этой способности. Будем также называть гипотезу интуицией! И теперь я возвращаюсь к вашему вопросу о первичности\вторичности. Нам крайне тяжело предположить, что гипотеза является первичной, то есть сначала возникает сама идея взаимосвязи, а лишь затем сама взаимосвязь, ибо ещё трудней представить возникновение каких-либо предположений в отсутствие сколь угодно малой опытной базы. Но и факты никогда не объединялись бы в явления, не будь у индивида замечательной способности группировать схожее, не оставляя его в виде хаотической взвеси. Посему, я считаю, что рассматривать интуицию или факты в виде первичной или вторичной сущности, философски некорректно, поскольку в пользу обеих теорий можно привести много доводов и контрдоводов. Интуиция, и теперь я непосредственно отвечаю на ваш вопрос, может существовать в отсутствие фактов, как сама виртуальная возможность объединения гомологичных фактов. Это сверхинтуиция, космическая интуиция, божественная интуиция. Ей обладает утка, знающая безо всякого опыта, где находятся тёплые края, куда она улетает ежегодно. Её знание есть сверхзнание, супер-знание, знание, лишенное под собой всякой подоплеки. Её знание есть возможность поведения, которая запускается при встрече с атомарными фактами. В этом смысле гипотеза, интуиция, безусловно, первичны. Но что запускает эту гипотезу? Именно примитивные, неразложимые факты бытия. Только наступление осени, соответствующая температура, изменившийся вид привычной местности, поведение собратьев способны запустить в утке хост-механизм, что возмутит в ней резонанс и заставит предположить необходимость соответствующих действий, что уже есть гипотеза, или утиная интуиция, если хотите, - старичок грустно усмехнулся. - В этом смысле факты, конечно, первичны. А вообще приоритеты фактов и гипотез лежат в разных плоскостях, и любые споры по этому поводу заведомо есть схоластические упражнения.
 Прохожий тяжело привстал и налил себе пива. Блуждающий рассеянный взгляд старичка путешествовал по засиженному мухами и тараканами потолку заведения. Закапал небольшой моросящий предупредительный дождик. Духота стала невыносимой. Это было одной из причин того, что у Прохожего разболелась голова. Второй причиной было несвежее пиво, которое, к тому же, было щедро разбавлено какой-то дрянью собственноручно тётей Любой. Он извлек из заднего кармана джинсов почерневшую таблетку анальгина, которую всегда носил с собой на такой случай, проглотил её и обильно запил пивом.
-- Те руины духовности, которые вы можете (или не можете) сегодня наблюдать, - продолжил старичок, - прямое следствие эпохальной, глобальной, катастрофической утраты веры в чудо, веры в бога-в-себе. Мы живем в наркотическом сне, генерируемом СМИ, общественным мнением и нашим невротическим сознанием. Апокалиптический кошмар и смерть за иллюзорный рай - вот, какова цена нашего теперешнего относительного благополучия. Я не говорю о вашем поколении. Но уже новое поколение - полностью дети своей бездушной интернет-эпохи. Вы знаете, какую рекламу я недавно видел на фасаде огромного гипермаркета? Огромный же черный "Мерседес" 600-SL, ну, тот, что с удлинённой базой, и подпись под ним: "Признак сильной личности"! Вы понимаете, что это значит? Это значит, что вашим детишкам с первого дня будут вбивать в голову, что если у них не "Мерседес" или вообще нет машины, то они не личности, слабенькие создания, дерьмо, то есть. Так что покупайте скорее "Мерседес", голубчик вы мой, - саркастически скривился старичок, и его лицо сделалось бордовым от злости.
 Красивый светло-коричневый таракан бодро пересёк стол. Старичок вынул из кармана две бельевых прищепки. Первую он прищепил к кончику носа, а вторую - на концы первой, так, что давление на нос, производимое первой прищепкой, уменьшилось. Он поводил рукой с прищепками по носу и посжимал их большим и средним пальцами правой руки.
-- Знаете, почему я люблю так делать? - неожиданно жалко и убого спросил старик, низко опустив голову. - Они-то хоть действуют, наделены какой-то, пусть ничтожной, субстанциальностью. Я же не живу. Я мёртв. Они действуют. Они имеют определённое давление, цвет, форму. Я мёртв, аморфен, бесцветен, обесцвечен. Полное аффективное отупение. Бесцветность, пустота, мертвячина. Ветер в черепе, обледенелое сердце из морозильной морговской камеры. Трупы, кругом разлагающиеся трупы, куски гнили, гной, разбрызганный по стенам, испражнения зловонных мертвецов, переломанные черепы. Трупиа гороховы, знаете? Иже ако с нами. Мертвец всё терпит, всех любит, всех обдаёт гноем любви. Необычно, правда? Ха! Вот и я же мы же что же! А как же! Мы же ж куда же ж? Откуда ж мы же ж что же ж? А какие же ещё спекулятивные субмодальности могут прийти в череп, сидя в этом гнилостном заведении по колено в крови? Вы видите кровь? Она повсюду. Всюду по. Я хочу умыться ей, плавать в ней, пить её, кровь миллиардов жертв! - старик императорским жестом указал на пол и лицо его стало густо красного цвета. - Моя онтологическая неуверенность неудержимо толкает меня к этому, толкает убивать, вскрывать вены, распарывать и выпускать кишки, чтобы напиться крови, сладковатой тёплой крови, крови живого человеческого ничтожного существа! Крошить и разбивать вдребезги плоть, терроризировать гениталии усопших, насиловать их, жрать их прямо с червями, купаться в них, дышать безудержной трупной могильной вонью, изваляться в ней, взять дыхание мертвеца! Я - это он! Мой гид в страну ужасов и абсурда. Врач сказал мне, что это признаки неостановимого и необратимого органического заболевания, на уровне позвоночника, хорды и спинного мозга, архе-болезнь, древняя, архедревняя, как смерть и жизнь. Да, я живу, усопший. Я не в состоянии. Ощутить реальность. Я распался. Неудержимый обвал, дисперсия, энтропия. Архе. Древняя, как. Меня ничто не может тронуть, хоть вы прямо сейчас сдохнете, хоть здесь прямо сейчас сдохну я. Я хочу переживать себя как реальность, но я её не вижу, я ослеп! - старик сделал пустые глаза и завертел головой, изображая растерянность слепого. - Мы все ослепли!! - заорал он и вылил пиво себе на голову. - Вот, смотрите, ослепли! - он заколошматил себя бутылкой по голове - Я! Мокрый и больной, я есть экзистенция, квазимодальность, апокатастасис, катарсис, beer-на-голову-выливасис, аксис, лупус, алюмосиликасис, саспенс и мистресс, Чюрлёнис и Марчюлёнис, Чюрленявичус и Варчюляничус. Чус-чус. Всё время чус-чус: чуства бытия - что мне не хватает. Что в наличии? Аз - начнем с азов. Аз есмь в чину учимых и учащих мя требую - П-I. Я болею, мне плохо, я в тупике, в ловушке, я, жалкая человеческая единица, не вижу никакого выхода, я trapped in a corner. Корнер-кернер, звучит-то как! Меня сжирает болезнь, как рак, методично поедает поедом, клетка за клеткой, я в клетке, я верещу, рву её зубами, но меня никто не слышит, вокруг меня пустота, темнота и тишина, и только дикие звери и трупы-призраки прошлого ходят водят хороводы вокруг моего истерзанного организма, тянут, тянут, тянут, тянут, тянут, тянут,... Она убивает меня, жизнь разжижает у живого желовека, жизнь жабирает, жаба! Я в аду, я горю в аду! Мой персональный Судный День. И в этом не повезло, я снова одинок! Я избран, я всевышен, чтобы быть избранным. Тени, кругом эти тени, чувствуете?! Я слышу глас божий, боже, как мне плохо! Чюрлёнис и Чюрленявичус, услышьте меня! Услышьтеменявичус! Я с вами, я сам. Это голос! Голос из темноты. Темнота и тишина. Кто это? Неужели я сошёл с ума??? - старик разразился ужасными рыданиями. Слёзы ручьями лились из его улыбающихся глаз, кулаки сжались, лицо выражало неподдающееся описанию страдание. - Нет, я не хочу!!! Господи!! Но я должен, бери меня к себе, я избран. Я Чюрлёнис, я третье животное Откровения, второй светильник и последний мудак! Я труп, гниющее отродье, спаун. Одни выделения, ничего кроме выделений, зловонных испарений, отходов, отбросов, фабричного вторсырья, утиля, я прошёл сквозь время, я вневременной, Чюрлёнис, диттоспэйс, катаспэйс, скролл оф таун портал, секс-гэллерис-портал, портал-бормотал, я бормотал, бормо-бормотал. Я всё ещё есть? Я себя не вижу, я исчез, господи, господи, спаси, где я, я здесь? Да, сын мой, здесь твоё тело, бренное, гадкое, паскудное, бля, тело. А душа, душа, господи, где? Far away, что в переводе с означает весьма, весьма далеко, сын мой. Вельми. Отче! Да, сын мой. Я нищ? Да, сын мой. Я слеп? Да, сын мой. Я греховен предстати пред очи Твоя? Yes, it, безусловно, is, сын мой.
 
 Когда-то давно, когда я был столь же молод, как и вы, я спросил у своего старенького деда, насколько хорошо он помнит своё детство, свою молодость, свою жизнь. Знаете, он низко опустил глаза, старчески вздохнул и ответил: "Как будто вчера это было...". Есть какая-то благостная связность между всем сущим. Связность порождает сущность, сущность порождает связность. С этим ничего нельзя поделать! Экзистенция! Бывает, окажешься в поле под открытым небом, любуешься, вбираешь в себя запахи трав, солнечный ветер, звуки, смотришь, смотришь на голубое небо, не понимаете? Вокруг стрекочут кузнечики, летают разноцветные бабочки-однодневки, перепёлки пррр тяжело поднимаются из клевера, черепахи плавают в заболоченных прудах и лужицах, обречённый седой старик выводит на выпас стадо коров, сопровождаемое радостным лаем молодой дворняги, рыбаки ловят евхаристическую рыбу, рыбаки ловят солнце, Солнце опускается медленно опускается за бальнеогрязевый санаторий имени, лягушки, лягушки напевают свой извечный мотив, хруст гальки под ногами ПРОХОЖЕГО, дождик, маленький дождик с тучкой, серая тучка, маленькая тучка, ребятня, ворующая кукурузу и помидоры на кооперативном поле, ребятня, ребятня, светлячки под водой, ласковой морской водой, волнолом, ломающий ласковые волны, жареные на свежем воздухе мидии, бычки, нанизанные на кукан, жёлтые мидии, пирс, облепленный мидиями, ребятнёй, солнцем, ветром, тёплым солнечным степным ветром, рыбой, ребятнёй, солнечной ребятнёй, влюблённые, беспамятно целующиеся в парке, заводы и портовые краны, чайки, парящие над зеркальной поверхностью евхаристического моря, стройки-новостройки, поднимающиеся из небытия ввысь, к солнцу, солнечному ветру и беззаботной ребятне, пенсионеры, с достоинством играющие в шахматы, многие в последний раз, футбольные фанаты, гудящие на Соборной площади, Сухой лиман, ловля рыбы запрещена - мягкий упрёк, одуванчики-одуванчики, подорожники, трамвай номер двадцать, одинокий, среди огромного камыша посреди дачных участков, где растёт айва, лук, чеснок, евхаристическая ребятня, Чюрлёнис и Марчюрлёнис, поворот электрички "Раздельная - ***" мимо Просёлочной улицы вдоль Самолётной через лесопосадку до Балковской, депо для товарняка, пропитанное маслом и евхаристическим солнцем, небом, орешник на Седьмом Километре, сидящие и щурящиеся на солнце старухи возле дворов, обсуждающие ПРОХОЖИХ, чайки, лодки, катера, парусники, Объездные Дороги, улицы, бесконечная паутина улиц, поля, посадки, васильки, поля, васильки, поля, переулки, железнодорожные станции, проходы, проёмы, тупики, старинные дома, графы, князья, мосты, именные дворцы, свет, яркий свет, освещающий ручьи, частные домики, посёлочные нивы, загоны, пьяных мужчин, ветром и запахом пьяных евхаристических детей, головастиков, извивающихся в лужах, сусликов, смешно выглядывающих из норок, лиманской грязи, и всегда поезда, вагоны-поезда, уезжающие в никуда, в никуда, в никуда, в ни... не понимаете? Ничего, когда-нибудь обязательно поймёте. А я буду тут, я всегда буду с вами, в вашей памяти.
-- Да, но...
-- А разве недостаточно, что мы сегодня с вами встретились? - спросил старик и вышел из бара.
 Прохожий взглянул в окно. Небо было чёрного цвета. Сверчки, сверчки трещали трещотки своих лапок духота. Дождик, полил дождик, ливанул дождь, давая, давая живительную, давая живительную прохладу, стройки-новостройки, прохладу для всей евхаристической ребятни, дорог, переулков, не понимаете?? Ничего, когда-нибудь... Обязательно... Когда-нибудь...


 ...




 Прохожий могучим усилием воли приподнялся со стула. Он расплатился за пиво и закуску, поблагодарил как всегда барменшу, и вывалился из бара. Кругом было черным-черно, мрак распространялся, казалось, на всё пространство, в каждый уголок, и не было пристанища для заблудших душ, что бродили триллионами по Галактике, туманностям, ячеистым структурам, замкнутым повсюду и не замыкающимся нигде, рассекая космические просторы плавниками, фосфоресцирующими руками и общезначимыми мыслями. Прохожий пошёл по улице Бреуса, затем свернул на Спартаковскую и зашёл на поездные пути, проходившие вдоль огромного завода, на которых лежало машинное масло, тишина, и лежала, безумным отчаянным взглядом пронзая Космос, отрезанная кошачья голова. Прохожий пошёл по шпалам, точнее, по тому месту, где они, по его предположению, размещались. Он передвигался очень медленно из-за абсолютной мглы, из-за наличия в кровеносной системе в избыточном количестве продукции пивзавода "Черномор", и из-за общей усталости. Он часто спотыкался о битый кирпич и падал в масляные лужи, на мокрую траву и муравьиные норки. Шаг за шагом он приближался к Городу, в темноте, хрустя тёплой галькой и улитками, ботинками и улитками, песком и окатышами. Заводы, отдыхающие заводы, несчастные заводы поднимались вокруг него, скрывая мрак, скрывая последние проблески света. Прохожий возвращался Домой. Поскальзываясь. На рельсах. Поскальзываясь. На травах. Спотыкаясь. На камнях и холмиках. Проваливаясь. В овраги. Прохладные овраги, замаскированные травой и промокшим картоном. Напевая. Мотив первой песни альбома 1999 года группы "Dark". Анализируя. Что? Переживая. Неизбывный мотив бродяжничества, мотив неуничтожимого, ибо живущего в душе, странника в обносках, с котомкой и ломтем хлеба. Соскребая. Прилипший к туфлям собачий помёт полужидкой консистенции светло-коричневого цвета и резкого характерного тошнотворного запаха. Улыбаясь. Зачем-то улыбаясь в пустоту. Планируя. Маршрут перемещения в двумерном многообразии, позволяющий достичь исходной точки отправления. Ощущая. Лёгкое и приятное давление на затылочную область, спокойствие и запах собачьего помёта, прилипшего к туфлям в районе барельефной надписи, обозначающей размер обуви. Жалея. Ни о чем не жалея. Выковыривая. Остатки копчёной рыбы из полугнилых зубов. Когда-нибудь. Обязательно. Оценивая. Свою значимость, а также право занятия территории и потребления энергетического потенциала универсуума. Отгоняя. Мысли о конечных судьбах мира и тщетности бытия произвольной сущности. Отождествляя. По ошибке позднюю ночь и раннее утро. Напевая. Мотив второй песни альбома 1999 года группы "Dark". Порицая. Качество пива. Сверкая. Небольшой дыркой на старой поношенной белой футболке. Вздыхая. Тяжело вздыхая. Вдыхая. Легко вдыхая. Торопясь. Суетливо торопясь попасть в родные стены, в которых абсолютно чужой от начала и до конца, чужой, чуждый, отчуждённый. Невоплощённый. Развоплощённый. Бесконечно не родной, не свой, враждебный. Прохожий. Проходящий мимо. Ходящий кругами, кругоход. Ходящий дворами-ворами, ходящий ногами, бегами, берегами, лугами. Изгоняя. Будучи изгоем. Всегда изгоняя. Поправляя. Расположение пениса, обеспечивая дислокацию его и правого яичка в правой штанине, а левого яичка - в левой штанине. Спрашивая. Спрашивая себя, о чем она не успела спросить. Путешествуя. Вместе с Амундсеном-Скоттом, Поярковым-Хабаровым-Дежневым, Моисеем, Беднягой Агасфером, Христофором Любопытным, Лягушкой-Путешественницей, Круговоротом Воды в Природе, Водоворотом Воды в Народе, Мордоворотом Мечты в Походе, Коловоротом Руды в Породе, Бедоворотом Беды в Погоде, на сходе и на заходе, на заходе и на восходе. Притворяясь. Сильным человеком, уверенно сотрясающим воздух величественной поступью Гулливера. Являясь. Хрупким и слабым созданием, вздрагивающим при малейшем постороннем шуме. Притворяясь. Слабым человеком, боящимся всего на свете. Являясь. Харизмой, валуном, харизмой валунов, мудрым старцем, ламой-далайламой, Граалем, Чюрлёнисом и Марчюлёнисом. Притворяясь. Отвратительным Субъектом-Всеволителем, Вершителем, Ворошителем, Потрошителем. Являясь. Никчемной козявкой, беспорядочно бегающей по шаровой поверхности с площадью четыре пи эр квадрат, где эр примерно, с учётом эллипсовидности, равно шесть тысяч триста восемьдесят километров, а пи - три запятая четырнадцать сто пятьдесят девять двадцать шесть пятьдесят три пятьсот восемьдесят девять семьсот девяносто три четыре пять девять ноль. Провоцируя. Всех местных маньяков, психически неуравновешенных, уголовников-соматотоников, голодных псов, бомжей, акцентуированных, раздражённых и утомлённых машинистов. Желая. Поскорее проткнуть огромной цыганской иглой огромные волдыри на пятках. Дыша. Жуткой спиртовой настойкой на рыбе и орешках "Америкэн Пинатс". Получая. Взамен чистый кислород. Оставаясь. Верным своим основным принципам. Сохраняя. Храня в памяти весь индивидуальный опыт, интеллектуальный, пусть и небольшой, багаж, психологические пожитки, убогенький человеческий скарб, мешочек переживаний, злобы и редких, мимолётных радостей. Повторяя. Беспрестанно повторяя про себя лингвистический ряд "Признак сильной личности". Чувствуя. Лёгкую тошноту, миграцию, вопреки задуманному, пениса из правой штанины в левую при сохранности правого яичка в правой. Имея. В кармане шесть гривен (две по две и две по одной) тридцать копеек (двадцать пять медной монетой и пять серебром, обе 1992 года выпуска). Надеясь. Обладать надеждой. Пребывая.
 Возле чернейшей дыры в стене всё того же, казалось, никогда не закончащегося завода, Прохожий десятым чувством разглядел два каких-то силуэта. Он замедлил шаг. Он притормозил. Он снизил скорость. Силуэты вырисовывались всё чётче. В черноте послышалось глухое ворчание и какой-то звук, похожий на человеческое бормотание. Прохожий окончательно приблизился к силуэтам, и наконец разглядел последних. Это был небольшой пожилой мужчина в рабочей одежде, испачканной мелом, тавотом, грязью и ещё бог знает чем, с несколько комичным лицом, и крупный безродный чёрный пёс, отдалённо напоминавший овчарку. Прохожий посвистел немного, и пёс приветливо замахал хвостом, вывалив при этом розовый язык.
-- Садись, мил человек, отдохни, - сказал мужичок. - Издалека идёшь?
-- Дааа... нет, я бы не сказал.
 Прохожий присел между псом и незнакомцем прямо в большую масляную лужу, облокотился на облущенную стену, куском стекла на земле поцарапал руку и уставился в чёрную чернь. Пёс мило лизнул Прохожего в лицо и часто задышал. Его довольно пушистый хвост радостно замельтешил по стенке, сбивая с неё влажную штукатурку прямо на руку Прохожему. Порезанную стеклом. Они сидели. Сидели втроём. Сидели рядом. Расположение: если смотреть на фасад завода, то слева направо - мужичок, Прохожий, Чёрный Пёс. Если смотреть изнутри шестого цеха завода имени Январского Восстания, то слева направо - Чёрный Пёс, Прохожий, мужичок.
-- А я тута на башенном кране работаю, - доброжелательно, но достаточно безразлично, даже монологично, пьяненьким голосом проинформировал мужичок, и вокруг вновь воцарилось полнейшее безмолвие.
 В первом случае Крановщик находился слева, а во втором случае - справа от собакочеловеческого тандема Пёс-Прохожий. Вокруг трио кружили свои вальсы надоедливые комары, исполняя однообразную мелодию. Запах полыни. Издалека идёшь? И куда? На первый вопрос ответ отрицательный, на второй нет и не может быть ответа в принципе. Прохожий находился в масляной луже, а она находилась между Крановщиком и приветливой Собакой. Зафиксировав своё положение именно таким образом, плечом к плечу сидели три живых существа. Минуты и секунды. Чюрлёнис и Марчюлёнис. Движения? Они всегда сидели вместе. Мистическая сопричастность? Они всегда будут немыслимо далеки друг от друга. Сзади? Шестой цех завода имени Январского Восстания. Впереди? Зловещий забор Второго кладбища со зловещей и символической надписью "Платная стоянка". Гудок далёкого товарного состава? Они тихо и бессмысленно смотрят в разные стороны. Ночной мотылёк? Они встречались раньше. Встречались раньше? Конечно, нет. Касание мягкой собачьей шерсти? Войлочной, мягкой, тёплой шерсти. А наоборот? Касание тёплого, слабоватого человеческого предплечия. Шесть гривен? Да, и тридцать копеек. Надежда? У них всегда есть что-то высшее. Надежда?

From: Прохожий Чёрному Псу Subject: А много ли...
Психологическое состояние: приятная степень депрессии.

"А много ли, друг милый мой,
Во жизни сей печали?"

Re: Чёрный Пёс
Состояние здоровья: большой блохастый пёс

"Да, знаешь ли, ведь мы пока
Печали не встречали.

Хоть много боли в жизни сей
И много огорченья,
Мне не за что хулить судьбу
Иль попросить прощенья.

Живу я ладно, мне судьба
Пока являет милость.
Вот, знаешь, косточка мясна
Мне давеча приснилась."

Re: Крановщик Чёрному Псу и Прохожему
Доминирующее желание: желание выпить
Сила желания: неистощимая сила

"И я не жалуюсь совсем,
Ведь в этом мало толку.
Я лучше чёрный хлеб поем,
Да выпью втихомолку.

А так порядок, нормалёк.
Жена, вот, чтой-то снится...
Уж надо выкроить денёк -
Она сейчас в больнице.

Я двадцять долларiв послал
Ей в прошлую субботу.
Я проявлять всегда желал
О ней свою заботу."

From: Прохожий Subject: Зачем, скажи...
Эмоциональный статус: крайнее удивление
Исправность джинсов: неисправны - рваная дыра на левой ягодице

"Зачем, скажи же мне, отец,
Когда жена в больнице,
Свои гроши пропил вконец -
Могли бы пригодиться!...

Когда с тобой случилось так,
Что сильно опустился?
Ведь было детство у тебя,
Ведь трезвым ты родился!"

Re: Черный Пёс Прохожему
Вокальные характеристики: голосом резонёра
Динамика: мах лапой в сторону Крановщика

"Он пил всегда и будеть пить,
Ты зря теряешь время.
Ему так интересней жить -
Не так уж тяжко бремя.

Не обладаю я, как пёс,
Терзаньями сознанья."

Re: Крановщик
Физиологические процессы: отрыжка, непроизвольное мочеиспускание
Финансовое благополучие: банкрот

"Права собака. Снят вопрос.
И потому - М О Л Ч А Н Ь Е!"


 Молчанье вновь камнем зависло над трио. Дуэт плюс соло. Три соло? Энантиодромических?

 Есть какая-то... Не понимаете? Есть всегда. За этим следует возвращение, торжественный приём, всеобщее признание, нескончаемый поток, за которым не угнаться, за которым не угнаться никому. Мне. Уважение плечом к плечу, эмоциональная ценность, шум и веселье, мелькание самых разных цветов, самых разных, но всегда белых, одежд, смех и улыбки, рукопожатия, доброжелательность, обязательная взаимопомощь - неписанный закон, лица, исполненные наивности и надежды, красиво наряженные женщины, солидные, надёжно утвердившиеся и общепризнанные мужчины, безапелляционно произносящие с амвона истины в последней инстанции, ухоженные и одаренные всеми благами дети, прекрасные взаимоотношения, реклама прокладок в голубых тонах с крыльями, с крыльями райских птиц, щебечущих по евхаристическим евангелистическим лугам, красота и гармония, Чюрлёнис и Марчюлёнис.

 Но это всё после.

 Очень неблизко, далеко; далеко, насколько возможно, может, и никогда...

 А что сейчас?

 Три энантиодромических соло, разбегающихся под углом сто двадцать градусов, мокрый картон, прохладная дождевая вода под ногами, налипшая на нищенскую одежду, на стену завода, на рельсы. Шесть гривен тридцать копеек, запах степи, забытый проездной в правом от стойки углу пивбара. И связность. Порождающая сущность. И отрезанная кошачья голова. Лямку-то тянуть.

 Наконец Крановщик не удержался и рухнул в пьяном угаре в ту же лужу, в которой мирно сидел Прохожий.
-- Он наверно устал, - сделал предположение вслух Прохожий, глядя на самую тусклую звезду на небосводе. - Просто день был тяжёлый. Просто силы уже не те. Он отдохнёт, и завтра снова встанет и будет жить.
 Ошеломляющая тишина. Соло одинокого сверчка. Цвирк-цвирк, цвирк-цвирк. Издалека идёшь? И куда?
-- Да, наверно, так, - пожал плечами Пёс. - Есть какая-то... И потом, я тебе ещё и другое скажу. Понимаешь,


 28.05.2002