Второй азиатский дневник 1982 год 3

Дмитрий Петряков
ЧАСТЬ ВТОРАЯ

14 июля
Среда
Полновесный колесный перегон Пржевальск-Фрунзе с праздником живота по всей трассе.
Проснулся в страшной сырости в половине шестого. Солнце еще не встало. Разбудил Володю, Толик остался спать. Быстро собрался. Мы вышли с реки вместе, я и Владимир. Я – на автовокзал, Владимир – на ближайшую лесистую гору. По догоре удалось сесть в «Жигули», на котором я быстро добрался до центра, купил билет и решил прогуляться по городу Пржевальску. Замечательный город! Когда отправлял домой пиалы, спросил на почте, как тут с пропиской? Покупай дом, ответили мне. А дом тут стоит 20-25 тысяч. Погрузился в автобус и отчалил. Ехал по северному берегу через Ананьево и Чолпон-Ару. Толик говорил, что где-то на этом берегу затерялась дача генсека. Я искал глазами красочный указатель, но его не было. Зато я съел сегодня порций пять великолепного местного пломбира.
Во Фрунзе я оставил вещи в камере хранения и решил прогуляться по улицам города, по Советской, по Ленинской, по Киевской, по 50-летия Киргизской ССР. Везде пил разные напитки и ел разные кушанья. В конце концов остановился в парковой зоне возле автовокзала, выпил бутылку персикового сока и бутылку минеральной Ак-Суу.

15 июля
Четверг
Утром сел во Фрунзе на рейсовый автобус, выложил билетерше один-рубль-ноль-три-копейки и доехал в обществе русских казаков до Кара-Балта. В Кара-Балта направился в сторону гор, сел на «ЗИЛ», который завез меня в горы и оставил у так называемого «питьевого места» со скульптурой женщины, у которой был отломан нос. Сначала встретился «ЗИЛ» с пьяными русскими ребятами, только за рулем был киргиз Толик. Они дали мне горсть сухарей и укатили на перевал. Рядом остановился грузовик с солью. За рулем был бритый, как и я наголо, сибиряк, и с ним киргиз – какой-то чабанский раис. Они-то меня и взяли. Источник минеральной воды «Ак-суу» бьет из расселины в скале, к этой расселине подъезжают машины-водовозы и заправляются этой водой, потом эту воду разливают в бутылки, а затеи продают населению.
Около самого перевала Тюз-Ашуу (3586 м) есть источник с наихолоднейшей водой. Я пил из него. Этот источник открывается только на два самых жарких летних месяца. На другой стороне перевала я расстался с сибиряком и пошел дальше пешком. Вскоре я сел в «ЗИЛ», который вез асфальт для ремонта дороги в долине. На нем я проехал 40 км. В долине всюду чабанские юрты, табуны и отары. Сейчас сезон сдачи кумыса, но мне так и не удалось его попить. Высадился у катка и асфальтоукладчика. С гор задул сильный холодный ветер, и мне пришлось одеть тельник. Вскоре опять появился «ЗИЛ»ок с пьяными товарищами, которые угощали меня сухарями. Один из этих пьяных товарищей когда-то учился в школе милиции в Нымме в Таллине, родом он был из Новоизборска. Всем объясняю, куда и зачем еду, и все заинтересованно спрашивают, получу ли я за это деньги. Они вновь начали меня кормить, но на этот раз уже салом. После еды втиснулись все вчетвером в кабину и доехали до заправки. Бывший милиционер пытался закинуть мой рюкзак в кузов, промазал, рюкзак упал на дорогу, и у него отвалились две клепки. На заправке я пересел в полукрытый ГАЗ-53 с веселой компанией южных киргизов. Они возвращались из командировки, заготавливали сено. Вместе с водителем их было 14 человек. Вначале недоверие, вопросы и расспросы. Проехали перевал Ала-Бель (3184 м). На перевале шел дождь, снег и град. В Токтогуле поднялся сильнейший ветер. В кармане у меня лежало около 4 рублей мелочью. Отношение ко мне киргизов менялось к лучшему. Вечером созерцал величественную картину Токтогульского водохранилища. Проехали Кара-Куль и заночевали где-то под Таш-Кумыром. Спали под открытым небом в спальниках. Перед сном меня накормили. На всех особенно произвело впечатление моё умение «закайтырить» (кайтары) чай, которым я угостил всех попутчиков, и самое главное, что чай мой был зеленым.

16 июля
Пятница
Утром бодро, с шутками покатили дальше. Где-то в районе Куйганара позавтракали. Уже на территории Узбекистана. Первый раз этим летом попал в настоящую чайхану с зеленым чаем, лепешками и бабай-тахтой. Здесь меня накормили лагманом. Едем по Узбекистану: Андижан-Ленинск-Кува-Маргилан-Алтыарык.
В Алтыарыке остановились, чтобы сходить на базар. Вокруг меня стаями бегают маленькие ребятишки, видимо, очень я им интересен. Здесь и пообедали. Водитель пошутил, что возьмет с меня 30 рублей, но аксакалы тут же стали меня успокаивать, что не возьмет. В Риштане меня высадили. Сразу же рядом со мной по дороге покатили на велосипедах, мопедах и мотоциклах любопытные мальчишки. Я очень за них волновался, так как, концентрируя все свое внимание на мне, они забывали смотреть на дорогу, и их в любую минуту мог сбить встречный транспорт. Из Риштана послал домой открытку. На почте пришлось просить ручку у респектабельного узбека, так как свою я оставил экс-милиционеру из Нымме.
Из Риштана на машине-водовозе доехал до какого-то городка. Водитель сказал мне, что отсюда я могу легко добраться на автобусе до Коканда, он купил на базаре три дыни и подарил их мне. Я съел одну в первой же чайхане в обществе чайханщика и еще двух узбеков.
Потом я сел на автобус и за полтора рубля оказался в Коканде. В автобусе я сидел на предпоследнем сидении, а на последнем сидела группа девочек-узбечек. Очень ловкие девочки. Им удалось даже расстегнуть молнию на одном из карманов моего рюкзака. В Коканде мне так и не удалось задвинуть рюкзах в ячейку камеры хранения из-за упакованных в нем дынь. Так и пришлось ходить с ним по городу. В книжной лавке купил Записки Нгуен-цзы. В кармане сиротливо зазвенела последняя мелочь... Посмотрел Кокандскую мечеть. Она действующая, с караван-сараем для ходжей. Ходжи спят в тени и прохладе. Внутренний дворик был на реставрации, его мостили булыжником. Мастера работают очень медленно, с чувством, с толком, с расстановкой, попивая зеленый чай. Пиалы с чаем стояли тут же на булыжниках. Осмотрев мечеть, я отправился искать дорогу на Ленинабад. Все давали мне противоречивые советы. В Коканде, может быть в последний раз, я поел мороженое.
День закончился моим триумфальным приходом в Найманчайскую чайхану. Здесь меня радушно пригласили за свой стол узбеки-нефтяники. Один из них подарил мне ручку, которой я сейчас и пишу дневник. Мы напоили друг друга чаем. Они подарили мне лепешку. В мою честь они исполнили две красивые песни, пожелали мне счастливого пути и ушли купаться. Молодой чайханщик с золотыми фиксами принес плов и помидоры. Я познакомился с местным деятелем спорта, он пригласил переночевать у него. Познакомил меня со своей матерью, братьями, опять накормил, напоил чаем, разрезал арбуз, дыню, предложил водки в честь четырехлетия дочери. Стол накрывала исключительно гостеприимная жена. Сам он по образованию учитель английского языка, жена – историк. Спал на главной бабай-тахте, месте хозяина.

17 июля
Суббота
Проснулся с петухами. Хозяин дома в обнимку с сыном спал на соседней кровати. Сделал зарядку и помылся. Утром подали опять плов, лепешки, вишневое варенье и чай. Всё спокойно, обстоятельно и гостеприимно. Тронулся уже в десятом часу и по сложной системе окрестных дорог добрался до Ленинабадского тракта. Там очень долго рядом со мной на велосипеде ехал местный мальчик и никак не мог понять, что я не курю. Он всё клянчил и клянчил «сыгарэта». Тут, наконец, я сумел остановить «МАЗ» и добраться на нем до Кирово. Там прошел пешком пару километров за железнодорожный переезд и двинулся в сторону Ленинабада на другом «МАЗ»е-трейлере. Водитель был русским и совсем неразговорчивым, в своё время, как и я, тоже служил на флоте в Москве или где-то рядом со столицей. На его машине я въехал в Таджикистан. Остановившись в одном из кишлаков, водитель пошел покупать дыни. Купив одну, он спросил у продавца; «Это колхозные дыни? Кто бригадир? Дай одну дыню бесплатно!» Ему не дали. Тогда он прошел мимо машины с дынями и прихватил одну прямо из кузова. Высадил он меня не доезжая Ленинабада. Вдалеке в дымке голубело Кайракумское водохранилище. Я решил в нем выкупаться, постираться и переночевать на его берегах.
По дороге зашел к таджикам на чай, сказал, что я «ходжи», они заулыбались. Кажется, я немного научился шутить на азиатский манер. По крайней мере, на их реплики о следующей за мной жене и неимоверной тяжести моего рюкзака, я сказал, что, если бы у меня была жена, то я сам сел бы в рюкзак, а жена бы его и тащила.
До Кайракумского моря было еще километра четыре. И я, петляя среди сложной системы ирригационных сооружений, арыков и рисовых полей, наконец пришел к вязким и пустынным берегам Кайракума. Там я выстирал все, что только можно было выстирать, на унылом, каменисто-глинистом мелководьи. Вода тут нагрелась так, что даже вроде как и обжигала. Метрах в ста от берега на моторной лодке нес вахту рыбнадзор. Я пошел к ним по воде. Вода не доходида мне и до пояса. Приблизившись, я спросил у них, что это за база на берегу. Один из них, пожилой и с большим животом, типичный герой фильмов о южноозерных рыбаках, ответил, что это – турбаза. Я спросил, нельзя ли там переночевать. Он сказал, что не знает. Я рассказал ему, как попал сюда, на что он поппросил не компостировать ему мозги, подозрительно глядя на мой лысый череп (типа, зек). И предположил, что я, видимо, «заблудился», на что я ответил, что говорю всегда только чистую правду. С пожилым в лодке был еще и молодой парень, который плохо умел плавать, но залихватски нырял на мелководьи, и еще один молчаливый товарищ. Позже я поразил этого молодого парня, проплыв под водой метров двадцать. Он простоял все время моего заплыва в лодке с открытым ртом.
Часам к шести, когда уже почти высохла разложенная на камнях одежда, какая-то женщина попросила меня достать из воды уносимую ветром шляпу. Сама она боялась зайти в воду, уверяя, что видела в воде огромную черную змею, которая пару раз высовывала из воды голову, прямо, как Несси. Я сказал, что дружу со змеями. И спас ее шляпу. Отдыхающие ловят здесь рыбу и довольно большую, до полуметра длиной, правда, я не знаю, что это за рыба может быть. Часть улова отбирает рыбнадзор, часть им удается прятать и вечером ею лакомиться.
Я попросил переночевать на турбазе, и мне выделили место на открытой веранде, где раньше молодежь устраивала танцы. Потом правда хозяйка турбазы предложила перейти в пустующий домик. Но я, поблагодарив, отказался и мужественно принял вечером комариный натиск.

18 июля
Воскресенье
Утром у меня проявились признаки расстройства желудка (это, видимо, от обильной пищи в Найманчае). Но, невзирая ни на что, я сделал асаны, помылся под душем и покинул базу, простившись с хозяйкой. Всед мне неистово лаяли, скаля клыки, турбазовские сторожевые псы. Дойдя наконец до трассы, я почувствовал себя совсем плохо. Чуточку отдохнул в тени придорожных кустов, принял мумиё и полюбовался на желтые цветы придорожного хлопка. Оказываетя я находился совсем рядом со знаменитой Кыстакузской чайханой, у которой обычно собираются дальнобойщики. Пройдя еще километра три, я наконец до нее добрался и попросил чаю. На ветках над бабай-тахтами висело множество клеток и просто мешочков со щеглами. Один из щеглов зычно цокал и... это было приятно. Видимо все завсегдатаи этой чайханы имели одно и то же хобби: ловить, воспитывать и слушать щеглов. С чаем я съел половину жесткой лепешки. Тут я опять стал центром внимания: все цокали языками, как птицы, и спрашивали, нет ли у меня с собой пистолета, и как это я не боюсь ночью один шайтана. Потом один здоровый бугай с трехступеньчатой шеей угостил меня сладким виноградом, а один бабай – шурпой, заботливо накрошив в пиалу хлеба. Он «держал урозу» и понимающе на меня смотрел, видимо, чтил дервишей и ходжей (а я путешествовал в остроконечной войлочной шапке, похожей на дервишскую или на буденовку).
Из чайханы я уехал на «КамАЗ»е с Душанбинским русским водителем. Договорились, что он довезет меня до Ура-Тюбе, а там я уж доберусь как-нибудь. На ленинабадской развилке он сошел покушать. Но тут подкатили два туристических автобуса, и всюду моментально образовавлись длинные очереди. Водители «КамАЗ»ов (а их было два) купили себе и мне по бутылке лимонада. Я выпил подаренный лимонад через силу и понял, что моему желудку кранты. На заправке водители договорились с четырьмя узбеками, что довезут их и их четыре мешка с ковровыми дорожками за 80 рублей до Душанбе. Мне пришлось перелезть в пыльный кузов (в Канибадаме из кузова выгрузили картофель) и трястись в этом кузове всю дорогу. «Ну, что поедешь с нами дальше?» - спросил у меня в Ура-Тюбе водитель. Я утвердительно кивнул головой. На выезде остановились у чайханы, и узбеки стали готовить водителям угощение.
В Ура-Тюбе есть большая колхозная чайхана. Множество закутков, террас, аллей, водка – круглые сутки. Узбеки за три с половиной часа, потому что был занят казан, приготовили какое-то кушанье, напоминающее шурпу, а в сущности представляюшее гору тущеных овощей на плоском подносе, а сверху лежало 2,5 кг обжаренного мяса. Все это мы умяли на семерых, и тут я почувствовал, что с моим животом совсем дело дрянь. Совсем не есть тоже было нельзя, меня все время понукали: «Кющай!.. Кющай!..» Узбеки распили на четверых поллитру и стали рассуждать о смысле жизни: смысл жизни был в деньгах и умении наколоть ближнего. Они стали мне доказывать, что все ходжи были богатыми, потому что с их точки зрения и с точки зрения современности, без денег далеко не уедешь, стали напоминать почему-то, что Насреддин тоже был Ходжа.
В туалет я так и не сходил, постеснявшись спросить, где он находится, и вновь затрясся в пыльном кузове «КамАЗ»а в направлении крутых перевалов. Первый перевал на моем пути, кажется, был Шахристан (3378 м), мы преодолели его быстро и хорошо. Я любовался покрытыми арчой горами, зеленью и белизной снежных пиков. На спуске опять дал знать о себе отравленный жеклудок. Я постоянно мечтал об остановке, как о чудесном избавлении. Остановились, чтобы набрать воды. Вокруг россыпь серых камней, наверху сложенные из этих серых камней полтора дома, выше по ущелью речки еще один дом, женщина у дороги и дети на дороге, которые изредка выкрикивали: «Эй, рус! Спички есв?» Я огорчился за них и лишь попил холодной воды. Поехали дальше.
Водитель все думал, где бы лучше меня высадить. Предлагал в Айни, в Анзобе, но затем после тяжелого вздоха вез дальше. Реку Зеравшан мы переехали по трем подвесным мостам. Здесь совсем другие горы: угрюмые, голые, нависающие над дорогой, стремящиеся ввысь громады, образующие глубокие ущелья. Серый, коричневый, красноватый и черный камень вздыбился и застыл на неимоверной высоте. Через Анзобский перевал ехали ночью (3372 м). На небе сияли миллионы звезд, такие близкие, что кажется рукой бы достал. За 18 км до точки остановились отдохнуть и попить чаю. Я бегал по кустам и оправлялся. Потом выпил пару пиалущек чая и опять почувствовал себя плохо. Прямо под Большой медведицей упал за гору яркий метеорит, но я не успел загадать желание. Да и не хотел почему-то...
На Анзоб поднимались долго и трудно. Я сидел, скрючившись на тюках, и мечтал о том, когда же кончится этот бесконечный серпантин и раздражающий холод. На вершине перевала давала концерт труппа местных музыкантов. Звенели инструменты, пели певцы. Водитель остановил машину, залез на кузов и сказал: «Вот, Дима, это высота!» «Да-а-а..» - сказал я, держась руками за живот, и мы поехали дальше.
Я слез у самого Душанбе, у реки, откуда уже ходит автобус в город. Водитель все порывался дать мне пару рублей, но я отказался: «Деньги только несчастье приносят». Распрощался с водителем, сошел с дороги к кустам, кинул вещи и стал прочищать желудок. Желудок был полон непереваренным пловом, шурпой, мясом и овощами. Дрожа ослабевшим телом, я залез в спальник и заснул.