Что, нахрен, за чушь вот это вот? – Спросил пенопластовый человек, находясь в подвешенном состоянии и не понимая вокруг себя певчих птиц. – Я спрашиваю: что это, нахрен, за чушь?!
Он неимоверно сердился и тыкал пальцем в тьму угла, который стеснялся показать в себе обнаженную швабру. Пенопластовому человеку никто не ответил, все занимались своими делами и не хотели смотреть туда, куда пенопластовый человек тыкал пальцем. Тогда он сел и заплакал, размышляя над тем, что жизнь – треугольник. Все вдруг повскакивали со своих мест:
Какой, нахрен, треугольник? Спираль-спираль-спираль! – орали все и размахивали руками, показывая спираль.
Тогда пенопластовый человечец встрепенулся, перестал плакать и снова вонзил палец во тьму угла:
- А что же это тогда? Я вас спрашиваю: что же это, нахрен, тогда? – он неистовствовал от своей правоты, и от него отлетали шарики. – Это что? Это что?
Все посмотрели во тьму угла. Действительно: колесики! И они уразумели наконец, что мир – треугольник. Пенопластовый человечек почувствовал себя наконец-то не перекрашенным и от счастья он стал стеклянным, а наперед решил, что займется ключами.
И вот над миром движущейся мысли воцарился треугольник. И всех, кто показывал раньше спираль и носил по этому поводу ученую степень, считали отныне дураками и кидали в них фантики от жувачек. И все учебники по мирознанию переиздали и на обложках нарисовали треугольники. И вообще все с ума сошли с этими треугольниками. На тех, кто любил хотя бы квадраты сбрасывали еловые бомбы и бомбовые елки. Они обижались и уходись в кусты гостить в знак причастия. Во всех университетах хороших манер проповедовался минимализм углов, как основной этический закон, если ты не гомик. Чем больше углов – тем примитивнее. Круг, как бесконечноугольная конструкция утратил свой авторитет и тоже заплакал. На треугольных колесах тоже можно ездить. Можно носить сухомятки, а можно и не делать этого сначала и когда-нибудь.
А пенопластовый человечец видел все это и посмеивался в небольшую ладошку, помня, что никто, нахрен, иной, как он это открыл. Он, конечно, попробовал один раз сказать это, но ему не поверили и сказали:
- Не гони, нахрен, братец… Чушь, дескать, не гони..
И пенопластовый человечец после таких слов защитил кукурузную диссертацию по слову "дескать". А когда к нему подвалил тот Беломорканал, который сказал ему «Не гони», и потребовал кукурузную диссертацию себе, потому что это он придумал такое слово, то наш пенопластовый (а по совместительству еще и стеклянный человечец) ответил ему на это хорошо знакомыми словами:
- Не гони, нахрен, братец… Чушь, дескать, не гони..
И тот мудила пошел по своим делам поливать канавки и делать слюни. Он очень грустил и переживал по этому поводу, из-за чего забыл про треугольник, и его казнили за хулу на попечительстве у родителей. Все смеялись над его смертью, и он потом очень много про нее рассказывал.
А человечец защитил еще и туфельную диссертацию, когда сказал, что само слово диссертация означает, цитирую: «тотальное кормление каждого индивидуума халявненьким диссертом». И с тех пор не стало диссертаций, как научных преамбул, а стали диссертации по Пенопластовому человеку. Он даже улитке подарил.
И все стали смотреть. А он наоборот и перестал. Он был рад, что никто не знает, и все забыли тот факт, что это он, на самом деле открыл великую треугольность и запустил глобальную треугольнизацию. Он утонул.
Нахрен....